Море на вкус солёное ...2

МОРСКИЕ РАССКАЗЫ времен СССР

Аркадий Хасин

ЧАЙКИ НА ПЛОЩАДИ САН-МАРКО

Этот молодой итальянец подошел к нашему трапу, как только мы ошвартовались в Маргере, пригороде Венеции.
С Адриатики дул сырой ноябрьский ветер, низкие темные облака обещали дождь, и матросы, еще недавно загоравшие в тропиках, закрепив швартовы, сразу побежали в надстройку.
На подходе к Венеции я был в машинном отделении и сейчас вышел посмотреть на знаменитый город, но кроме дымящих заводских труб и нефтяных цистерн, окружавших порт, не разглядел ничего. За долгие годы плавания в Венецию я попал впервые, и, понятно, мне не терпелось увидеть и мост Риальто, и Большой канал, и площадь Сан-Марко, о которых я столько читал!
Парень поднялся по трапу и на ломаном английском языке спросил, можно ли наняться к нам на работу.
—  К сожалению, нет, —  ответил я и объяснил, что на советских судах плавают только граждане СССР.
Парень вздохнул и удрученно посмотрел на свои большие руки.
Мы привезли из Индии джут. У борта уже выстраивались грузовые машины, и к ним от длинного мрачного склада шли грузчики. В это время начался дождь. Грузчики побежали назад, а в кабинах машин засветились огоньки шоферских сигарет.
Парень поежился, поднял воротник старенькой нейлоновой курточки и направился к трапу.
Вытирая о фартук руки, ко мне подошел наш повар:
—  Что же вы отпустили его? Посмотрите, у него туфли на босую ногу одеты! Да и голодный, наверно. А у меня пельменей полкастрюли от обеда осталось.
Я окликнул парня. Узнав, зачем я его вернул, он благодарно улыбнулся:
—  О, синьор!
Ел он торопливо, как едят очень голодные люди. Больно было смотреть на него в эти минуты... А потом, удивляясь и радуясь нашему вниманию, он стал рассказывать о себе.
Звали его Альберто. Родом он был с Капри, где до сих пор помнят «синьора Массимо Горьки». Отец Альберто был рыбаком. Мать умерла, когда сыну было всего два года. Воспитывала Альберто сварливая тетка, сестра отца, у которой было своих пятеро детей. Отец часто брал Альберто с собой в море. Помогая отцу выбирать сеть, мальчик с завистью смотрел на большие пароходы. Они ведь приходили к итальянским берегам со всех стран мира, где жизнь, наверно, была иной, чем в рыбацких поселках Италии... С особым интересом смотрел Альбер-
то на проплывавшие иногда очень близко от них пароходы под красным флагом. Это был флаг страны «синьора Горьки», где, по рассказам отца, власть принадлежала трудовому народу. Альберто долго махал вслед этим пароходам. Учиться Альберто не пришлось. В Италии образование для детей бедняков — роскошь, и редко кому из них удается выбиться в люди. Пока был жив отец, Альберто помогал ему рыбачить, но отец умер, и Альберто решил уйти в дальнее море. В Неаполе он нанялся учеником моториста на грузовой теплоход, совершавший рейсы между странами Западной Европы и Южной Америки. Половину скудного жалованья высчитывала у молодого моряка за обучение судоходная компания, но Альберто не унывал. Впереди была жизнь, полная радужных надежд. Правда, в портах, куда заходил теплоход, Альберто видел знакомую нужду, в которой прозябали простые люди, как и у него на родине, видел безработную молодежь, так же как и в Италии, обивавшую пороги бирж труда, и все-таки Альберто ликовал: он плавал, у него была работа! Но вот совсем недавно, когда он получил наконец сертификат моториста и ожидал прибавку к жалованью, компания направила теплоход на переоборудование в Маргеру. Судовладельцы автоматизировали судно и... сократили экипаж. Альберто оказался за бортом.
Уходил он от нас вечером. Дождь перестал, но ветер выплескивал на причалы гулявшую в бухте волну, и на асфальте дрожали мокрые портовые огни. Где-то на задворках Вепеции, в одном из старых, пропитанных сыростью домов жил его родственник. К нему Альберто и отправился ночевать.
Попасть из Маргеры в Венецию для нас оказалось непроста. От ворот порта нужно было долго идти вдоль железнодорожных путей, тянувшихся мимо высокого забора судостроительной верфи «Бреда», стоять у закрытого шлагбаума, провожая глазами длинный товарный состав, снова идти по размытой дождем дороге до моста, соединяющего Маргеру с соседним городом Местре, подняться на этот мост и там уже ждать автобус, идущий в Венецию.
С моста хорошо видна была верфь, где сваривались огромные корпуса судов. Вдруг на одном из них мы прочитали название: «Смольный». Наблюдая, как краны подают на широкую палубу судна секции будущей надстройки, я припомнил, что именно на этой верфи были построены по заказу Советского Союза работающие теперь в Черноморском пароходстве рефрижераторные теплоходы, названные именами героев гражданской войны: «Чапаев», «Щорс», «Пархоменко», «Котовский», «Лазо». С этой верфи ушли не так давно в плавание, открыв новую океанскую линию по перевозке сжиженного аммиака между нашим черноморским портом и портами ряда стран Запада, газовозы «Моссовет» и «Ленсовет», и вот — «Смольный».
Заморосил дождь. Автобуса не было. На остановке, покуривая и поглядывая в нашу сторону, стояло несколько пожилых итальянцев. У них были усталые небритые лица. Воротники их курточек были подняты, кепи низко надвинуты на лоб. Неожиданно один из итальянцев направился к нам. В руке он держал пачку дешевых сигарет «Начионале». Дружелюбно улыбаясь, итальянец протянул нам сигареты и сказал по-русски:
— Закуривайте. — Поняв наше удивление, он засмеялся: — В молодости я был в русском плену, а сейчас строю для России корабли!
Мы с интересом посмотрели на этого человека и взяли по сигарете.
Подошли и остальные итальянцы. Как оказалось, все они работали на верфи «Бреда» и сейчас ехали после ночной смены домой. Жили они в рабочем поселке недалеко от Венеции. Автобус, по их словам, мог быть не скоро.
— С бензином плохо, лимит,..
Итальянца,  говорившего  по-русски,     звали  Луиджи.
В начале второй мировой войны он был солдатом итальянского фашистского корпуса, посланного Муссолини на Восточный фронт. В плен Луиджи попал зимой 1942 года, на Дону. У него были обморожены ступни ног. И его, солдата вражеской армии, так много зла причинившей России, выхаживали русские врачи!
Луиджи задрал брюки и показал спассшые русскими врачами ноги:
—  Вот! А теперь нас хотят уверить: вы — наши враги! Газеты пишут, что ракетно-ядерные базы НАТО, расположенные на территории Италии, спасут нас от нашествия русских!
Он зло затянулся сигаретой и, отшвырнув окурок, протянул руку в сторону верфи:
—  Если бы не ваши заказы, половина из нас стояла бы сегодня в очереди за пособиями по безработице!
При этих словах его товарищи согласно закивали головами, словно то, о чем говорил Луиджи, было понятно им без перевода.
Подошел забрызганный грязью автобус. Луиджи посмотрел на номер и быстро сказал:
—  Вам в Венецию? Садитесь. Мы ждем другой. Итальянцы помогли нам втиснуться в переполненный
автобус и дружно помахали вслед.
...Когда мне приходилось бывать в Эрмитаже, я подолгу стоял у картин итальянских художников Гварди и Каналето, с поразительной живостью увековечивших каналы и дворцы Венеции. И вот теперь мне показалось, что я снова вижу работы этих мастеров. Только патину, трещинки красок, заменили морщинки дождя.
Мы сошли на Пьяцца ди Рома — площади Рима. Дальше нужно было идти пешком. Правда, с площади можно было спуститься к причалам, где раскачивались поблескивающие под дождем катера и гондолы. Но все, кто вышли вместе с нами из автобуса, раскрыв зонты или подняв воротники плащей, направились к мосту, ведущему в город. Позже мы узнали, что катерами, а особенно гондолами, пользуются в основном туристы. В нынешней Венеции прогулки по воде стали дорогим удовольствием...
Пройдя по узкой набережной, разукрашенной атласными косынками с видами Венеции, развешанными возле магазинчиков, торгующих сувенирами, мы перешли еще один мост и углубились в средневековые улочки, вымощенные каменными плитами. Улочки пересекались грязными каналами, через которые были перекинуты каменные мостики. По каналам проплывали нагруженные ящиками и корзинами задымленные моторки.
Спрашивать дорогу к мосту Риальто или к площади Сан-Марко не было необходимости. Туда вели стрелки, начертанные на углу почти каждого дома.
Улочки представляли сплошной нескончаемый базар. Чем только пе торговали стоявшие здесь торговцы! Пестрые галстуки развевались по соседству с разложенными на лотках дамскими кофтами, мужские полуботинки чернели среди старинных книг, посуда возвышалась горками между картин, изображавших Венецию времен дожей, затейливые люстры светились в окружении стеклянных ваз. И тут же можно было купить свежую рыбу, овощи, фрукты. Дождь не мешал торговле. Товар был прикрыт прозрачными пленками, а сами торговцы стояли под обвисшими зонтами, громко зазывая покупателей.
За поворотами улиц открывались старые мраморные дворцы. Их широкие ступени спускались к самой воде. Несмотря на непогоду, мы внимательно рассматривали великолепную архитектуру этих зданий. Но двери дворцов были заколочены, окна с позолоченными решетками закрыты. Чувствовалось, в этих дворцах давно никто не живет. Они стояли как памятники былого величия Венеции.
Неожиданно мы вышли к собору, перед которым возвышалась могучая конная статуя. Только я успел сообразить, что это то самое творение Андреа   Верроккьо —кондотьер, чья точная копия стоит в Москве, в Музее изобразительных искусств, как кто-то из ребят тронул меня за руку и тихо сказал:
—  Смотрите.
—  Да, знаю, — ответил я, — это..,
—   Вы не туда смотрите.
И тут на стене примыкающего к собору старинного госпиталя я увидел свастику.
Прохожие, с ненавистью поглядывая на нее, быстро проходили мимо.
Торопливо проковылял вдоль стены священник в длинной черной сутане, отгородившись от свастики зонтом.
Я глядел на этот зловещий символ фашизма, а память стремительно прочерчивала линию между многими тревожными днями Италии последних лет.
Вспомнилось похищение и убийство Альдо Моро, лидера Христианско-демократической партии. Было объявлено, что это преступление совершили «красные бригады». Но каждому здравомыслящему человеку было ясно: убийство Альдо Моро — дело рук тех, кто стремится спровоцировать наступление реакции на левые силы. Вспомнился август восьмидесятого года. Мы шли в Средиземном море, недалеко от Сицилии, когда радио сообщило о взрыве железнодорожного моста в Болонье. Преступление неофашистов всколыхнуло всю страну. Мы видели по телевизору митинги протеста. Рабочие, служащие, крестьяне требовали от правительства поимки и наказания виновных. Цель итальянских подрывных групп, какими бы вывесками они ни прикрывались, одна: они стремятся еще больше дестабилизировать внутриполитическое положение в стране. Действиями террористов пользуются правые силы, пропагандирующие в современной Италии идею «сильной власти», чтобы под предлогом наведения общественного порядка ликвидировать демократические завоевания, достигнутые трудящимися в упорной классовой борьбе.

Вдруг у стены госпиталя появился невысокий паренек. Он опустил на землю банку с краской и приставил к стене лесенку. Быстро замазав свастику, он вывел на стене надпись: «Фашизму — нет!»
Спрыгнув на землю, паренек подмигнул нам и быстро скрылся за углом...
И пока мы, пройдя по мосту Риальто и спустившись на набережную Большого канала, любовались издали украшающими мост скульптурными композициями, выполненными, по преданию, самим Микеланджело, пока мы обходили церкви, расписанные Тицианом, Тьеполо и Тинторетто, и пока бродили по пустынным залам Дворца дожей, поражаясь нестареющей яркости картин великих итальянских мастеров, я неотступно думал об этом пареньке. В современной Италии, где безнаказанно действуют террористические организации, убивающие среди белого дня людей, замазать свастику и заявить фашизму: «Нет!» — для этого тоже нужно иметь и смелую кисть, и горячее сердце...
Темнело, когда мы вышли из Дворца дожей на площадь Сан-Марко. Крылатый лев, символ Венеции, казалось, дремал на своем пьедестале, устав от внимания туристов. По площади, взвалив на плечи громоздкие штативы старомодных фотоаппаратов, разбредались фотографы. Из широких дверей собора Святого Марка, торопливо раскрывая зонты, выходили последние посетители. Служители тушили в соборе свет. А на карнизах здания, хлопая крыльями, устраивались на ночлег голуби.
Нас кто-то окликнул. Мы обернулись. Альберто! Обрадованный встречей, он попросил закурить. Карманы плаща Альберто были набиты пакетиками с кукурузными зернами.
— Родственник предложил работу — продавать корм для голубей. — Объяснил Альберто, раскуривая сигарету. — Только в такую погоду много не заработаешь...
Мы купили у него пакетик зерен и рассыпали голубям. Но дождь усилился, и мокрые продрогшие голуби не торопились слетать вниз. И вдруг над нами закружили чайки. Такой мне и запомнилась эта площадь — светлой от чаек, которых не пугал холодный осенний дождь.

• Назад
• Вперед