Военно-морской флот Германии 1939-1945 годы Часть 3 - 5

Прорыв Ла-Манша

Шок, который испытало немецкое руководство из-за неожиданной потери «Бисмарка», нарушил отношения между Гитлером и главнокомандующим ВМС. «Хотя до тех пор он в целом предоставлял мне полную свободу действий, — вспоминал Редер, — теперь он стал гораздо более критичным и всё больше настаивал на правильности своих взглядов». Несколько месяцев спустя, когда встал вопрос о том, что делать с крупными кораблями, между ними впервые возникли серьёзные разногласия.

Тем временем ситуация в Бресте, постоянно находившемся под угрозой воздушных налётов, становилась всё более невыносимой. Необходимо было не только восстановить тяжёлые торпедные повреждения «Гнейзенау», но отремонтировать «Принц Ойген», который прошел всю эпопею с «Бисмарком» без единой царапины, но в ночь на 2 июля 1941 года получил тяжёлое попадание бомбы. Бомба попала в центр управления артиллерией, в результате чего погибло пятьдесят человек. Сам корабль был выведен из строя до конца года. Что касается «Шарнхорста», то ремонт его двигателя был только что завершён, когда он также был выведен из строя пятью бомбами, попавшими в него в Ла-Палисе.

Линкор «Шарнхорст» под плотным камуфляжем. Постоянная угроза бомбардировок французских портов в Атлантике вынудила флот спрятать свои ценные корабли под маскировочными сетями.

Всего год назад высшее военно-морское командование гордилось уникальными стратегическими возможностями, предоставляемыми базами на атлантическом побережье Франции, и возлагало на них большие надежды. Теперь же, несмотря на все усилия, защитить базу от всё более усиливающихся атак противника с воздуха оказалось невозможным, пока не стало очевидным, что баз, необходимых для действий кораблей в Атлантике, больше не существует.

«Принц Ойген» тоже больше похож на корабль-призрак под камуфляжем. Повреждения от бомб и ремонт задержали флот, отправленный в Брест в ожидании великих свершений, в порту. Редер хотел использовать их в Атлантике, но Гитлер не позволил.

Гросс-адмирал Редер и его штаб отказались это признать. Более того, в середине ноября 1941 года командующий ВМС доложил в ставку Гитлера, что корабли будут готовы возобновить операции на Атлантическом театре военных действий в феврале 1942 года. Гитлер, хотя и был глубоко озабочен войной в России, не согласился. К изумлению Редера, он потребовал ответа, возможно ли вернуть корабли домой через Ла-Манш. «Это исключено», – заявили Редер и высшее военно-морское командование.

Однако Гитлер несколько раз возвращался к этой концепции в последующие недели. Он считал, что северный фланг Европы находится под угрозой. Если, как он опасался, британцы закрепятся в Норвегии, это может иметь огромное значение для исхода войны, и для предотвращения такого вторжения ему понадобится немецкий флот, особенно крупные корабли. Поэтому их необходимо вернуть из Бреста. «Лучшее, что можно сделать, — воскликнул Гитлер, — это совершенно неожиданно войти в Ла-Манш!» И если флот не мог принять такой план, то корабли пришлось бы вывести из эксплуатации, чтобы, по крайней мере, спасти их орудия и экипажи.

Несмотря на предложенную ужасающую альтернативу, гросс-адмирал Редер остался при своём противоречивом мнении: «Возвращение брестских войск через Ла-Манш, — заявил он Гитлеру 8 января 1942 года, — по всей вероятности, приведёт к полным потерям или, по крайней мере, к серьёзному ущербу». Тем не менее, приказ о прорыве через Ла-Манш был отдан. Это должна была быть одна из наиболее подготовленных и скоординированных операций, проведённых немецкими войсками во Второй мировой войне.

Хотя британцы были полностью осведомлены о состоянии готовности немецких кораблей и были готовы к броску через Ла-Манш и Дуврский пролив, немцы, благодаря блестящему тактическому маневру (и большой удаче), смогли застать их врасплох. Этот тактический ход заключался в следующем: вопреки общепринятому мнению, что группа прорыва попытается пройти самый опасный участок пути под покровом ночи, немецкий график был составлен таким образом, чтобы корабли прошли в пределах видимости побережья Англии в полдень и средь бела дня.

Казалось более важным покинуть Брест в темноте, поскольку их отплытие не будет замечено и доложено, а противник не сможет организовать им приём. Эффект неожиданности был бы ещё более эффективным и сбил бы с толку англичан, если бы корабли появились у берегов Англии в тот момент, когда их никто не ждал.

Удача также была на стороне противника: сеть радиолокационной разведки, управляемая британской авиацией, – искусная система, разработанная специально для ночных часов, – вышла из строя в решающую ночь. Однако один вопрос оставался без ответа: как долго можно было скрывать от, несомненно, многочисленных агентов вражеской разведки в Бресте отплытия кораблей?

Вечером 11 февраля 1942 года в Бресте была объявлена ​​воздушная тревога. Как обычно, гавань была окутана дымовой завесой, чтобы сбить с толку атакующих с воздуха. Около 23:00, пока тревога ещё действовала, корабли под прикрытием дымовой завесы вышли из гавани и, оставшись незамеченными, вышли из гавани. 

12 февраля 1942 года, операция «Цербер». Флотилия проходит Ла-Манш в сопровождении эсминцев и торпедных катеров. Эта операция была проведена по приказу Гитлера вопреки воле и предупреждениям военно-морского штаба.

Головным кораблем был «Шарнхорст» с командиром группы, вице-адмиралом Отто Цилиаксом, за ним следовал «Гнейзенау» с «Принцем Ойгеном». Их сопровождали шесть эсминцев, к которым по ходу похода должны были присоединиться многочисленные торпедные катера, тральщики и торпедные катера. Ночью отряд прошёл Нормандские острова и Шербур, не будучи замеченным.

Час за часом флот бороздил Ла-Манш, а британцы не предпринимали никаких действий.
Они, конечно, рассчитывали на попытку немцев прорваться, но не в этот конкретный момент.

К рассвету он находился в заливе Сены и на максимальной скорости двигался на северо-восток. С этого момента три немецкие истребительные эскадрильи обеспечивали постоянное прикрытие с воздуха.

Самолетам сопровождения было приказано лететь на малой высоте, чтобы обмануть британские радары, но многочисленные отметки на экране самолётов стали первым признаком того, что в Ла-Манше происходит что-то необычное.

• Назад
• Вперед