Обратный адрес - океан - 30

Поселок Скальный
4 марта


Спешу поделиться с тобой радостью! Сегодня у меня самый счастливый за многие годы день — я провела свой первый в жизни урок! Да-да! Не удивляйся! Но обо всем по порядку.
Как говорится, не было бы счастья, да несчастье помогло. Позавчера опять пошла я к скалам, к своему «талисману». Что-то меня туда тянет, притягивает. Встретился Синицын из политотдела. «Все тоскуете, — говорит, — Наталья Васильевна, на море ходите смотреть. А вы смотрите в другую сторону, на берег...»
Что ему было ответить? Не поймет ни один мужчина нашу женскую грусть-тоску. И потом, что же берег? Он любимым красен...
Неудачей был мой поход. Во-первых, к самому морю не пустили пограничники — очень вежливые, но совершенно непробиваемые ребята. Во-вторых, и это самое неприятное, на обратпом пути, буквально в полкилометре от дома, меня накрыла пурга. Знаешь, как у нас: то ничего-ничего — и туч нет, и небо светлое, а то как сыпанет — только держись. И откуда в одну минуту свалилось столько снега? Я задохнулась, ослепла, сразу очутилась в сплошном сугробе. Ветер был такой сильный, что хоть вались вперед — не упадешь. А я шла, шла через этот белый бурелом и думала только об одном — о Вовке, о том, что если со мной что-нибудь случится, то он останется один, совсем один. Страшно вспомнить, какая-то чепуха, какая-то глупость: в двух шагах от дома — и чувствую, что конец.
Сколько времени кружилась я в этой вьюге? Только бы не упасть, только бы не остановиться! Но я упала и, наверное, меня уже начало заваливать, потому что потом кто-то долго тормошил, отряхивал, оттирал, и я сама не знаю как — очутилась в машине. И не в какой-нибудь, а в вездеходе. Самое же удивительное было то, что в кабине сидели одни ребятишки. Кто-то протянул мне термос — я никогда в жизни не пила такой кофе! Кто-то подвинулся: «Садитесь на эту банку, здесь меньше трясет!» Представляешь, не на скамейку, а на банку! Свои, одним словом! Выяснилось: этих ребят отвозили в школу, но дорогу так завалило, что ехать дальше было совершен-но невозможно, и они вернулись. Господи, в этой железной коробке сидели совсем крохотные существа, птенцы. У мальчишек шапки сплошь в «крабах» — в отцовских регалиях. Мне сначала показалось, что ребята радуются неожиданному «подарку» — сорваны уроки. Но оказалось, нет, огорчены, потому что за учебный год таких пропусков набралось чуть ли не на целые каникулы.
Весь день я только об этом и думала, только и слышала озябшие голоса ребят, видела их серые, скорченные фигурки, подрагивающие в холодной коробке вездехода. По-моему, изо всех существующих на земле профессий есть только две, особенно остро пробуждающие в человеке чувство долга, — это профессии врача и педагога. И я решила идти в политотдел. По праву учительницы. Мне и нужны-то были всего-навсего комната и пять столов. И ты знаешь, о чем я подумала, когда мне разрешили собрать ребят? Я попросила небо, чтобы как можно дольше не кончалась пурга! Мне нужен был свой, понимаешь ли ты, свой класс!
Нам отвели комнату рядом с вещевым складом. Как я обрадовалась этим узким окошкам, с которых тут же были сняты складские решетки! Через три часа — тут уж твой флот отличился, выделил матросов — комнату, в которой все еще пахло нафталином, было не узнать. Свежевымытые, выскобленные полы, пять канцелярских столов, как сказал матрос, стояли в «колонну по одному», не хватало только черной классной доски.
Всего невозможно передать словами! Ко мне в класс, в «мою» школу пришли ребята! Вовку я водрузила за самый последний стол с условием, чтобы он не мешал. Не мешал! Да он радовался за меня, как взрослый! Я по глазам это видела.
А дети, дети! Это же совсем другие ребята, чем там, на Большой земле. Чем они отличаются? Собранностью, несуетливостью, какой-то ранней «взрослостью». Свой «аварийный» класс они приняли как должное, с полным пониманием ситуации. Они без напоминаний разложили на столах учебники, тетради, ручки...
Кирюша! Скажи, кто, кроме учителя, поймет всю святость, всю радость минуты, когда ты едва справляешься с собой, чтобы удержать в глазах эти десятки устремленных на тебя глаз! У меня перехватало дыхание, у меня сорвался голос, когда я сказала: «Здравствуйте, дети!»
Троих я узнала — вылитые отцы! Но тут уже было не до эмоций, я спохватилась, что совершенно не готова к занятиям — ведь в моем классе очутились вместе одна первоклассница, два второклассника и три третьеклассни ка. А в нынешней школе первоклассник так же далек от третьеклассника, как раньше от выпускника семилетки. В первом классе по математике дети уже знакомятся с переместительным свойством суммы и учатся пользоваться приемом перестановки слагаемых. Второклассники письменно складывают и вычитают в пределах тысячи. Уже в первом классе в качестве математического символа появляется буква.
Что было делать мне, филологу? Решили читать стихи,   кто   что   знает.
Боря Ратников — вот уж точно папины, «щуроватые», глаза — первый поднял руку: «Белый снег пушистый в воздухе кружится и на землю тихо падает, ложится». Ребята развитые, много знают наизусть, читают с выражением. А маленькая Аленка, дочь флагманского штурмана, прочла про одуванчик, «цветок белоголовый».
Я сорву тебя, милый, можно? А потом отнесу домой. Ветер дунул неосторожно — Облетел одуванчик мой...
И тут выяснилось, что Аленка ни разу в жизни не видела одуванчика и не знала, сколько этих маленьких золотых солнышек светит ранней весной в Подмосковье.
Трогательно до слез!
Не только в мальчишках, даже в девчонках что-то есть от отцов! Все-таки море накладывает отпечаток. Все хотят стать моряками.
Но зачем я только о других? Наш с тобой «морячок» сидел за последним столом и обидчиво поглядывал на меня: единственного его я не попросила прочитать стишок. А ведь он уже знает песню «Неспокойно наше, Баренцево море, но зато спокойно сердце моряка...»
Ты знаешь, Кирилл, с чем сравнимо чувство учительницы? С материнским! Я хочу, чтобы у меня всегда был свой класс, свои «дети»! Я сижу сейчас над тетрадями и думаю о том, как мало надо человеку. Всего несколько страничек каракулей — и он счастлив.
Да, сегодня я счастлива, как никогда! Еще бы только тебя... Ну да ладно, не буду старухой у синего моря, пока не рассердилась золотая рыбка.
 

• Назад
• Вперед