Море на вкус солёное... - 17

СОЗВЕЗДИЕ АРГО

Боцман разбудил нас рано. На столе потрескивала свеча. За бортом плескало море. Я глянул в иллюминатор: над горизонтом мрачно громоздились тучи, на краю мола устало помаргивал маяк.
—  Подъем!
Я спрыгнул с койки и побежал умываться. Иван Максимович успел вскипятить чай. На столе стояли кружки. Возле моей и Колькиной лежало по два кусочка сахару. Возле кружки боцмана — один.
Заметив, что Колька, не вставая с койки, тянется за папиросой, Иван Максимович грохнул кружкой по столу:
—  Тебе что, особое приглашение надо?
—  Да куда он денется, твой котел! — огрызнулся Колька, но, спрыгнув на палубу, стал натягивать брюки.
Когда сели к столу, боцман сказал:
—  Рабочих сегодня не будет. Из эвакуации прибыла новая партия станков.   Всем заводом идут на разгрузку. Пока слесарей нет, начнем котел.
Напившись чаю, мы спустились в кочегарку. Боцман зажог керосиновый фонарь, подвесил к подволоку и стал объяснять, как чистить котел. Слушая Ивана Максимовича я с опаской поглядывал на кочегарский инструмент. Возле колченогой тачки, называемой «рикшей»,   на ней подвозили к топкам котла уголь, лежал увесистый лом. На языке кочегаров он назывался «понедельник». Рядом с ломом лежала широкая лопата. Ею можно было захватить пуда два угля. Под топкой валялись прогоревшие колосники.
—  Главное, привыкайте никакой работы не бояться, — закончил боцман, — В дальнем рейсе на помощь нам никто не придет.
—  В дальнем! — хмыкнул Колька. — Нам до дальнего, как до Луны. Ты бы лучше, Дракон, насчет молока подумал.
—  Какого еще молока!
—  Из-под коровы. Забыл, что чистка котла — работа вредная. За нее кочегарам молоко дают.
Я думал, Иван Максимович прикрикнет на Кольку и прикажет лезть немедленно в котел, но он сказал:
—  Это ты прав. Буду в заводоуправлении, уточню. Колька повеселел, почесав грудь, подмигнул мне:
—  Вот так. Не напомни, и зарплату забудут уплатить. Давай, Дракон, готовь переноски. Заводская электростанция должна уже работать.
Электропитание с берега начинали подавать с семи часов. Боцман посмотрел на ручные часы и полез по трапу на палубу. Пока мы вскрывали горловину котла, он подключил на берегу низковольтное освещение и опустил через светлый люк две переноски. Вернувшись, он задул фонарь.
—  Ну, ребятки, за дело.
—  Всю жизнь мечтал котлы чистить, — ворчливо сказал Колька, освещая переноской мрачное нутро котла. — Вы их хоть раз за войну освежали?
—  А как же, в Туапсе, когда на ремонте стояли!
—  Оно и видно...
—  Будет тебе, — добродушно    улыбнулся   боцман. — Вот послушай, как я первый раз котел чистил. Объявляю авансом перекур

Боцман присел на пыльный ящик и предложил Кольке папиросу.
Колька сразу отложил инструмент и, усаживаясь в сторонке, сказал:
— Давай, начинай травлю.
—  Да какая это травля? Ты слушай. Плавал я матросом на «Декабристе». Держали мы линию Одесса — Владивосток.    Тяжелая линия, прямо тебе скажу. Тропическая. Знаете песню: «Раскинулось море широко»? Только кочегар, который в тропиках у топок стоял,    мог такую сочинить. Так вот. В стране тогда стахановское движение зарождалось.    Газеты о трудовых рекордах пишут, а у нас... Вахты, сон, да «козел» по вечерам в кубрике. Я комсоргом был. Выступил на собрании: «Пора и нам в стахановцы двигать. Не можем мы в стороне от таких больших дел стоять!» Зашумели ребята, предложения так и посыпались. Перебил всех стармех. Он из старых спецов был. На рядовых моряков даже не смотрел.    Поднял  он руку, говорит:  «В море не рекорды решают, а опыт командного состава. А ваше дело, товарищи комсомольцы, на руле хорошо стоять да пар на марке держать!»   Тут один кочегар и возразил:    «Насчет пара вы правильно сказали,    но котлы у нас давно не чищены.    А если их чистить почаще, можно скорость увеличить, правда, товарищ стармех?» Тут я опять руку тяну: «Если нужно   в котел лезть, матросы помогут.    Правда, ребята?»  Орут, черти: «Давай, объявляй аврал!» Пришли в Коломбо. Вывели на чистку один котел. Спустились матросы в кочегарку. Жара, под вентилятором и то дышать нечем. А тут в горячий котел лезть надо.    А стармех ехидно спрашивает:  «Ну что, товарищ комсорг, не передумал?»    Оглянулся я, кочегары,    механики,    матросы, — все на меня глядят. «Нет, — говорю, — не передумал». Протиснулся в горловину. Колени сквозь робу жжет, пот глаза щиплет, в голове словно рында гудит. Но приказываю себе — назад хода нет! И на шкрябке злость вымещаю. Слышу, и другие матросы полезли. По скрежету шкрябок понимаю, ребята со мной за одно думают! А за матросами и кочегары уже пошли. Быстро мы тогда с котлом справились. Стармех не поленился, сам в котел полез, работу нашу принимал. Хотел придраться, да не смог. Подняли кочегары парок, вышли мы из порта, а за кормой — след от винта словно шире стал. И скорость, скорость! «Качать комсорга!» Еле от них, чертей, отделался. Пришли в Сингапур, за другой котел взялись. В результате — на десять суток раньше срока в Одессу вернулись. Боцман затоптал окурок и встал:
—  Вот так, ребятки. Ну, за дело!
—  Эх, мама родная! — И Колька, размашисто перекрестившись,    полез в котел.    Я подал   ему переноску, стальную щетку, шкрябки и двинулся за ним.
—  До блеска шуруйте, проверю! — донесся вслед глухой голос боцмана.
Осветив переноской ближайшую трубу, Колька принялся очищать ее от накипи. Я взялся за соседнюю. В котле сразу поднялась пыль, забила рот, затруднила дыхание. Я вспотел и закашлялся.
—  Что, не по вкусу работка? — засмеялся Колька. — Это тебе не кисточкой на солнышке водить. Море, оно и таким бывает!
Сплюнув черный сгусток пыли, я продолжал работать. Рассказ Ивана Максимовича придавал силы. «Они ведь в тропиках котлы чистили, а здесь — курорт...» Но как я ни уговаривал себя, работать с каждой минутой становилось трудней. Пот заливал глаза, руки ломило, дышать было нечем. В довершение всего внезапно погас свет. И тут я со страхом вспомнил рассказ Лавренева «Срочный фрахт». Ведь точно так же залез в пароходный котел беспризорный мальчишка по прозвищу Крыса. И точно так, застряв между дымогарных труб, не смог вылезти назад. А пароход торопился из Одессы в Америку, и хозяин Крысы, жадный и жестокий Пров Кириакович, боясь потерять заработок, уверил американцев, что мальчишка выкарабкался, и можно поднимать пар...
Свет загорелся, и я увидел грязное, смеющееся лицо Кольки.
—  Сдрейфил? Это я кабель дернул. Контакт и пропал. Дай, думаю, послушаю, как салажонок «мама» закричит!
—  Не бойся, не закричу, — сказал я, дрожа от пережитого страха.
—  Вылазь, передохнем. А то кашляешь, как чахоточный.
Колька потянул за собой переноску и пополз к горловине. Выбравшись наружу, он помог вылезть и мне. Тяжело дыша, я уселся на ступеньку трапа, подставив лицо вентиляционной трубе. Из нее веяло приятной прохладой.
Колька, развалившись на ящике, вытаскивал из кармана брюк папиросу. Боцмана ни в кочегарке, ни в машинном отделении не было.
—  А знаешь, сколько завод за чистку котла платит? — Закурив, спросил Колька. — Дай бог! Я сказал Дракону, пусть наряд выписывает. А он попер на меня: «Вы в рабочее время котел чистить будете! Народные деньги беречь надо!» Сознательный...
—  Давай продолжим работу, — отдышавшись, сказал я. — Придет Иван Максимович, заругает.
—  Чего там, заругает. Знаешь, как настоящие кочегары делают? — Колька на всякий случай посмотрел вверх и прислушался. — Настоящие «духи» делают так.   Залезут в котел, посидят, вылезут, ополоснут морды под краном, вроде пот их прошиб, и лезут на солнышко. Механик посмотрит и пожалеет:  «Отдыхайте, отдыхайте, ребятки!» Навидался я всякого. И так, на шару котел этот чистим...
—  Кажется, идет, — прислушавшись к шагам на палубе, сказал я.
—  Да ладно тебе. Давай лучше посчитаем, сколько ты мне еще за отрез должен. Груня пока с хлебом кислород
перекрыла. А ты рад. Думаешь, Колька забыл долг. Нет, дорогой, долг платежом красен. Завтра зарплата. Получишь, отдашь мне!
На трапе загремели шаги. Я встал со ступеньки и увидел спускавшихся в машинное отделение рабочих. В руках у них были толстые деревянные бруски. За рабочими спускался боцман.
—  Вот спасибо,    что пришли, — говорил    бригадиру Иван Максимович. — А я думал, раз вы на разгрузке станков, значит, пожалуете до нас только завтра.
—  Станки мы разгрузили быстро... — Губский подошел к машине и озабоченно посмотрел на приготовленный к разборке    поршень. — Я дал заказ    на проточку поршней. Сейчас должен подойти плавкран. Только бы его бригада с «Крыма» не перехватила. У них сегодня сборка главного двигателя.
Губский повернулся к своим помощникам:
—  Майна помалу!
Заскрипели тали, тяжелое тело поршня начало медленно опускаться вниз.
—  Брусья, брусья подкладывайте! — раздраженно сказал Губский. — И шток ветошью обмотайте. Начнет забирать плавкран, облицовку обдерет!
Боцман подождал, пока рабочие уложили поршень на брусья, и осторожно спросил:
—  Насчет баббита не узнавали?
—  Думаю, договорится начальство с водолазами.  Но и вы со своей стороны нажимайте. Я вам подсказал выход, пусть и пароходство похлопочет.
В светлый люк просунулась Груня.
—  Максимыч, тутычки вид Мишы прийшли. Знов вызывае.
—  Тьфу! — Заметив курившего Кольку, боцман сказал: — Я шланг с берега в кочегарку протяну, закончите очищать накипь, скатите котел водой. И учти, я ненадолго, работу все равно проверю!

—  Лучше скажи Груне,    пускай усиленное питание готовит! — отозвался Колька.
Груня постаралась. Правда, за обеденный стол в грязной робе она нас не пустила. Пришлось располагаться на кнехтах. Но зато накормила макаронами с мясом и разрезала арбуз.
—  Ого! — обрадовался Колька. — Где ты такой кавун взяла?
—  Купыла. Специально для тебя, паразита. А ну, дывысь, кажись, до нас кран.
Сопя паром, к «Аджиголу» подходил плавкран. На заваленной деталями судовых машин палубе стоял бородатый матрос и, сложив рупором руки, кричал:
—  Эй, на буксире, принимайте концы!
—  Палубной команде — аврал! — объявил Колька, облизывая липкие пальцы. — Пошли принимать веревки.
С плавкрана полетела выброска. Колька ловко поймал ее и стал выбирать из воды привязанный к выброске швартовый конец. Пропустив его через клюз, оп набросил конец на кнехт. Над «Аджиголом» нависла стрела плавкрана, опуская раскачивающийся гак.
—  Майна веселей! — заорал Колька. И вдруг осекся. В стеклянной кабине крана сидела молоденькая крановщица. Колька послал ей воздушный поцелуй, но крановщица, управляя рычагами крана, не обратила на Кольку никакого внимания. Груня, наблюдавшая за Колькой, засмеялась:
—  Шо, Жених, разлюбылы девки?
Гак скрылся в люке машинного отделения, но вскоре показался снова, медленно поднимая поршень.
—  Дают! — притворно    охнул    Колька,    стараясь не смотреть на стеклянную кабину крана. — Не успеешь перекурить, все поршни в цех закинут.
—  А ты як думав? — собирая грязные тарелки, спросила Груня. — Даром Максимыч пороги на заводи обивав?
Из машинного отделения показался бригадир. Груня предложила ему пообедать, но он отказался:
—  Спасибо, некогда.
И быстро пошел к сходне. Кран отошел, увозя наши поршни в цех.

• Назад
• Вперед