Море на вкус солёное ...2 - 2
- Опубликовано: 18.03.2011, 15:08
- Просмотров: 64490
Содержание материала
ИСТОРИЯ ОДНОЙ МАРКИ
Несколько дней мы выгружали на рейде Адена рис. Босоногие грузчики хватали острыми крюками мешки, подтаскивали их на просвет трюмов, откуда лебедки уносили мешки в стоящие вокруг судна баржи. А грузчики снова бросались в жаркую темноту трюма, и крюки в их руках сверкали, как кинжалы.
Рейд окружали горы. В воздухе стояла мрачная духота.
Вода в бухте была горячей, и чайки не садились на воду, отдыхая на прибрежных скалах.
На рейде стояло несколько польских сухогрузов, чей-то «рыбак» и пассажирское суденышко под флагом Сомали. Суденышко везло паломников в Саудовскую Аравию и зашло в Аден выгрузить бочки с пальмовым маслом. Паломники, томясь от безделья, лениво наблюдали за выгрузкой.
«Рыбак», как сказал нам лоцман, зашел в Аден на ремонт. По флагу, грязной тряпкой болтавшемуся на флагштоке, определить его национальность было невозможно, и только позже мы узнали, что он забрел в Аден из Пакистана. У него что-то случилось с машиной. Накренившись на один борт, он напоминал попрошайку, которых можно встретить возле каждой мусульманской мечети.
А совсем рядом с нами принимал бункер югославский танкер. Тяжелый шланг шевелился в воде, и арабы, следя за бункеровкой с катера, поправляли шланг баграми.
Последний раз я был в Адене в конце шестидесятых годов. В горах стреляли. В городе действовал комендантский час. Английские солдаты, разъезжая на «джипах», останавливали каждого встречного араба, ставили лицом к стене и искали оружие. Грузчикам не доверяли даже их крюки, их отбирали в проходной порта. По ночам в горах слышались взрывы.
Перед нашим отходом на другой стороне бухты, среди белого дня, взорвался огромный резервуар компании «Шелл». На склонах гор заметались огненные блики. Небо потемнело от дыма, а вода в бухте начала быстро чернеть. Маленький пожарный катер, мечась по рейду, ударил в огонь хриплыми струями, но нефть наступала на город, как неудержимый народный гнев.
Много лет прошло с тех пор. Сейчас в Адене над мраморным зданием городского управления развевался флаг Народной Демократической Республики Йемен.
...Кто-то положил руку мне на плечо. Я оглянулся — Лоскутов. Матрос первого класса. Лучший шахматист судна и филателист.
— Поехали в город, капитан разрешил. Поищем все же эту марку.
— А карту возьмешь?
— Она всегда при мне.
И Лоскутов развернул передо мной свою знаменитую карту. Это была особая карта, составленная на основании специальных каталогов. Вся она была испещрена красными и синими точками, датами и восклицательными знаками. Над этой картой Лоскутов мог сидеть часами...
Лоскутов собирал тему: Ленин на марках бывших колоний. Восклицательными знаками помечались им места неожиданных открытий. Так были помечены остров Маврикий, где мы грузили сахар на Англию в предыдущем рейсе, и Кения, порт Момбаса. В Момбасе, когда Лоскутов увидел марку с Лениным, впервые выпущенную правительством освободившейся от колониального господства страны, он долго тряс руку продавца-негра.
Здесь в южном Адене, Народной Демократической Республикой Йемен была выпущена к столетию Ленина юбилейная марка. Лоскутов давно ждал захода в этот порт. Мечтая приобрести эту марку, он не радовался никаким другим рейсам. Мы ходили на Японию, были в Австралии, в Бразилии, в Аргентине, но Лоскутов хотел только сюда, в Аден!
Вчера весь день Лоскутов искал марку в городе, спрашивал в магазине филателии, на почте, у продавцов сувениров. Но марки нигде не было. Лоскутов зашел даже в полицейское управление. За деревянной перегородкой толстый полицейский дремал над остывшей чашечкой кофе. Выслушав, полицейский засопел и позвал со двора заплаканного мальчишку. Мальчишка, очевидно, сидел во дворе полицейского участка за какой-то проступок. Полицейский показал ему на нас и что-то пробурчал. Мальчишка радостно присвистнул, и мы пошли за ним по желтой от солнца улице.
В тесной антикварной лавке, среди бронзовых подсвечников, старинных часов под треснувшими стеклянными колпаками и прочего хлама сидел морщинистый араб и дрожащими руками перебирал четки. Мальчишка объяснил старику, что нам нужно, и убежал.
Старик нашарил в углу кованый ящик, с трудом приподнял его и высыпал на пыльный прилавок содержимое ящика. Среди стертых монет, выкатившихся из ящика, я разглядел марки кайзеровской Германии и расхохотался. Но Лоскутов не пал духом. Прогнав меня на улицу, он остался в лавке объясняться со стариком. Ко мне он вышел потный, по радостный:
— Найти можно!
Вторичный поиск Лоскутов начал с почты. Пока он разговаривал со служащими, показывая им свою карту, я разглядывал рекламы морских пассажирских агентств.
— Нужно ехать в Кратер, — сказал за моей спиной Лоскутов. — На такси это минут двадцать. Там главное почтовое управление.
Такси стояло в жаркой тени пальм. Шофер, сидя на земле, читал замусоленное письмо, водя по нему грязным пальцем. Он поднял к нам потное лицо и, показав письмо, улыбнулся:
— От сына. Учится в Москве.
Мы выехали на шоссе, идущее вдоль бухты, и в борт машины ударили брызги волн. В затонах покачивались деревянные фелюги. Их днища блестели от мазута.
— Сейчас мы строим новый флот, — сказал шофер и показал на покатый мыс. Облака над мысом вздрагивали от вспышек электросварки.
— Там работает мой брат, — продолжал шофер. — Народная власть дала нам возможность стать квалифицированными рабочими. А при англичанах мы могли лишь прислуживать в отелях, убирать особняки богачей или работать носильщиками...
Быстро промелькнули мачты стоящих на рейде судов, и впереди открылась улица с острым запахом извести. Одна ее сторона была почти застроена новыми домами, другая — гремела на ветру жестью лачуг.
— Раньше наша семья жила в такой лачуге, — сказал шофер. — Теперь нам дали квартиру в новом доме.
Кратер, продолжение Адена в провале гор, был и в самом деле кратером потухшего вулкана. О затвердевшие бугры пепла спотыкались запряженные в телеги верблюды. Возчики яростно кричали на них, и верблюды, напрягая худые ноги, обреченно тянули телеги дальше. Но вот, обгоняя нас и подпрыгивая на ухабах, пронеслись в сторону Кратера несколько новеньких самосвалов, и мы успели прочитать их марку — «КамАЗ».
— Вот куда их занесло, — повернулся ко мне Лоскутов. — У меня дядька на КамАЗе работает, мать писала, должны его в загранкомандировку послать. Может, сейчас в Кратере и встретимся!
— Ты тогда о марке забудешь, — сказал я.
— Э, нет...
Мы подъехали к старинному зданию, окна которого были забраны бронзовыми решетками. Лоскутов вышел из машины и от избытка чувств похлопал ее по горячему радиатору. Жарко запахло пылью. Лоскутов постоял, зажмурив глаза, очевидно, предвкушая встречу с долгожданной маркой.
Шофер терпеливо ждал. Он уже знал, что мы ищем марку с изображением Ленина. Но оказалось, что в здании, возле которого остановилась наша машина, находилось Управление по перевозке почты. А нам нужно было найти почтовое отделение.
Неподалеку несколько мужчин напряженно слушали молодого паренька. Он громко читал газету. Наш шофер послушал и сказал:
— Про Ливан. Про Палестинское движение сопротивления.
Сев за руль, шофер погудел. Мужчины не расходились, только зло покосились в нашу сторону. Тогда шофер снова вышел из машины и объяснил, кто мы и что ищем.
Немедленно в окна машины потянулись руки. А парень втиснулся в машину и, затормошив шофера, стал показывать ему дорогу.
У входа в почтовое отделение рос одинокий кактус. На длинные иглы кактуса были наколоты надорванные автобусные билеты. Хромой сторож, ругаясь, срывал билеты и бросал их в мусорную корзину.
Поглядев с улыбкой на разгневанного сторожа, мы вошли в небольшое помещение, заставленное мешками с почтой. На нескольких мы заметили названия наших центральных газет: «Правда», «Известия», «Труд».
За письменным столом сидел красивый клерк. Ветер от работавшего над его головой фена развевал модный галстук.
Узнав, что нам нужно, клерк улыбнулся и раскрыл лежащий перед ним альбом. Оказывается, ему уже позвонили из Управления по перевозке почты, и он нас ждал, приготовив этот альбом.
Мы увидели марки Революции. Крестьян, бросавшихся с железными прутьями на английских солдат, женщин, срывающих с лиц чадру, и рабочих, которые, подняв над головами винтовки, шли навстречу радуге, разгоравшейся над нефтяными вышками.
А среди этих марок была та, которую искал Лоскутов. Ильич смотрел требовательным взглядом, словно напоминал, что Революция — дело не одного дня, за нее нужно бороться до конца.
На улицу мы вышли в сопровождении целой толпы. Марка переходила из рук в руки. Но Лоскутов был спокоен. Марку брали осторожно, как полагалось. Арабы понимали, марка эта — непростая. Недаром этот русский парень смотрит на всех такими счастливыми глазами!
На обратном пути шофер неожиданно остановил машину и протянул нам листок бумаги.
— Напишите что-нибудь по-русски, пошлю сыну. Я обязательно напишу ему, как помогал вам искать эту марку.
Лоскутов взял листок, подложил под него свою карту и написал крупными буквами только одно слово: «Ленин».
— Ленин, — посмотрев на бумагу, прошептал шофер и осторожно приложил листок к губам.
А Лоскутов, развернув свою карту, сделал на ней красным карандашом пометку и поставил рядом восклицательный знак.