Море на вкус солёное ...2 - 7
- Опубликовано: 18.03.2011, 15:08
- Просмотров: 64346
Содержание материала
СВЕТ И ТЕНИ ЛИВЕРПУЛЯ
Англия открылась в сумерки яркими вспышками маяка на исхлестанных штормом Семи камнях, где распорол себе днище гигантский танкер «Торри Каньон». История эта наделала много шума в мировой прессе. Танкер предупреждали ракетами, выслали навстречу вертолет, но «Торри Каньон» не менял курса... Нефть затопила берега. Ее уничтожали с самолетов, с ней боролись военные корабли и рыболовные суда. Это было похоже на внезапное вторжение врага...
Мы шли в Ливерпуль из Бомбея.
Нас завели в старый, прокуренный пароходным дымом Гладстон-док. Из пустых складов дока пахло каучуком и гвоздичным маслом — застоявшимися запахами бывших колоний.
Дряхлые дома рабочих предместий тесно обступали ливерпульские доки. Утром их мрачные фасады напоминали лица невыспавшихся людей.
Недалеко от нас буксиры, суетясь, заводили в Гладстон-док длинный, как авианосец, американский контейнеровоз. Он густо дымил, швыряя на белые надстройки нашего теплохода жирные хлопья сажи.
Ливерпуль рассекает река Мерсей. Пар и пламя крекинг-заводов отражаются в окнах высотных зданий, а у подножия этих зданий деловито проходят ферри-боты и катера.
У нас на корме матросы помогали пожилому англичанину подтягивать к борту мусорную баржу. Лица у всех были красными от натуги.
— Мальчики, идите завтракать! — кричала из двери столовой дневальная. Но матросы, закрепляя на кнехтах концы, не обращали на приглашение внимания.
С какой охотой наши ребята спешат всегда на помощь простому человеку! В Сингапуре разнесут водолею по палубе шланги, в Калькутте соорудят над головой лебедчика тент, в ночном Порт-Саиде дадут продрогшему ватник.
Помню, однажды в Басре мы выгружали сахар. Мешки из трюмов подавали на подходившие к борту грузовики. Вдруг на одном, уже загруженном, заглох мотор. Шофер выскочил из кабины и открыл капот. Но не успел он еще разобраться в причине отказа мотора, как сзади начали гудеть порожние машины. Мотор не заводился, и шофер, молодой араб, растерялся. Наши мотористы, вышедшие из машинного отделения на перекур и наблюдавшие за этой сценой, мигом сбежали по трапу.
— От винта! — весело закричал Дима Казарин и быстро осмотрел мотор. — А ну, — он взял у шофера ключи, вскрыл топливный фильтр, продул и собрал. — Заводи!
Араб торопливо забрался в кабину и завел мотор.
— Езжай! — скомандовал Дима.
Машина тронулась, и погрузка пошла своим чередом...
Я подошел к мусорщику. Убедившись, что баржонка, с помощью матросов, закреплена прочно, он вытер о
фартук руки. Мы разговорились. Мусорщика ввали Нил. Во время второй мировой войны он в составе союзных караванов ходил кочегаром на пароходе «Святой Георг».
Эти пароходы, как и американские «Либерти», строили в Англии во время войны. В полных смертельной опасности рейсах Нил познал и близость полярных льдов, и продолжительность туманов, и предательство солнца в бесконечные северные летние дни... Сменяясь с вахт, кочегары и матросы дежурили у направленных в небо зенитных пулеметов, с опаской поглядывая на холодные волны, из которых в любую минуту мог появиться фашистский перископ.
Увлекшись воспоминаниями пережитого, Нил, присев на кнехт, спел даже куплет песни, которую слышал в Мурманске во время войны. В часы отдыха англичане пели в кубриках популярную в то время песню «Как братаются русский дымок и британский дымок».
— Вы знаете эту песню?
— Конечно!
И я рассказал, что услышал ее в первые дни освобождения Одессы от фашистской оккупации. В город пришел долгожданный праздник. Мы, мальчишки, ходили за каждым солдатом, за каждым офицером, чтобы лишь побыть рядом, посмотреть на их родные уставшие лица! А сколько новых песен довелось услышать в ту незабываемую весну 1944 года. Среди них была и та. Помню, как пели ее под гитару двое флотских парней. Они сидели на гранитных ступенях Потемкинской лестницы, окруженные зенитчицами с батареи, расположенной на склонах Приморского бульвара. Враг был еще близко, и по ночам фашистские самолеты тревожили небо Одессы. Парни пели, сдвинув на затылки бескозырки, а девушки смотрели в пустынное море, и глаза их были полны тревоги.
Поделившись воспоминаниями, мы помолчали. А потом Нил сгрузил на баржу наш мусор и потащил ее дальше.
В тот день у нас была интересная встреча еще с одним старым англичанином. К нам в гости пришел капитан швартовавшего нас буксира. Во время войны он тоже ходил с караванами к нашим берегам. Сидя сейчас у нас в кают-компании за крепким чаем, он рассказывал о военном Архангельске, о своих друзьях поморах, об архангельских лоцманах. Звали капитана Джеральд Маклин. Однажды, рассказывал он, в кочегарке парохода, на котором они пришли в Архангельск, вспыхнул пожар. Почти весь экипаж был в городе — отмечал благополучный приход в русский порт. На пароходе оставалась только вахта. Растерявшись, молодые английские моряки даже не сообразили объявить тревогу. Но русские не дали погибнуть английскому пароходу. Грузчики, тальманы, стивидоры, крановщики — все бросились тушить пожар. Двина только начинала замерзать, но люди, пренебрегая опасностью, бежали по тонкому льду, карабкались по сброшенному вахтенным штормтрапу и сражались с огнем, как воины! Особенно поразили англичан самоотверженные действия русских женщин. С закопченными лицами, в сбившихся платках, они работали на пожаре наравне с мужчинами. Старик полез в карман и достал кусочек обгоревшей материи.
— Это все, что осталось тогда от судового флага. Я всегда ношу это при себе как талисман. Для меня это память о войне и о незабываемых архангельских встречах...
Прежде чем выбраться из порта в город, вам пришлось долго идти вдоль высоких зданий с пыльными зарешеченными окнами, за которыми грохотали ленты транспортеров, переходить железнодорожные пути и ждать, пока откроются ворота соседних доков, охраняемые молчаливыми полисменами. Уже на выходе из порта, на кирпичной стене одного здания, мы увидели портрет Ленина. Прочитав под портретом надпись, мы поняли, что коммунисты доков приглашают рабочих на свое собрание.
После такой встречи на душе стало теплей, и мы веселей зашагали дальше.
В центре города, рядом с новейшим торговым комплексом, оборудованным многоэтажной стоянкой для автомобилей, находился старый железнодорожный вокзал. Черные такси, напоминающие автомобили начала века, подъезжали прямо к поездам. На перронах солидные леди гремели жестяными кружками, собирая пожертвования для безработных. Тут же двигались старики газетчики, держа как плакаты утренние выпуски газет.
Электронное табло, сверкая разноцветными цифрами, оповещало о времени прибытия и отправления поездов. А под табло стоял шарманщик с маленькой обезьянкой на плече. Шарманщика я не видел со времен своего довоенного детства! Посмотрев на колченогую шарманку, послушав скрипучую мелодию какой-то невеселой песенки, я поспешил за товарищами, удивляясь сюрпризам «старой, доброй Англии». А в «новой» Англии рекламы магазинов шутили: «Предупреждаем, у нас всё дорого!»
Нас привлекло приглашение на аукцион. Решили зайти посмотреть.
В затхлом помещении среди разностильной мебели по невысокому помосту расхаживал вертлявый молодой человек. В руке, словно эстрадный певец, он держал микрофон. Скороговоркой называя цены, аукционист показывал на разложенные перед ним предметы: хрустальную вазочку, электробритву «Филипс», изящный будильник. Людей на аукционе было мало. У окна, опираясь на суковатую палку, стоял сутулый мужчина, держа во рту погасшую трубку.
Перед помостом шепталась молодая пара. И когда аукционист, подняв отчаянно зазвеневший будильник, назвал цену, женщина порылась в сумочке и протянула ему деньги. Громко ударил молоток. Сутулый мужчина у окна вздрогнул. Брошенный в бумажный пакетик, будильник перешел к новым хозяевам. Картина была столь будничной и грустной, что долго наблюдать ее показалось нам невозможным.
Побродив еще немного по городу, мы вошли в небольшой бар. Стены его украшали гравюры старинных кораблей, а у входа стояло штурвальное колесо. Из окна открывался вид на реку. Хозяйка бара, немолодая миловидная блондинка, наполняя кружки пивом, поинтересовалась, кто мы. Узнав, что перед ней советские моряки, она сразу захлопотала, подбежала к столику у окна, протерла его и принесла нам к пиву тарелку сандвичей.
— Платить не нужно! — предупредила она.
Налив и себе пива, хозяйка присела рядом с нами, сказав, что давно мечтает познакомиться с советскими людьми.
— Миссис Элизабет Стил, — представилась она. Муж миссис Стил был моряком. Несколько лет назад
он погиб во время сильного шторма у берегов Южной Америки. Катастрофа, по словам миссис Стил, произошла по вине судоходной компании, которая в погоне за прибылью долгое время не ставила судно на ремонт. Муж миссис Стил плавал штурманом, на этот бар он работал всю жизнь. А когда открыл его, решил сделать еще один, последний рейс... Сам мистер Стил несколько раз бывал в Советском Союзе. Он рассказывал, что это удивительная страна, где не нужно платить за визит врачу, где рабочие не боятся остаться без работы, где детей даже музыке учат бесплатно.
— А почитать английские газеты или послушать передачи Би-би-си, — загорячилась вдруг миссис Стил, — так получается, что ваши люди живут без всяких свобод и только ждут, когда западные державы освободят их от коммунистического рабства! Пусть лучше господа из Би-би-си объяснят мне, почему в Англии заболеть — это значит стать нищим, почему неуклонно растут налоги, почему правительство Тэтчер позволяет американцам превращать Англию в ракетно-ядерный авианосец?!
Миссис Стил нервно закурила, подвинув нам пачку сигарет.
В это время в бар вошел посетитель. Миссис Стил, извинившись, заторопилась к стойке. Мы взглянули на часы. Как ни хотелось поговорить еще с этой женщиной, но пора было уходить. Поблагодарив хозяйку за угощение и тепло попрощавшись с ней, мы направились в порт...
С ветеринарным врачом мистером Грэйвом мы познакомились при следующих обстоятельствах. Мистера Грэйва пригласила к нам на судно карантинная служба порта для освидетельствования нашей собаки. Добрейший Рекс после швартовки в Ливерпуле зарычал на лоцмана, от которого сильно пахло виски. Лоцман заявил об этом в карантин, и пса посадили под замок. Всю стоянку за ним должен был наблюдать ветеринар.
Мистер Грэйв приезжал по утрам, кормил Рекса кусочками колбасы и заглядывал в его умные глаза. Они быстро стали друзьями. Если врач запаздывал, Рекс нетерпеливо повизгивал у дверей.
В день нашего знакомства мистер Грэйв воскликнул:
— Я должен пожать лапу этой собаке! Благодаря ей я попал на русский пароход!
Мистер Грэйв — бывший танкист. Он воевал в составе англо-американских союзнических войск в Северной Африке, в Италии и закончил войну в Австрии. Он привез показать нам свои награды. Среди многочисленных крестов и памятных медалей мы увидели маленькую красную звездочку. Ее снял с пилотки и подарил мистеру Грэйву русский танкист Алеша.
— В нашей семье это самая дорогая реликвия! — сказал мистер Грэйв.
В воскресный день мы встретили его в городе. Он гулял с внуком, маленьким Полем.
Познакомившись с нами, Поль подергал деда за рукав и что-то тихо спросил.
— Поль интересуется, вы и есть те самые русские, о которых я ему столько рассказывал. Да, Поль, это те самые парни!
Мистер Грэйв показал на курточку внука:
— Видите, на рукаве вышит Микки Маус? Это была эмблема моего танка. Идемте, выпьем по чашечке чаю, я
познакомлю вас с этой историей.
Славную чашечку чаю нам предлагали в Ливерпуле на каждом шагу. Грузчики, уходя на перерыв на чай, звали с собой на берег, секретарша агента, едва мы входили в оффис, сразу несла чай, и даже полисмен, открывая ворота Гладстон-дока, приглашал в свою конторку, где рядом с телефоном постоянно кипел чайник.
Лифт поднял нас на застекленную площадку ливерпульской обзорной башни. Над городом, расцвеченным солнцем, плыл пароходный дым.
Поль помчался к автоматам, и вскоре мы пили из картонных стаканчиков настоящий английский чай. Именно английский, с молоком.
— Чай с лимоном у нас называют чаем по-русски, — мимоходом заметил мистер Грэйв и начал рассказ. — Наша танковая колонна проходила пылающую итальянскую деревушку. Фашисты, отступая, не жалели ничего и никого. Мы видели на дорогах расстрелянных итальянских женщин и детей... Да... Так вот, в этой деревушке, глядя в смотровую щель танка, я вдруг увидел сидящую на броне мышь. Она спасалась от огня. Командир разрешил мне открыть люк и сделать снимок. Зверек даже не шелохнулся. Мышь принесла нам удачу. В тот день мы подавили несколько немецких батарей. А после боя нарисовал мышь на броне танка. С ней и закончили войну. Славное, великое было время! Моя жена Джейн писала мне в Вену: «Расцелуй за меня всех русских и передай им приветы от всех наших соседей!»
Поль, забыв про чай, с жадным интересом слушал деда. Признаться, и нам было интересно слушать рассказ бывшего солдата «второго фронта».
Когда мы спустились вниз и вышли на улицу, мистера Грэйва кто-то окликнул. Обернувшись, мы увидели старого человека, продававшего лотерейные билеты. Мы уже знали, что нищенство в Англии официально запрещено, и бедствующие люди прикрывали свой жалкий промысел то продажей лотерейных билетов, то еще каким-нибудь видом «торговли». Мистер Грэйв подошел к этому человеку, немного поговорил с ним и украдкой сунул ему бумажный фунт.
— Мы были в одной танковой бригаде, — вернувшись к нам и словно оправдываясь, сказал мистер Грэйв. —
Не повезло, бедняге...
Мы ни о чем не спрашивали врача. Все было и так ясно.
Провожали нас из Ливерпуля мистер Грэйв и Нил. По морскому обычаю, они сбросили с причальных пушек наши концы.
...Ночь окутала океан. Мы шли на север караванной дорогой войны. И казалось, каждый маяк у наших и английских берегов стоит обелиском тем памятным дням.