"Морской дракон" - 58
- Опубликовано: 27.09.2010, 11:37
- Просмотров: 472118
Содержание материала
Глава 22. НЕОЖИДАННЫЕ ТРЕВОЛНЕНИЯ. МЫ БЛИЗКИ К ТРАГЕДИИ
Прежде чем спуститься в центральный пост и скомандовать погружение, я бросил последний взгляд на остающихся на льду фотографов. В этот момент я определенно испытывал какое-то смутное предчувствие беды. На льду с наведенными фотоаппаратами стояли Гленн Брюэр, корабельный врач Лью Ситон и гидроакустик 2 класса Хаммон. Им предстояло сфотографировать погружение корабля и, самое главное, момент, когда мы будем пробивать лед ограждением рубки при повторном нашем всплытии для принятия их обратно на борт. Тем самым я рассчитывал собрать фактический материал о технике взламывания ледяного покрова снизу.
Маневр обещал быть довольно простым. Все, что требовалось от нас, — это погрузиться на глубину сорока пяти метров, развернуть подводную лодку влево, пройти немного вперед вдоль длинной оси полыньи и всплыть, пробив лед примерно в ста двадцати метрах от края старой проруби. Гленн точно знал, в каком месте мы всплывем, и поэтому их аппараты будут заранее нацелены на этот участок полыньи.
Прозвучал второй сигнал погружения, и одновременно с ним сдвинулась с места стрелка глубиномера, а наши уши заложило от шума врывающейся в цистерны воды и вытесняемого оттуда воздуха. Как только мы погрузились, Логан сразу же приступил к откачиванию балласта за борт, стремясь удержать корабль на заданной глубине. Но на этот раз подводная лодка оказалась, видимо, тяжелее, чем обычно. Она прошла отметку сорок пять метров и продолжала погружаться дальше. Когда мы прошли и шестидесятиметровую отметку, я опустил перископ, чтобы не подвергать перегрузкам гидравлическую систему, и нетерпеливо взглянул на Логана: он делал все возможное для того, чтобы прекратить погружение. Наконец удалось затормозить погружение корабля, и он остановился на глубине семидесяти одного метра, где мы провисели несколько минут, прежде чем снова начали медленно всплывать.
Переложив руль лево на борт и работая левой машиной малым назад и правой малым вперед, я начал разворачивать корабль влево. Как только мы вышли на глубину сорока пяти метров, я поднял перископ. Едва медузы поплыли к корме, как я тут же застопорил правую машину, чтобы прекратить наше движение относительно медуз и остаться в центре полыньи. Но вдруг я увидел справа темную неровную ледяную стену — границу полыньи. Она была совсем близко от нас!
— Нас снесло, Джим! — взволнованно воскликнул я. — Кромка рядом с нами по правому борту! Мне
нужно развернуть корабль еще больше влево, чтобы отвести его от кромки!
— Прокладка показывает, что мы все еще в центре полыньи, — ответил Джим.
Но мы оба знали, что при таком незначительном маневре корабля от прокладки очень мало толку и что обстановка в данном случае определяется дрейфом льда под влиянием ветра.
— Толщина льда над номером один двести сорок сантиметром, — доложил вахтенный у эхоледомера.
Это означало, что нос подводной лодки уже вошел под кромку тяжелого льда!
Я ускорил разворот, и нос корабля вышел из-подо льда, но вдоль всего правого борта просматривалась ледяная стена и темные нагромождения торосов позади нее. С левого борта была чистая вода.
— Указатель полыней показывает лед прямо по курсу, у самого носа, командир! — закричал Джим с нескрываемой тревогой в голосе.
На мгновение я оцепенел от ужаса.
— Мы медленно погружаемся, командир! Я откачиваю балласт!—доложил Логан.
Оторвавшись от перископа и бросив взгляд на глубиномер, я увидел, что его стрелка подползает к пятидесяти четырем метрам: сильный разворот корабля нарушил его плавучесть и он стал погружаться. Я стоял перед альтернативой: либо я замедлю разворот, либо потеряю контроль над глубиной погружения.
Еще не успев принять никакого решения, я увидел впереди подводной лодки лед в виде толстой черной линии огромных волн на горизонте. Мы шли под него самым малым ходом.
— Правая стоп! Левая средний назад! — крикнул я, стремясь погасить инерцию.
— Толщина льда над номером четыре и пять от трехсот до трехсот шестидесяти сантиметров.
— Джим, проверь как следует прокладку. Я боюсь, что мы потеряем полынью, — сказал я сдавленным голосом.
Это был форменный кошмар.
Лицо Джима побелело от ужаса. Мы оба слишком хорошо помнили о вчерашнем провале нашей попытки снова отыскать полынью. Оставшиеся наверху наши три товарища окажутся приговоренными к смерти, если только нам не удастся снова всплыть здесь. Все находившиеся в центральном посту оцепенели от ужаса, видя, что я продолжаю проигрывать в борьбе со стихией.
Я не отважился еще на одну попытку повернуть корабль на обратный курс и погрузиться глубже, так как она могла повлечь за собой потерю контроля за глубиной погружения и столкновение с одним из многочисленных ледяных утесов, который оказался бы незамеченным у самого корабля, или уход на такую глубину, где нельзя держать перископ поднятым. Все ближе и ближе подходила к нам чернеющая впереди ледяная стена, хотя в результате разворота корабль двигался теперь по инерции самым малым задним ходом. Вот стенка поравнялась с ограждением рубки и прошла над перископом.
— Обе машины стоп! Прямо руль! Обе средний вперед! — приказал я охрипшим голосом; пот градом катился по моему лицу и спине.
— Джим, нам нужно сделать поворот Вильямсона и вернуться сюда.
Я закрыл глаза. Как опрометчиво и безрассудно поступил я, оставив людей на льду!
Там, наверху, Гленн Брюэр и его спутники быстро сфотографировали погружение корабля и, как только мы исчезли под водой, повернули треногу в новое положение и приготовились для съемки всплывающей подводной лодки. Оказавшись без дела, они впервые осознали свое полное одиночество в этих окружающих их со всех сторон белых пустынях. Нависшие над ними кучевые и слоистые облака опустились до полутора тысяч метров. Солнце скрылось, и на горизонте, в той его части, откуда дул ветер, появились и стали угрожающе расти темные штормовые облака.