Полынь-трава горькая... - 15
- Опубликовано: 16.06.2023, 19:17
- Просмотров: 17601
Содержание материала
На блоке в этот миг стояла глухая, ватная тишина, нарушаемая только непривычным, поражающим до глубины души незнакомым шипением пара и звуком льющейся воды. В ушах звенело от этой тишины, которая наступила после вулканических, оглушающих ударов стихии. Остро стал ощущаться воздух. Будто запах озона, только очень резкий. Запершило в горле...
Старший инженер управления блоком Борис Столярчук, бледный, с каким-то ищущим, беспомощным выражением смотрел на Акимова и Дятлова.
— Спокойно!—сказал Акимов.— Мы все делали правильно...— И к Перевозченко:—Сбегай, Валера, наверх, посмотри, что там...
В этот миг распахнулась дверь из машинного зала. Влетел закопченный старший машинист турбины Вячеслав Бражник. «Пожар в машзале!»—пронзительно выкрикнул он, добавил еще что-то непонятное и выскочил назад, в огонь и бешеную радиацию.
Бражник Вячеслав Степанович родился 3 марта 1957 года в городе Атбасар, Казахской ССР. В 1979 году начал трудовую деятельность на Чернобыльской АЭС в должности электромонтёра электрического цеха. В октябре 1980 года был переведён на должность машиниста-обходчика турбинного оборудования. Характеризовался как человек большой ответственности и профессионал, качественно выполняющий свою работу.
Одним из первых принялся к локализации аварии на ЧАЭС, перекрыв маслопровод, где были разорваны дренажи. Этими действиями предотвратил распространение пожара.
Умер 14 мая 1986 года в 6-й Московской клинической больнице от лучевой болезни.
Вслед за ним в машзал бросились Разим Давлетбаев и руководитель группы чернобыльского пусконаладочного предприятия Петр Паламарчук. Он вышел в ночь для снятия вибрационных характеристик восьмого генератора совместно с сотрудниками Харьковского турбинного завода. К открытой двери подскочили Акимов и Дятлов. Там был ужас. Что-то невообразимое. Горело в нескольких местах на двенадцатой и нулевой отметках, на желтом пластикате валялись раскаленные графитовые блоки и куски топлива, вокруг них разгоралось новое коптящее пламя. Седьмую турбину завалило обломками кровли. От завала вверх поднимался сизый дым. Чад, черный пепел, хлопьями спадающий вниз, хлещущее из разбитой трубы горячее масло, проломленная кровля, покачивающаяся над пропастью машзала и вот-вот готовая рухнуть панель перекрытия. Из разбитого фланца питательного насоса мощная струя кипятка бьет в стену конденсатного бокса. От пролома кровли вниз опускается густой черный столб радиоактивной графитовой пыли, расширяется у двенадцатой отметки и спускается вниз, накрывая людей и оборудование...
Акимов бросается к телефону: «Ноль два! Быстро!.. Да-да! Пожар в машзале!.. Кровля тоже!.. Да-да!.. Уже выехали?! Молодцы!.. Быстро!..»
Караул лейтенанта Правика уже разворачивал свои машины у стен машзала, уже началось...
Дятлов выскочил из БЩУ и, гремя бутсами, поскальзываясь с раздирающим душу скрежетом на битом стекле, вбежал в помещение резервного пульта управления, что вплотную к лестнично-лифтовому блоку. Нажал кнопку АЗ-5 и ключ обесточивания сервоприводов. Поздно. Зачем? Реактор разрушен... Но Анатолий Степанович Дятлов считал иначе: реактор цел, взорвался бак СУЗ в центральном зале. Реактор цел... Реактор цел...
Стекла в помещении РПУ выбиты, с визгом проскальзывают под ногами, сильно пахнет озоном. Дятлов выглянул в окно, высунув голову наружу. Ночь. Гул и клекот бушующего наверху пожара. В красноватом отсвете огня виден страшный завал из строительных конструкций, балок, бетона и кирпича. На асфальте вокруг блока что-то валяется. Очень густо. Черным-черно... Но в сознание не шло, что это графит из реактора. Как и в машзале. Там тоже глаза видели раскаленные куски графита и топлива. Однако сознание не принимало страшный смысл увиденного.
Он вернулся в помещение блочного щита. В душе то вздымалась упругая до звона воля к действию, немедленному, чудотворному, спасающему действию, то обрушивалось все в пропасть безнадежности и апатии. Дятлов вернулся в помещение блочного щита, прислушался. Петр Паламарчук тщетно пытался связаться с 604-м помещением, где находился с приборами его подчиненный Володя Шашенок. Связи не было. К этому времени Паламарчук успел уже обежать восьмой турбоагрегат, спустился на нуль, нашел харьковчан в передвижной лаборатории, смонтированной на машине «мерседес-бенц», и настоял, чтобы они срочно покинули блок. Правда, двое уже успели сходить к завалу около реактора и получили летальную дозу. Акимов успел обзвонить всех начальников служб и цехов, просил помощи. Срочно электриков. Пожар в машзале, нужно вытеснять водород из восьмого генератора, восстанавливать энергоснабжение ответственных потребителей...
Турбогенератор успел проработать всего 30 секунд, после чего от полученных нагрузок начал разрушаться — первыми "полетели" подшипники вала турбогенератора, установка разгерметизировалась, вследствие чего произошел выброс большого количества масла и водорода, начался пожар.
«Стоят гэцээны! — кричал он в трубку заместителю начальника электроцеха Александру Лелеченко.— Ни один насос запустить не могу! Реактор без воды! Быстро на помощь!..»
Нет связи с дозиметристом. Коммутатор отрубился. Работают только городские телефоны. Все нутром ощущают радиацию. Но сколько? Какой фон? Неизвестно... Приборов на БЩУ нет. Респираторов «лепесток» тоже нет. Нет и йодистого калия. Сейчас бы неплохо глотнуть всем по таблетке. Мало ли что...
Со щитом дозиметрии связь не получается.
— Иди, Петро,— просит Акимов Паламарчука,— заскочи к Коле Горбаченко, узнай, почему молчит...
— Мне к Шашенку, к Шашенку надо,... Там что-то неладно... Тоже молчит...
— Бери Горбаченко и идите к Шашенку.
27 апреля Горбаченко Н.Ф. после ночной смены на ЧАЭС оказался в 6-й клинической больнице со значительными радиационными ожогами, а его семья: жена, сын и дочь были эвакуированы из г. Припять вместе со всеми жителями.
Акимов переключился на другое: надо доложить Брюханову, Фомину... Надо... Ох как много всего надо... Реактор без воды... Стержни СУЗ застряли на полпути... Сознание спутывалось, его душил... да, его душил стыд... То горячая, то ледяная волна обжигала сердце, как только воспаленное сознание пыталось донести до него всю правду случившегося. Ах этот чертов шок... шок от сознания величайшей ответственности. Вся тяжесть ее горой навалилась на него. Что-то надо делать. Все ждут от него... Рядом без дела толкаются стажеры СИУРа Проскуряков и Кудрявцев. Стержни застряли... Конечно... А если вручную из центрального зала опустить вниз?.. Идея...
— Проскуряков, Кудрявцев... — В тоне Акимова просительность, хотя имел полное право приказывать. Все, кто оказался в помещении БЩУ в момент аварии, попали в его непосредственное распоряжение. Но он просил: — Парни, надо быстренько в центральный зал... за рукояточки покрутите... надо опустить СУЗы вниз вручную. Что-то отсюда не идет...
Проскуряков и Кудрявцев пошли. Хорошие мои, пошли. Молодые, такие молодые и ни в чем не виноватые. Пошли к смерти.
Семья В.В. Проскурякова. 1983 г.
Виктор Васильевич Проскуряков родился в 1955 г. в Свободном, окончил школу № 192. Трудовую деятельность на Чернобыльской АЭС начал в 1982 году после окончания Томского политехнического института. За 4 года прошёл путь от начинающего специалиста до старшего инженера реактора.
Награжды: орден "Знак Почета" (СССР), орден "За мужність" ІІІ ступеня
В первые часы аварии на четвертом энергоблоке принял участие в ликвидации аварии, обследовании оборудования реакторного отделения, обеспечении мер по локализации аварии и предотвращению ее распространения.
Скончался 17 мая 1986 года от лучевой болезни в 6-й Московской клинической больнице.
Кудрявцев Александр Геннадиевич родился 11 декабря 1957 года в городе Кирове. В 1981 году окончил Ленинградский политехнический институт. Трудовую деятельность на Чернобыльской АЭС начал 15 апреля 1981 на правах молодого специалиста в должности оператора реакторного отделения реакторного цеха. С 7 июля 1981 г. работал инженером управления блоком, постоянно занимался повышением своего профессионального уровня, с ноября 1985 г. стажировался на должность старшего инженера управления реактором.
На ЧАЭС он практически вслепую обесточивал оборудование, разбирал электросхемы, тушил возгорания, искал и выносил пострадавших. Он работал даже тогда, когда, по мнению медиков, должен был уже погибнуть. Это произошло чуть позже. 14 мая 1986 года 28-летний оператор скончался в московской больнице от лучевой болезни. За свой подвиг он был посмертно награжден орденом «За мужество». Скончался 14 мая 1986 года от лучевой болезни в 6-й Московской клинической больнице.
Валерий Перевозченко, кажется, первый понял весь ужас случившегося. Он видел начало катастрофы. Он уже верил в невосполнимость, в страшную правду разрушений. Он видел в центральном зале такое... После того, что он видел, реактор существовать не может. Его просто нет. А раз его нет, значит... Надо спасать людей. Ему подчиненных парней надо спасать. Он за их жизни головой в ответе. Так свою ответственность определил в эти минуты начальник смены реакторного цеха Валерий Иванович Перевозченко. И первое, что он сделал, пошел искать Валеру Ходемчука...
Валерий Ильич Ходемчук (24 марта 1951 — 26 апреля 1986) — работник ЧАЭС, старший оператор главных циркуляционных насосов реакторного цеха № 2. Выполнял свои трудовые обязанности в ночную смену на Чернобыльской АЭС в ночь с 25 на 26 апреля 1986 года.
На Чернобыльской АЭС начал свою трудовую деятельность 4 сентября 1973 года. Работал машинистом котлов, старшим машинистом котлов цеха тепловых и подземных коммуникаций, оператором 6 группы, старшим оператором 7 группы главного циркуляционного насоса 4-го энергоблока реакторного цеха.
В ночь на 26 апреля 1986 года Валерий Иванович стал первым, у кого остановилось сердце в момент страшного взрыва. Четвертый блок навсегда стал для него и могилой и памятью.
Полынь - трава горькая...