Обратный адрес - океан - 13

Поселок Скальный
23    января


Здравствуй, Кирюша!
Не обращай внимания на даты, потому что глубоко ошибешься, если подумаешь, будто я стала реже тебе писать. Я каждый день разговариваю с тобой, думаю о тебе. А письма, что ж, все равно они будут прочитаны тобой только по возвращении.
Ничего такого за эти дни не произошло. Были с Вовкой два раза в кино, я записалась в кружок вязания (машинного!). Вот когда я тебя всего «обвяжу»!
Выпустили первый в этом году номер стенгазеты «Боевая подруга». Там есть, между прочим, стишок, подписанный инициалами «Н. П.». Неужели Надежда Пантелеевна начинает говорить в рифму? Вот неоткрытый талант! Посуди сам:

У жен морских морская стать,
Им не страшны ни дождь, ни вьюга.
Коль присягнули верно ждать,
Так ждите боевого друга!

Сегодня вспомнила, как первый раз была на море. Знаешь когда? Когда узнала из твоего письма, что ты проходишь практику в Севастополе. И поехала. Сейчас бы ни за что не решилась. Но тогда надоумила Люська! Она, она во всем «виновата»! Приехали мы сначала в Ялту. Да, это было в Ялте. Чуть свет я побежала на море — почему-то захотелось встретиться с ним наедине. Море было еще пустынным и зябким, у самого берега, прямо на камнях, валялись целлофановые мешочки. В воде уже торчали чьи-то головы. А я все стояла и чего-то ждала. Чего?
Я знала чего!
Там. где море сливалось с небом, на тонкой синей черте, появилось маленькое серое и бесформенное пятнышко. Как будто облако! Оно постепенно приближалось, увеличивалось, пока не выросло в маленький игрушечный, как на детской картинке, корабль. Как сейчас помню, луч солнца чиркнул по этому кораблю, но не сделал его ослепительно белым. Белыми были теплоходы, а этот так и остался серым, только блеснули крохотные, как в перстне, алмазики иллюминаторов.
Я ждала именно этого — встречи с военным кораблем. Понимаешь ли, встречи с тобой! И дождалась! Я была почти уверена, что на том маленьком игрушечном корабле — таким он  виделся  издалека     находишься  ты.
Что-то тогда произошло со мной в Ялте. Нет, в Севастополе. Целую неделю подряд два раза в день я посылала тебе письма и назначала свидания на Приморском бульваре. А от тебя — ни строчки, ни ответа, ни привета. Меня уже стали признавать в окошечке «До востребования». А вечерами я отбивалась от Люськи, которая тащила на танцплощадку. И однажды я пошла и, помню, танцевала с курсантом, который был весь белый — в белой форменке, в белой бескозырке, в белых брюках. Только лента на бескозырке чернела. Да и похож оп был на цыгана — смуглое лицо, черные глаза. Ох и танцевал же он! Не ревнуй, не ревнуй! Я все время думала о тебе.
Помню, когда мы уходили с танцплощадки, он опять, как будто случайно, встретился и спросил, приду ли я еще и когда. В общем, что-то такое по всем правилам банальности. И я тогда его отчитала и для убедительности показала твой конверт с номером в/ч. Он прочитал внимательно и сказал, что ты в море. И тут выяснилось, что он курсант третьего курса вашего же училища. Да, у него на рукаве было три золотых шеврона. И потом мы смотрели на море... Совсем близко стоял на якоре корабль, и мой знакомый, который оказался вполне добропорядочным парнем, сказал, что это тралец и что точно на таком проходишь практику ты. Тралец... Это было смешно, как тунец. Я пошутила что-то насчет рыбной ловли, он не обиделся и сказал, что и мин тоже хватает. Откуда мины? Неужели с той войны? Тральщик над минами? Ты —над минами! Я и сейчас вижу того курсанта, хмурого, как будто продрогшего, воротник форменки хлопает за плечами, и он, чтобы не слетела бескозырка, держит ленточки в зубах. Тревогу он внушал этим своим видом, тревогу за тебя. Так и ушел. И больше я его не видела.
Он ушел, а во мне чего-то прибавилось. Это было прекрасно — стоять на изгибе гранитного парапета и ждать тебя. Ждать не традиционные пятнадцать минут, а много-много дней подряд, ждать, зная, что ты можешь не прийти. Неужели это была любовь? Начало любви?
А сейчас за окном падает снег, и все, о чем я вспомнила, было тысячу лет назад. Правда, странен снег, падающий на волны, в море? Как ничтожно мала, беззащитна снежинка, что летит не на землю, а скользит обреченно на волны. Как огромно, всевластно море! А эта снежинка морозной ресничкой упала на волны и не прибавила даже каплю ему... Я смотрю в окно и думаю. Интересно, как бы мы относились друг к другу, если бы встречались каждый день? Что такое разлука? Грусть? Но и преддверие радости! Не было бы расставаний, не было бы и встреч.
Все это очень грустно. И то, далекое лето в Севастополе...
Ты знаешь, однажды я все-таки увидела тральщик. Он стоял посредине бухты на якоре. Я тогда подумала, что если на нем ты, то мог бы отлично разглядеть нас в бинокль.
Уже темнело, на тральщике зажглись огни, и он словно приблизился к берегу, мерцал  почти рядом.
Люська знала — боялась опоздать на поезд, которым мы уезжали из Севастополя, а я почему-то не уходила, все чего-то ждала. И вдруг уже у самого выхода какой-то остриженный курсант сказал: «Смотрите, кажется, кому-то сигналит. Какой-то девушке...»
И правда, над темным бортом что-то мелькало, белое, как фонарик. Но мелькание  было  осмысленным.
«На танцы не приду, стою в наряде»,— прочитал морзянку стриженый.
Ему не поверили, засмеялись.  И правда, шутник.
Вот видишь, сколько я сегодня написала! А все о прошлом. Мне все кажется, что у меня нет настоящей жизни, Кирилл, вернее, жизни в настоящем времени...
У Вовки пылающее лицо, горячий лобик. Надо вызвать врача...

• Назад
• Вперед