A+ R A-

Море на вкус солёное ...2 - 10

Содержание материала



КАПИТАНСКИЙ ТУЛУП

В Находку мы привезли из Индии бхилайский чугун и получили задание погрузить на Японию лес.
Стоял ноябрь, тайга облетала, и залив Америка желтел от листвы.
Удивительны названия на Дальнем Востоке, как удивителен и сам этот край. Город Находка, залив Америка, мыс Край Света...
Судно загрузили лесом до самого мостика, и в каютах запахло хвоей.
— Ну, — пожал руку капитану бородатый, похожий на лесоруба стивидор, — счастливого плавания!
Мы отошли от причала, и палые листья закружили в шумных водоворотах винта. На рейде нас поприветствовали рыболовные траулеры, приспустив пропахшие рыбой флаги.
Было тихо и солнечно.
К вечеру похолодало, и капитан, поднявшись на мостик, натянул тулуп. Этот тулуп всегда висел в штурманской рубке и, как все на свете, имел свою историю...
Во время войны наш капитан был штурманом на танкере «Азербайджан». Летом 1942 года «Азербайджан» в составе каравана английских и американских торговых судов под конвоем военных кораблей вышел из исландского порта Хвальд-фиорд и взял курс на Мурманск. До Норвегии караван шел спокойно. Но вот над морем появился немецкий разведывательный самолет, и корабли охранения начали готовиться к встрече с врагом. И вдруг из Лондона пришел странный приказ: «Кораблям охранения оставить караван. Торговым судам самостоятельно пробираться в советские порты». С яростью смотрели беззащитные моряки на военные корабли, повернувшие к берегам Англии. А над мачтами со зловещим ревом уже проносились фашистские самолеты...
Позже Английское адмиралтейство объяснило, что, отозвав корабли охранения, оно хотело выманить в море гитлеровский линкор «Тирпиц», дав ему в приманку караван торговых судов. Но посланная в засаду эскадра прозевала линкор.
Караван погиб. Сотни английских и американских торговых моряков по вине британских адмиралов нашли смерть в холодных водах Норвежского моря. Это был печально знаменитый РQ-17, чья судьба является одной из самых страшных морских трагедий во время второй мировой войны.
Караван погиб. Но «Азербайджан» выжил. Обгоревший, полузатопленный, он продолжал двигаться к родным берегам.
Днем и ночью работая в ледяной воде, гуляющей в отсеках, люди заделывали пробоины. Так продолжалось день, два, три... Наш капитан возглавлял аварийную партию, работавшую в туннеле гребного вала. Подчиненных ему моряков он посылал греться в котельное отделение, а сам не выходил из туннеля, пока все пробоины не были полностью заделаны. На четвертые сутки такого нечеловеческого напряжения он заболел. Его бил озноб, и боцман завернул его в свой тулуп. По приходе в Мурманск в этом тулупе его и отправили в госпиталь. Потом — новое судно, новые дальние, смертельно опасные походы, но с боцманским тулупом капитан не расставался уже никогда...
Взошла луна, ночь посветлела, стало качать, и лес на палубе уныло заскрипел.
Радист принес на мостик карту погоды. На восточное побережье Японии шел тайфун. Наш курс лежал на западное, в порт Тояма. Но капитан вызвал на мостик старшего помощника и распорядился:
—  Игорь Сергеевич, дайте команду завести на палубный груз добавочное крепление.
Старпом протер сонные глаза, закурил и посмотрел на карту:
—  Проскочим, Федор Николаевич, здесь ходу-то...
—  Объявляйте аврал! — жестко сказал капитан.
Груз осветили прожектором. Обвязавшись страховыми поясами, матросы стали заводить на бревна добавочные стропы. Капитан, стараясь уменьшить качку пока на палубе работали люди, развернул судно носом к волне.
— Прямо как у рыбаков,  —  засмеялся старпом,  — рыбку стране, деньги жене, а сами носом к волне! Капитан поднял воротник тулупа и промолчал.
—  Вы как сторож при лесном складе,   Федор Николаевич! — не унимался старпом.
—  На море мы все сторожа, караулим случай, — глухо ответил капитан.
Старпом был молод. Он носил модные, опущенные книзу рыжеватые усы и признавал для моряка только один костюм — форменный. Золотые нашивки старпома соперничали с блеском надраенной меди, и лоцманы в иностранных портах, поднимаясь на мостик, принимали за капитана его. А наш старик в своем тяжелом тулупе стоял в это время где-нибудь на крыле и внимательно поглядывал на бак, лишний раз проверяя, все ли готово
к швартовке.
Под утро луну заволокли облака, а горизонт стал темен и зол. Чувствовалось — где-то близко уже работает
ураганный ветер.
Взошло солнце, но от поседевшего за ночь моря тянуло холодом, и капитан поплотнее запахнул тулуп.
Буфетчица принесла на мостик чай. Капитан погрел о горячий стакан руки и сделал глоток, не отрывая взгляда от волн.
Железный народ — старые моряки. Молодой отстоит вахту в плохую погоду, отмахнется от завтрака и, не снимая робы, завалится на койку, уткнется в подушку, чтобы не видеть в иллюминатор ни неба, ни черной штормовой воды, уснет мертвым сном, пока не станут его тормошить, поднимая на очередную вахту. А те, кого «преследуют» уже на медкомиссиях врачи, сутками будут стоять вот так, не сводя с моря настороженных глаз.
Да, железный народ старые моряки...
К полудню качка усилилась. Заведенные накануне стропы ослабли, и бревна угрожающе   нависли над водой.
Снова объявили аврал.
Волны взрывались у борта, люди что-то кричали друг другу, но ветер проглатывал слова, и можно было подумать: на палубе авралят немые.
Солнце ушло в тучи, стало темно, и брызги волн казались трассирующими пулями... К капитану подбежал радист:
—  Федор    Николаевич,    помните    «Нисигава-мару» брал лес рядом с нами в Находке. Передал сейчас в Токио: «Палубный груэ смыло за борт, с трудом выравниваем крен».
Капитан отогнул воротник тулупа:
—  Запросите срочно, нужна ли помощь.
—  Есть! — по-военному ответил радист.
На мостике замелькали нашивки старпома. Обветренвое молодое лицо стягивал ремешок форменной фуражки. Услышав разговор, он уверенно сказал:
—  Федор Николаевич, это же район оживленного судоходства. К нему подойдут!
Радист вопросительно посмотрел на капитана,
—  Запросите,  нужна ли помощь!  —  повысил  голос капитан.
Старпом ослабил ремешок фуражки, закурил и нервно прошелся по мостику.
—  Смотрите, что делается, Федор Николаевич. Мы тоже потеряем груз!
—  Но не совесть, — тихо ответил капитан и повернулся к морю, пытаясь угадать, куда повернет ветер, раздувавший как пожар открывшееся в тучах солнце.
В тягостном молчании, воцарившемся на мостике, прошло полчаса. Слышно было, как в радиорубке радист настойчиво вызывал бедствующее судно, и слышен был ответ: прерывистый писк морзянки.
—  К японцу подошел наш танкер, благодарит за внимание! — крикнул в открытую дверь радиорубки радист.
—  Я же говорил! — оживился старпом.
—  Игорь Сергеевич, проверьте, как крепят груз, — попросил капитан.
Солнце уже шло к закату. В слепящих провалах волн вскипала вода, искрилась на ветру и с грохотом ударяла и судно, осыпая брызгами мостик.
Капитан смотрел на увлеченных работой людей, и взгляд его теплел.
Ребята, ребята. Как он знал каждого из них1
Вон матрос Ярчук, бывший колхозный киномеханик, ленивец и балагур. Крутит по вечерам для экипажа кино и ухитряется дремать в кинобудке, заявляя, что фильмы, которые дают морякам, для него как малайцы — на одно лицо. В тропиках Ярчук может сидеть в рабочее время, курить, потом ополоснется под пожарным краном и начнет доказывать боцману, что на спине у него не вода, а тяжелый матросский пот. А теперь — ободрал в кровь руку, боцман гонит его к врачу — не идет!
Моторист Шелест. Принес из машинного отделения кувалду и так вколачивает под бревна клинья, что на мостике содрогаются стекла. А в Находке всю стоянку не являлся на судно. Подкатил перед отходом на такси с какими-то подозрительными дружками, собрал в каюте чемодан, зашел к капитану: «Списываюсь. Все равно за прогулы вы мне гон дадите!» Нет, не списал его капитан. Знал, чем кончит в компании таких дружков Шелест. Сказал строго: «Брось дурить, корешей гони в шею и отправляйся в машину. Выйдем в море, поговорим».
Повариха Надя. Совсем девчонка. В Одессе с матерью на судно пришла. Плачет втихомолку на камбузе, если от матери радиограмм долго нет. А сейчас — стоит на ветру, с трудом удерживая ведро горячего какао. Ждет, пока подбегут ребята, зачерпнут кружку...
Темнело, когда на мостик поднялся старпом. Даже на расстоянии чувствовалось, как он дрожит от холода.
—  Федор Николаевич, груз закреплен! Неожиданно капитан улыбнулся и вдруг скинул с плеч тулуп:
—  Набросьте, набросьте, а то простудитесь.
Внизу, на палубе, курили матросы. На руках у многих белели бинты.
 

 

Яндекс.Метрика