В.В.Григорьев
- Опубликовано: 11.10.2006, 06:00
- Просмотров: 661252
Содержание материала
М Е М У А Р Ы
Григорьев В.В.
Григорьев Виссарион Виссарионович (1907 – 1992). контр-адмирал –1944 вице-адмирал – 1945 Начальник штаба ДнВФ (6-7.1940). Командующий ДнВФ (09.1943-2.1947).
И корабли штурмовали Берлин.
Глава третья.
Днепровская возрождается в Сталинграде
«Стиснуть зубы и драться!»
Переход по неспокойному морю дался нелегко: некоторые мониторы и катера получили повреждения, каких не имели за месяц боев. Но все сто вымпелов, выведенные из Дуная, были к утру 20 июля у одесских причалов.Нас встретил член Военного совета флота дивизионный комиссар Н. М. Кулаков. Он побывал на многих кораблях, хвалил моряков за боевые дела, расспрашивал о подробностях последних событий на Дунае. Чуткий к тому, что волнует краснофлотцев и командиров, Николай Михайлович, не дожидаясь вопросов, разъяснял: флотилия остается флотилией, называться будет по-прежнему Дунайской, а воевать — пока на других реках, где надо помочь армейцам остановить врага.В Одессе находился также заместитель Наркома ВМФ вице-адмирал Гордей Иванович Левченко. Вернувшись откуда-то ночью (шла подготовка к обороне города и военно-морской базы), он вызвал контр-адмирала Абрамова, бригадного комиссара Беленкова и меня. На ночном совещании у Левченко определились наши ближайшие задачи. Определился и новый, сокращенный, состав флотилии.Одесской базе мы передавали береговые батареи и 38 сторожевых катеров, бывших пограничных (но командовавшего ими капитан-лейтенанта И. К. Кубышкина оставляли на флотилии командиром дивизиона бронекатеров), а два монитора — в Днепровский отряд Пинской флотилии, действовавший под Киевом. Остальные корабли было приказано вести в Николаев, на Южный Буг. Туда же отправлялись по суше наш зенитный артдивизион, рота морпехоты и подразделения, сформированные в Измаиле, а по воздуху — эскадрилья истребителей.Нас предупредили: в Днепровско-Бугском лимане много сброшенных фашистской авиацией мин. Но малая осадка кораблей позволила пройти по кромке прибрежных отмелей.В лимане, когда миновали Очаков, старшие лейтенанты П. Д. Визельмирский и В. М. Орлов вывели из общего строя свои мониторы «Жемчужин» и «Ростовцев». Подняв традиционный прощальный сигнал «Счастливого плавания», они отвернули вправо, к устью Днепра. А Дунайская флотилия вошла в Южный Буг, в низовьях необъятно широкий, поднялась до Николаева.Надолго ли мы здесь, никто не знал. Штаб разместился в опустевшем училище морских летчиков имени Леваневского. Пока враг не подступил к Бугу, провели рекогносцировку незнакомой реки: на нескольких катерах командиры кораблей и оперативный состав штаба обошли за сутки возможный район боевых действий — до Вознесенска, что в 150 километрах от устья. Корабли же встали на срочный заводской ремонт.Николаев — город корабелов, исстари оснащавший судами всех классов Черноморский флот. Трудно передать, с какой заботливостью отнеслись эти искуснейшие мастера к скромным речным кораблям, с каким усердием, работая день и ночь, залечивали их боевые раны, повреждения, нанесенные стихией. А какой был восторг, когда зенитчики монитора «Ударный» на виду у всего завода сбили фашистский самолет-разведчик!Город жил тревожно. Буксиры уводили вниз по Бугу недостроенные корабли. С запада стекались искавшие спасения от врага люди. Никогда не забуду колонну подростков, которую я нагнал, возвращаясь из Одессы (вызывал за боевыми распоряжениями командарм Приморской генерал-лейтенант Н. Е. Чибисов, в оперативном подчинении которого находилась флотилия). Тысяча или больше ребят из ремесленных училищ шли через знойную степь — усталые, пропыленные, с запекшимися губами... Посадил, сколько вместилось, в машину — чем еще мог им помочь?..К началу августа корабли были отремонтированы. Ядро флотилии составляли теперь три монитора, 17 бронекатеров, отряд катерных тральщиков. К ним прибавились две канонерские лодки с морскими орудиями — стотридцатками, переоборудованные из самоходных барж. В Николаев прибыл штаб Южного фронта — его войска в сложившейся тяжелой обстановке отводились на рубеж Буга, и командующий фронтом генерал армии И. В. Тюленев подчинил Дунайскую флотилию непосредственно себе.Передовой отряд флотилии (мониторы «Ударный», «Железняков» и четыре бронекатера), возглавить который выпало мне, был развернут под селом Новая Одесса. Глубины позволяли подводить корабли к берегу, маскируя их в камышах. А первый огневой налет был предпринят по скоплению танков в занятом врагом Вознесенске.Он производился по приказу командующего фронтом в ночь на 9 августа. Командир флагманского монитора капитан-лейтенант И. А. Прохоров (стрелять предстояло его кораблю, артиллерийскую боевую часть которого возглавлял старший лейтенант П. В. Кручин) послал в разведку двух краснофлотцев, уроженцев этих мест, и они точно выяснили, где сосредоточились танки и самоходные орудия к исходу дня. «Ударный» дал пятнадцать залпов главным калибром. Обстреливалась также станция, над которой мы увидели с корабельного мостика взметнувшийся огненный купол — это взорвался эшелон с боеприпасами. Разведчики установили, что уничтожено около десяти танков, что огневой налет застал фашистов врасплох, вызвал) панику. А потом, у одной из переправ, на корабль пришел командир кавалерийской части — поблагодарить за разбитую тогда же самоходную батарею, очень досаждавшую перед тем конникам.Гитлеровцы поняли, что артиллерийский удар нанесен с реки. Когда мы возвращались с огневой позиции, над Бугом, несмотря на темень, начал шнырять воздушный разведчик. Не давая ему засечь корабль на зеркале воды, Прохоров трижды с полного хода загонял монитор в камыши, и «Ударный» остался необнаруженным.Корабли, рассредоточенные по Бугу, поддерживали огнем войска, остававшиеся на правом берегу, и прикрывали их переправы. Основных переправ было три, и у каждой корабли находились до конца. Тут, между прочим, выяснилось, что башенные орудия таких мониторов, как «Железняков», имевшие угол возвышения до 60 градусов, весьма пригодны для отражения атак пикировщиков, а они-то больше всего и угрожали переправам. Главный калибр мониторов использовался так впервые.Нарастала угроза Николаеву. Гитлеровцы прорвались к морю между ним и Одессой, защитники которой теперь держали оборону на изолированном плацдарме. Начался артобстрел Николаева с правого берега Буга, а затем враг появился и на левом берегу, подступал к городу с севера. Вместе со сводным полком Николаевской военно-морской базы и батальонами ополчения город обороняли все сухопутные формирования флотилии.13 августа и корабли вели бой в черте города, фактически уже окруженного. С трудом прорвались с Ингула — притока Буга — действовавшие там бронекатера старшего лейтенанта Шуляка. Наличными силами Николаев было не удержать. А штаб фронта находился уже где-то восточнее, связь с ним прервалась.Принимать на свою ответственность трудное решение командующему флотилией все же не пришлось. Из Одессы прибыл вице-адмирал Г. И. Левченко, облеченный правами старшего на Юге морского начальника. Придя к выводу, что флотилия больше ничего сделать тут не сможет, он приказал прорываться в ночь на 14-е в устье Днепра, в Херсон, и сам пошел с нами на «Ударном». Наши береговые части прорывались к Херсону по суше.Моряки уходили из Николаева последними. Через два с половиной года в этот город корабелов первым пришел поднявшийся по Бугу морской десантный отряд старшего лейтенанта Константина Ольшанского — легендарный «отряд 67 героев».
* * *
Вице-адмирал Левченко возложил на командующего флотилией ответственность за оборону низовий Днепра — от устья до Казачьих Лагерей. Херсон, входивший в этот участок, но стоящий на правом, западном берегу Днепра, было приказано удерживать, насколько хватит сил и средств. Один монитор — «Железняков» — выделялся для поддержки флотских частей, оборонявших Очаков.По приказанию Левченко контр-адмирал Абрамов принял на себя обязанности начальника Херсонского гарнизона. Капитан 3 ранга Балакирев был назначен комендантом города и командиром его сухопутной обороны. Гарнизон составили стрелковые формирования флотилии (620 штыков), остатки сводного полка Николаевской базы, пулеметная рота лейтенанта Матвейчука, сохранившая все 22 «максима», с которыми она вступила в войну на Дунае, и зенитный дивизион капитана Шило, практически ставший противотанковым (и также сберегший все свои 12 орудий). Перелетела сюда и эскадрилья Коробицына. Корабли заняли позиции под городом, в протоке Конка, развернув корпосты на колокольнях. НП Балакирева был на башне портового элеватора.Обстановка была неясной. Связаться по радио с армейскими штабами не удавалось. Не мог ничего сообщить о наших сухопутных соседях и Севастополь. Горячий характером, Левченко решил лично отправиться на рекогносцировку на глиссере (от бронекатера отказался — у глиссера вдвое быстрее ход).— Абрамов пойдет со мной, — объявил Гордей Иванович мне и бригадному комиссару Беленкову. — Здесь, в Херсоне, пока не вернемся, командовать Григорьеву.На другом этапе войны это, пожалуй, трудно было бы и представить: два адмирала с двумя краснофлотцами — мотористом и пулеметчиком — обследуют район, где, в сущности, одинакова вероятность встретить своих и противника. Адмиралы — может быть, на свое счастье — прошли всего километров сто, никого не встретив. На глиссере перегрелся мотор, пришлось приткнуть его к берегу. Но пока глиссер обнаружили посланные на поиски бронекатера, прошло немало времени.События под Херсоном после двух дней неясности и тревожного затишья (за это время мы подготовились встретить врага) развивались быстро и драматически.Фашистские войска — танки и пехота на машинах — показались в степи утром 16 августа. Вероятно, они надеялись ворваться в город с ходу, однако проверяли, возможно ли это. Появляясь не раз в течение дня на степных дорогах, гитлеровцы откатывались назад, попадая под огонь корабельной артиллерии. Видимо, сил у врага было пока немного. Чтобы не подпустить его к городу, хватило орудий «Ударного», самых дальнобойных.Но противник получил подкрепления. На следующий день его атаки удалось отбить уже с большим трудом, хотя стреляли и обе канлодки (управление их огнем взял на себя флагарт флотилии старший лейтенант Н. К. Подколзин). Редели наши стрелковые подразделения... А 18 августа стало последним днем недолгой — и все же упорной! — херсонской обороны. Враг потерял до двадцати танков и немало живой силы, но, имея многократный численный перевес, ворвался в город.Еще несколько часов шли уличные бои, в которых уже почти исключалась возможность использовать корабельную артиллерию, нашу главную огневую силу. Капитану 3 ранга Балакиреву, управлявшему всеми сухопутными подразделениями, был дан сигнал отводить их к причалам порта, где бойцов принимали на борт бронекатера. В порт уже прорывались фашистские танки и самоходки, и бронекатера вели с ними огневой бой. Прямой наводкой бил по танкам «Ударный» со своей стоянки в Конке.Бронекатерники сняли всех отходивших бойцов. Каждый катер имел повреждения, пробоины, а один погиб со всем экипажем. Это был «двести первый» — тот, с которого управлял остальными командир дивизиона капитан-лейтенант Иван Константинович Кубышкин, бывший черноморский пограничник. Погиб и он.К тому времени был восстановлен контакт с 18-й армией генерал-лейтенанта А. К. Смирнова, которую мы поддерживали на Буге. Теперь она заняла оборону в районе Каховка, Никополь. Для содействия ей Г. И. Левченко приказал выделить монитор «Мартынов» и пять бронекатеров. Группу кораблей возглавил капитан-лейтенант Л. С. Шик. Оперативно подчиненная командарму-18, она в течение месяца успешно взаимодействовала с сухопутными частями. В середине сентября, когда наши войска были оттеснены от Днепра, а обратный путь для кораблей отрезан, моряки по приказу взорвали их в устье речки Конной. Леонид Самойлович Шик командовал потом канлодкой на Черном море и геройски погиб, высаживая подкрепление на Малую землю.Оставление Херсона не означало ухода дунайцев с Нижнего Днепра. По левому берегу заняли оборону части 9-й армии, флотилия вступила в боевое взаимодействие с 51-й Перекопской дивизией — соседом еще по Дунаю. Полковник Рыбальченко, недавний начштаба 14-го корпуса, возглавлял теперь оперативный отдел штаба армии, и мы снова, как в Болграде, вместе планировали боевые действия. Помышляли и о контрударах, но для этого все-таки не хватало сил.Активно использовались оба оставшихся у нас монитора («Железняков» после падения Очакова вернулся на Днепр). Капитан-лейтенант Прохоров, командир «Ударного», подыскал в одной из проток близ Голой пристани не просматриваемую с воздуха стоянку, откуда корабли выходили ночью на просторы Днепра и вели огонь по указанным армейским командованием целям.На некоторое время оборона приобрела на этом участке стабильность, форсировать Днепр противник тут не пытался. Но выше, у Каховки, он захватил крупный плацдарм на левом берегу, с которого и прорвался к Перекопу.В дальнейшем дунайцы действовали совместно с ТБУ — Тендровским боевым участком. Это разнородное флотское соединение, возглавляемое генерал-майором береговой службы И. Н. Кузьмичевым, обороняло отрезанный от Крыма и постепенно сокращавшийся участок побережья с Тендровской (а сперва также и с Кинбурнской) косой и прилегающими островами. ТБУ играл важную роль в обеспечении коммуникаций между Севастополем и Одессой, запирал для врага выход из Днепровско-Бугского лимана.В первой половине сентября штаб флотилии разместился в трех хатках села Покровка на берегу Ягорлыцкого залива. Место было открытое. А как раз в это время на северо-западе Черноморья появились в большом количестве пикирующие бомбардировщики Ю-87. Ими противник пытался пресечь сообщение с Одессой. Доставалось от них и нам.19 сентября, между двумя воздушными налетами, произошла смена командования флотилии. Я и другие командиры штаба только что вылезли, отряхиваясь, из щели, отрытой за хатой. И вдруг откуда-то появился капитан 1 ранга в черном реглане с удивительно знакомым лицом. Не сразу, но узнал: Александр Сергеевич Фролов из штаба флота. А для меня еще и старшина нашей курсантской роты в военно-морском училище.— Алька! Откуда ты взялся? — вырвалось у меня.— Теперь я тебе не Алька, а твой командующий, — ответил, пряча улыбку, Фролов. — И раз ты тут начальник штаба, доложи-ка обстановку!На торпедном катере, доставившем Фролова из Севастополя, отбыли к новому месту службы контр-адмирал Абрамов и бригадный комиссар Беленков. Военкомом флотилии стал полковой комиссар С. И. Дворяненко, до этого — начальник политотдела.А. С. Фролов, вскоре ставший контр-адмиралом, а потом возглавлявший штабы флотов и командовавший флотом, был человеком волевым, смелым до дерзости, горячим. Флотилия же, вверенная ему тогда, состояла из двух мониторов, шести бронекатеров, нескольких тральщиков, эскадрильи «ястребков». Сводный полк наших береговых подразделений под командованием полковника В. А. Матвеева был передан Тендровскому боевому участку, канонерские лодки — Одесской военно-морской базе.Дунайские корабли, оставшиеся в строю, впервые сражались не на реке, а в мелководном морском заливе. Трудно было им прорваться сюда из лимана, мимо Очакова, где фарватер простреливался теперь немецкими батареями. Но еще труднее — отбиваться здесь от фашистских пикировщиков. И на Буге, и на Днепре корабли укрывались в окруженных густыми зарослями протоках. А тут — голый берег с широкими песчаными отмелями. На рейде вблизи штаба мониторы защищались батареями дивизиона ПВО. Выходя на боевое задание, они могли рассчитывать лишь на собственные зенитные средства и на уклонение от бомб маневром.Вскоре мы потеряли наш флагманский корабль. «Ударный», прикрывая переброску частей на Тендру, погиб на огневой позиции, исчерпав свои боевые ресурсы: стволы главного калибра были расстреляны, кончался и боезапас. Монитор атаковала большая группа «юнкерсов», один из них корабельные зенитчики сбили. Искусным маневрированием Прохоров уклонился по меньшей мере от трех десятков крупных бомб, экипаж героически боролся за свой корабль даже и после прямых попаданий, разворотивших рубку и корпус. Погибло 55 членов экипажа. В рубке, где погиб командный состав корабля, чудом остался в живых лишь тяжело раненный командир дивизиона Всеволод Александрович Кринов. Борт монитора он покинул последним, перейдя на катер.В Покровке, на берегу Ягорлыцкого залива, стоит теперь памятник героям «Ударного», он воздвигнут в 1971 году силами местных жителей и комсомольцев Одесского медицинского института имени Пирогова. Студенты подняли о борта затонувшего корабля много боевых реликвий, сумели разыскать в разных концах страны бывших членов экипажа, выступили инициаторами их встречи у места последнего боя корабля. Вдохновителем этой благородной работы был многолетний руководитель студенческих экспедиций по местам боевой славы доцент Вадим Викторович Ларин.Он и студент В. Кленин написали «Балладу о дунайском «Варяге», песню, которая заканчивается так:В великой победе горит, как звезда,
Частица, внесенная ими,
И память о них не умрет никогда,
Потомки о них не забыли.
В последних числах сентября остатки Дунайской флотилии были отозваны Военным советом флота в Крым. Мы шли на головном бронекатере вместе с Сергеем Павловичем Шуликом. Шли, конечно, ночью. Курс на Ак-Мечеть или Евпаторию держали, ориентируясь по Полярной звезде — после бесчисленных бомбежек отказали все навигационные приборы.Корабли приводились в порядок в Стрелецкой бухте под Севастополем. Флотилию пополнили плавбатареей и морским буксиром, который вооружили почти как эсминец (шесть пушек, в том числе три 100-миллиметровых). Нашу роту морпехоты развернули в батальон. А вот бронекатера старшего лейтенанта Шулика ушли воевать на Дон. Действовавший там отряд кораблей возглавлял тоже бывший дунаец — знакомый читателю капитан 2 ранга И. В. Фроликов. Подвижные батареи Дунайского сектора береговой обороны, побывав под Одессой, действовали теперь у Перекопа, и командовал ими по-прежнему полковник Е. Т. Просянов. Там и сложил голову, защищая ворота Крыма, наш Ефим Тимофеевич — скромнейший человек и замечательный командир, прирожденный артиллерист.Разгоравшаяся борьба за Крым привела дунайцев на Азовское море. Здесь, уже после эвакуации войск с Керченского полуострова, нас застал приказ о расформировании флотилии, датированный 20 ноября. Не выходя из боя, ее немногочисленные корабли были зачислены в Азовскую военную флотилию.Самым счастливым из кораблей, встретивших войну на дунайской границе, был, конечно, монитор «Железняков», которым командовал старший лейтенант А. С. Маринушкин. Он оставался в строю всю войну, вновь вошел в состав Дунайской флотилии, возрожденной в 1944 году, и дошел с боями до Белграда, Будапешта, Вены. Ныне монитор стоит на вечной стоянке — на постаменте перед киевским заводом «Пролетарская кузница», от причала которого начал свой славный путь.Для меня служба на Дунайской флотилии закончилась исполнением обязанностей коменданта переправы Еникале — коса Чушка — Тамань в Керченском проливе. Доложив на таманском берегу вице-адмиралу Левченко, что на вверенном мне участке переправа частей 51-й армии закончена, я получил приказание ждать дальнейших распоряжений. И через два дня был назначен начальником штаба Новороссийской военно-морской базы (о ней есть что рассказать, но эта книга посвящена речным флотилиям).В сентябре 1942 года меня перевели в Наркомат ВМФ — начальником отдела речных и озерных флотилий Управления боевой подготовки, которое возглавлял вице-адмирал С. П. Ставицкий. Сбылись-таки его слова о том, что служба еще сведет нас вместе. Однако — ненадолго. Сознавая, сколь важно все то, чем стал заниматься в наркомате, я чувствовал, что такая работа не по мне, и начал проситься обратно на действующий флот. В мае 1943 года сменялось командование Волжской военной флотилии, туда потребовался также новый начальник штаба, и обо мне вспомнили.Грозовая весна на ВолгеВолжская флотилия под командованием уже известного читателю контр-адмирала Д. Д. Рогачева (он возглавил ее, вернувшись в строй после ранения, полученного на Днепре, в боях за Киев) доблестно сражалась, содействуя сухопутным войскам, оборонявшим Сталинград. Но и после сталинградской эпопеи для моряков война на Волге не закончилась — предстояло еще очистить великую русскую реку от таившихся под водою вражеских мин.Что боевое траление станет с весны основной задачей Волжской флотилии, было ясно заранее. Однако в сложившиеся представления о масштабах этой работы, о необходимых для нее силах и средствах жизнь внесла существенные коррективы.Гитлеровцы, отброшенные от Волги далеко на запад, не отказались от борьбы за нее. Они задались целью закупорить, вывести из строя Волгу как транспортную артерию — жизненно важную для нашего фронта. Как стало потом известно, для минирования Волги противником была сформирована специальная авиагруппа, насчитывавшая 100 самолетов и базировавшаяся на востоке Украины. Едва на Волге сошел лед, самолеты-миноносцы вступили в действие. Свой груз они сбрасывали главным образом по ночам и преимущественно над такими участками реки, где не было обходных фарватеров.Несмотря на производившееся траление, опасность для судов все возрастала. Речные караваны подвергались также налетам вражеских бомбардировщиков. А перевозились по Волге прежде всего нефтепродукты, шедшие с Каспия, — горючее для танков, авиации, машин.В конце апреля — первых числах мая в районе Каменного Яра, что ниже Сталинграда, подорвались на минах одна за другой несколько наливных барж с авиационным бензином. Пламя охватило реку на десятки километров, движение судов приостановилось. Положение, создавшееся на Волге, обсуждалось в Государственном Комитете Обороны. Вот тогда, наряду с принятием других мер, и было решено укрепить руководство Волжской военной флотилии, на которую возлагалась вся ответственность за безопасность судоходства и перевозки нефтепродуктов с подчинением ей пароходства «Волготанкер» и службы пути Волжского бассейна от Астрахани до Батраков.Командующим флотилией стал контр-адмирал Ю. А. Пантелеев, до этого — помощник начальника Главного морского штаба, членом Военного совета — дальневосточник капитан 1 ранга Н. П. Зарембо (с ним мы были знакомы еще курсантами). Вместе с Пантелеевым вылетел на Волгу по указанию Верховного Главнокомандования Нарком ВМФ адмирал Н. Г. Кузнецов, а также Нарком речного флота З. А. Шашков.Меня назначили начальником штаба флотилии несколькими днями позже. Когда, прилетев в Сталинград, представился наркому, Николай Герасимович Кузнецов объявил, что на вступление в должность дает мне 30 минут.Всякая заминка в перевозках по гигантской водной магистрали была чревата тяжелыми последствиями. Груз каждого нефтеналивного судна, вошедшего в пределы Волги, уже числился за тем или иным фронтом, где его ждали к определенному сроку. Первое время приходилось работать почти круглые сутки, и пример неутомимости подавал всем наш командующий Юрий Александрович Пантелеев. Быстрее решать возникавшие проблемы помогало присутствие наркома Н. Г. Кузнецова: он оставался на флотилии, пока не убедился, что мы поняли свои задачи.В дополнение к действовавшим на Волге примерно ста тральщикам нужно было ввести в строй еще двести — за счет переоборудования судов, поступавших от речников и Каспийского пароходства. Требовалось по меньшей мере удвоить число береговых наблюдательных постов.Обстановка подсказала, что операционную зону флотилии целесообразно разделить на боевые районы, а их, в свою очередь, — на боевые участки. За район стал отвечать командир бригады, а за участок — командир дивизиона тральщиков. Соответственно рассредоточивались подразделения тыловых служб. Все это пошло на пользу делу.Среди командиров соединений были мои сослуживцы по Амуру и Дунаю. 2-ю бригаду траления возглавлял бывший комдив мониторов Дунайской флотилии Всеволод Александрович Кринов, теперь капитан 2 ранга. А 3-й бригадой речных кораблей (она состояла из канонерских лодок, используемых для конвоирования наиболее важных караванов, а иногда и в качестве мощных буксиров) командовал капитан 2 ранга Николай Дмитриевич Сергеев, с которым мы провели столько тревожных дней на брандвахте под Хабаровском.В штабе флотилии старых знакомых не нашлось. Но в горячей работе люди узнавались быстро. Нельзя было не оценить опыт и организаторские способности начальника оперативного отдела (теперь в штабе флотилии были отделы) капитана 2 ранга Е. С. Колчина, начальника оргмоботдела капитана 2 ранга И. Г. Блинкова, начальника ВОСО — службы военных сообщений — инженер-майора В. И. Кобылинского. Начальник связи капитан 3 ранга В. А. Баранов отлично зарекомендовал себя при развертывании новых береговых постов. Флагманский механик инженер-капитан 2 ранга С. Г. Ионов проявлял неистощимую изобретательность, обеспечивая использование в качестве тральщиков и тралбарж даже очень старых речных судов, которым было по 50–60, а некоторым — чуть не по 100 лет.Конечно, не все на Волге шло у нас гладко, особенно на первых порах. В борьбе с минами флотилия теряла и людей и корабли — случалось, подрывались тральщики, а иногда и канлодки. Плесы, уже очищенные, проверенные контрольным тралением, вновь оказывались опасными для плавания — враг продолжал минные постановки, все еще надеясь вывести из строя волжскую магистраль, заменить которую не могли никакие другие пути.Многое решалось на Волге той весной. Потом Н. Г. Кузнецов напишет в своих мемуарах: «Немцы не выдержали напряжения борьбы за Волжский путь и прекратили ее. По правде сказать, и у нас был момент, когда, казалось, поставь враг еще сотню-две мин, и движение будет прервано. Но об этом знали только мы».Да, противник не представлял в то время, какого крайнего напряжения стоило нам обеспечивать проходимость Волги. Но со второй половины мая 1943 года на ней не погибло ни одно нефтеналивное судно. Движение речных караванов все ускорялось. К июлю объем перевозок горючего стал соответствовать правительственным заданиям, а затем план начал перевыполняться.То, чего удалось достигнуть в расчистке волжских фарватеров, явилось результатом усилий всего многотысячного личного состава флотилии (масштабы боевого траления потребовали увеличить общую его численность в полтора раза по сравнению с периодом Сталинградской битвы).
Много значило и то, что плечом к плечу с военными моряками самоотверженно действовали все водники. Неоценимую помощь в мобилизации местных ресурсов оказывали партийные и советские органы ряда областей, и прежде всего Сталинградской. Немало помощников нашлось у нас среди жителей приволжских селений — от них поступали сведения о том, где погрузились в воду новые мины. И Военный совет флотилии не раз пользовался предоставленным ему правом — награждать от имени Президиума Верховного Совета СССР орденами и медалями не только отличившихся матросов и офицеров, но и гражданских лиц, способствовавших успеху боевого траления.В июле, в дни Курской битвы, почувствовалось, что врагу стало наконец не до Волги. Активность фашистской авиации над нею резко пошла на спад, а некоторое время спустя самолеты-миноносцы, как и бомбардировщики, перестали появляться тут вообще.Позволю себе привести еще несколько строк из книги Н. Г. Кузнецова «Курсом к победе». Вспоминая об одном из своих разговоров с Верховным Главнокомандующим летом того года, автор свидетельствует:«Верховный похвалил моряков.— В победе под Курском есть и их вклад, — сказал он. — Передайте это вашим товарищам»Невытраленных мин на Волге оставалось еще немало, но большим облегчением было уже то, что не прибавлялось новых.Волжская флотилия существовала до середины лета 1944 года. Однако задолго до этого корабли, не занятые на тралении, понадобились на других реках. И прежде всего на Днепре, к которому фронт стал приближаться осенью сорок третьего.В начале сентября мы получили приказание готовить к переброске на запад — пока без указания пункта назначения — часть бронекатеров и некоторые другие малые корабли. А через несколько дней стало известно: хотя советские войска еще не вышли к Днепру, Наркомом ВМФ подписан приказ о воссоздании Днепровской флотилии, и ее передовой отряд надлежало сформировать из кораблей, находившихся на Волге.24 сентября, в обычный час, я направился к командующему с вечерней оперсводкой и отчетной картой. В каюте контр-адмирала Ю. А. Пантелеева на штабном корабле «Волга» застал кроме него члена Военного совета Н. П. Зарембо. Оба как-то загадочно улыбались. Командующий молча протянул мне бланк с телеграммой. Она была подписана наркомом, а в адресе стояла моя фамилия, но до сознания не сразу дошло, что это ко мне относился краткий текст: «Вы назначены командующим Днепровской военной флотилией. В должность вступить немедленно».За два месяца до этого мне было присвоено во внеочередном порядке звание капитана 1 ранга. Затем последовало награждение орденом Красного Знамени. Однако назначения на командную должность, связанную с особой ответственностью, я никак не ожидал. И когда выслушивал поздравления Пантелеева и Зарембо, вероятно, выглядел довольно растерянно.Направление — Днепр, остальное уточнитсяНемедленно — значит немедленно. На следующий день я передал штаб Волжской флотилии назначенному вместо меня капитану 2 ранга Н. Д. Сергееву. И вступил в командование корабельными подразделениями, которые должны были стать на первых порах ядром возрождаемой флотилии на Днепре.Туда предназначались 2-й гвардейский дивизион бронекатеров капитана 3 ранга А. И. Пескова (однобашенные бронекатера такого же типа, как действовавшие в начале войны на Дунае), отряды катеров-тральщиков, минных катеров и катеров ПВО, а также самоходная плавбатарея — всего около 40 боевых единиц.Корабли имели опытные, обстрелянные экипажи. В огне Сталинградской битвы бронекатера заслужили почетное право поднять гвардейские флаги. А плавбатарея, включенная в передовой отряд Днепровской флотилии, можно сказать, родилась в боях на Волге. Кому-то пришла хорошая мысль — соединить два десантных мотобота поперечной площадкой и поставить на нее 100-миллиметровое морское орудие с броневым щитом. Получилась дальнобойная артиллерийская установка с четырьмя гребными винтами и очень малой осадкой, легко выдвигаемая на нужную огневую позицию.Пока передовой отряд днепровцев находился на Волге, нам выделили сетевой заградитель «Тура», на котором разместился штаб. «Тура» стояла вблизи Сталинграда, и казалось символичным, что именно тут формировалась флотилия, которой предстояло идти на запад, наступать.К большой моей радости, контр-адмирал Пантелеев согласился отпустить на Днепр превосходного флагмеха инженер-капитана 2 ранга С. Г. Ионова, а на должность начальника отдела боевой подготовки — капитана 3 ранга И. А. Кузнецова, недавнего командира отличившейся под Сталинградом Краснознаменной канлодки «Усыскин». Этим комплектование штаба на первых порах и ограничились. А политотдел флотилии представлял пока один инструктор — капитан 3 ранга И. Н. Заверпин.Предстоявшая перевозка судов по железной дороге, спуск их на воду в неизвестных еще условиях ставили перед нами немало сложных вопросов. Ряд кораблей нуждался в срочном ремонте, в довооружении. Важно было также сплотить людей, дать экипажам кораблей, входивших до того в разные соединения Волжской флотилии, почувствовать себя единым боевым коллективом возрождавшейся Днепровской.С этой целью было решено провести смотр передового отряда флотилии. Вблизи Сарептского затона, где стояли корабли, нашлась ровная, окруженная деревьями поляна. Под осенним солнцем запестрели протянутые между ними гирлянды флагов расцвечивания. Поздравив личный состав с воссозданием флотилии, я рассказал о ее традициях, о том, как сражались днепровцы в гражданскую войну и в первое лето Великой Отечественной. Затем экипажи кораблей прошли торжественным маршем. Воодушевленные лица моряков, приподнятое их настроение говорили о том, что смотр свою службу сослужил.Немного позже был проведен и смотр кораблей. И наверное, все, кто стоял в тот день на их палубах в тихом Сарептском затоне, переносились мыслями к ждавшему нас, охваченному огнем боев Днепру.
Советские войска выходили или приближались к нему на широчайшем фронте — от Запорожья до Смоленска. Мы старались представить, где скорее всего может понадобиться сухопутным частям боевое содействие небольшого отряда легких кораблей, каким пока являлась наша флотилия. Следовало полагать — там, где на пути наступления окажется особенно много водных преград. Раздумья над картой приводили к выводу, что наиболее вероятный район наших боевых действий в ближайшей перспективе — среднее течение и верховья Днепра, Березина и Припять, белорусское Полесье.По тут же возникали новые вопросы. В каком состоянии теперь Днепр и его притоки? Есть ли там мины? Для борьбы с ними на Волге потребовалось ввести в действие до трехсот тральщиков, а в передовом отряде Днепровской флотилии было пока всего десять. Сколько их понадобится, если и на Днепре гитлеровцы применят мины в широких масштабах?Получалось, что необходимо еще до отправки кораблей на другие реки иметь на них, так сказать, свой глаз, чтобы из первых рук и без промедления получать оперативную информацию об обстановке. Так возникла идея послать к Днепру мобильную разведгруппу.Возглавил ее капитан-лейтенант С. Т. Семенов, политработник гвардейского дивизиона бронекатеров, который сам попросил доверить ему это дело. В группу включили гидрографов, инженеров, связистов — всего 14 человек. Посаженные на машину-вездеход с рацией, они через трое суток были уже на берегу Днепра напротив Киева, еще находившегося в руках врага, и, установив контакт с армейцами, начали передавать немаловажные для командования флотилии сведения.Представления о том, где начнут днепровцы боевые действия, изменялись по мере развития событий на фронте, В разное время нам предположительно называли районы Запорожья, Кременчуга, Киева. Не исключалось и использование передового отряда флотилии под Гомелем, на реке Сож.Первый эшелон с кораблями (их экипажи следовали в прицепленных к тому же составу вагонах) отбыл из Сталинграда еще без конечного пункта назначения. Он был направлен пока в Курск, через который шли пути ко всем возможным районам будущих боевых действий. Уже потом определилось место спуска кораблей на воду: на Десне, близ селения Пироговка, в 125 километрах выше недавно освобожденного Чернигова. А Десна, как известно, впадает в Днепр недалеко от Киева.Погрузка кораблей на железнодорожные платформы не обошлась, как и всякое необычное дело, без тревог. Но я еще раз увидел, на что способны такие люди, как флагмех С. Г. Ионов и не менее предприимчивый и изобретательный инженер-майор В. И. Кобылинский — недавний начальник ВОСО Волжской флотилии, теперь также назначенный к нам. Выверив продуманный до мелочей процесс погрузки на первом бронекатере (с ним пришлось провозиться полдня), они управлялись с подъемом и закреплением на платформе каждого последующего за два-три часа.Последний корабельный эшелон уходил с Волги к Днепру 7 ноября. Накануне советские войска освободили Киев. Тем сильнее ощущалось теперь общее нетерпение.Из Сталинграда отправлялись также составы со всякого рода грузами для флотильских тыловых служб. А из Москвы, как нам сообщили, проследовал в Пироговку отряд полуглиссеров — новеньких, прямо с завода, но уже с обученными экипажами.С последними кораблями отбыл с Волги в качестве командира эшелона капитан 2 ранга Е. С. Колчин, вступивший в должность начальника оперативного отдела штаба Днепровской флотилии. Узнав Евгения Семеновича за полгода совместной работы, я не мог желать лучшего начопера.Еще раньше стало известно, что подписан приказ о назначении начальником штаба нашей флотилии капитана 2 ранга Константина Михайловича Балакирева, который после Дуная, Буга и Днепра воевал на Ладоге.Являться в Сталинград Балакиреву было уже незачем, и я телеграфировал, чтобы он направлялся прямо на Днепр и Десну и присмотрел подходящее место для спуска кораблей на воду. Он и предложил Пироговку, а когда окончательно на ней остановились, организовал там подготовку к приему кораблей.Днепровская флотилия, как и Волжская, находилась в ведении непосредственно Наркомата ВМФ. Она должна была вступить в оперативное подчинение тому или иному общевойсковому начальнику. Какому именно — решилось в конце октября. Генеральный штаб подчинил флотилию в оперативном отношении командующему 1-м Украинским фронтом.Неизвестными пока оставались перспективы дальнейшего развертывания флотилии. Что должна она представлять собою, скажем, к весне? Что и когда прибавится к передовому отряду кроме уже отправленных нам полуглиссеров? Хотелось также получить ориентировку относительно характера боевых задач, которые могут ставиться флотилии в ходе наступления войск, посоветоваться с авторитетными командирами о возможной тактике, формах взаимодействия с сухопутными частями. Ведь до тех пор речные флотилии поддерживали только оборонявшиеся войска.Короче говоря, назревала необходимость побывать в наркомате, управлениях Главного морского штаба, и я испросил разрешения прибыть с докладом по пути с Волги на Днепр.
В день приезда в Москву, 9 ноября, меня принял Нарком Военно-Морского Флота адмирал Н. Г. Кузнецов. Он прямо сказал, что назначение меня командующим новой флотилией было смелым решением (имелись и другие достойные кандидаты) и мне оказана большая честь, которую надо оправдать.— Театр у вас сложный, боевые перспективы богатые, — говорил Николай Герасимович. — С Днепровского бассейна, очевидно, перейдете в свое время на Висленский. А дальше есть водные пути, которые, может быть, приведут вас и к Берлину... Очень много будет зависеть от умения найти с армейцами общий язык, на деле показать, чем флотилия может им помочь.Я внимательно слушал наркома, а у самого дух захватывало. Западный Буг, Нарев, Висла, каналы, соединяющиеся с реками Германии... Размышляя в последнее время над картами, я и сам прикидывал, докуда может в принципе дойти наша флотилия. Но теперь самые дерзкие мои мысли получали подтверждение в кабинете наркома.Доложив об отправленных с Волги кораблях, я не мог не сказать, что флотилия пока чрезвычайно малочисленна.— По мере возможности будем усиливать, — ответил Н. Г. Кузнецов. — О видах на это информирует вас подробнее вице-адмирал Степанов. Зайдите также к кадровикам, они подбирают для вас людей. Побывайте в Главном политуправлении и в Управлении боевой подготовки.Мне сообщили, что намечается довести боевой состав флотилии до трех бригад. Усиливать ее предполагалось прежде всего бронекатерами. Вообще ориентация была на легкие, небольшие корабли. О мониторах не заходило и речи: с ними и в верховьях Днепровского бассейна не очень-то развернешься, а как продвинуть их дальше, хотя бы на Западный Буг? Поскольку флотилии предназначалось идти вперед и вперед вместе с наступающими сухопутными войсками, это и определило, какие ей нужны корабли.Флотская служба ВОСО делала все возможное, чтобы ускорить движение эшелонов, которые шли отнюдь не по «зеленой улице» — дороги едва справлялись с более срочными и важными перевозками. Инженерное управление ВМФ откомандировало к нам прекрасного специалиста но оборудованию баз инженер-полковника Н. Л. Белявского, который стал начальником инженерного отдела флотилии.В ближайшие дни я должен был представиться командующему фронтом. Но примет ли он всерьез новорожденную флотилию, узнав, что у нас пока всего около двадцати пяти пушек — меньше, чем в одном артиллерийском полку?..И все же я ехал из Москвы на Днепр в приподнятом настроении. И даже еще надеялся, что днепровцы, быть может, успеют начать боевые действия до ледостава.Пироговка на ДеснеСойдя с поезда в Курске, еще издали заметил своего начальника штаба. Предупрежденный телеграммой, К. М. Балакирев ждал меня здесь с машиной. Мы не виделись два года, с тех дней, когда дунайцы обороняли Херсон. Как я знал, Константин Михайлович перенес тяжелое ранение. Но выглядел он по-прежнему — загорелое, обветренное лицо, грудь колесом, мощная, почти квадратная фигура здоровяка-крепыша, которому все нипочем.Пока ехали на газике к Десне по раскисшим осенним дорогам, начальник штаба вводил меня в курс дел в Пироговке. Там блестяще развернулся начальник ВОСО Кобылинский: до прибытия первого эшелона успели проложить к реке от основного пути 800-метровую железнодорожную ветку. Вовремя был готов и склиз, на который катера ставились железнодорожными кранами. Дивизион бронекатеров находился уже на плаву. Прибывали составы с флотильским имуществом. Последние эшелоны с кораблями были на подходе.Балакирев рассказывал, как вместе с моряками строили склиз и спускали на воду катера колхозники из окрестных сел. Приходили они без всяких нарядов, без расчета что-то заработать. Люди, исстрадавшиеся под фашистским игом, рвались пособить, чем только могли, советским войскам.Спокойная неширокая Десна, по берегам которой стояли голые, сбросившие листву, леса, выглядела уже предзимней, стылой. Но, по наведенным справкам, замерзать раньше декабря ей не полагалось. А увидел на воде бронекатера с плещущими на ветру бело-голубыми краснозвездными флагами — и сумрачная река словно посветлела. Раз есть корабли на плаву, значит, флотилия уже живет!Где бы ни пришлось вступать в боевые действия, с Десны кораблям надо было выходить на Днепр. А сначала — спуститься к Чернигову, где намечалось развернуть на первых порах, береговой ФКП флотилии.Но можно ли начинать движение вниз? В каком состоянии фарватер Десны? Ответить на это должен был старший в то время из наших гидрографов инженер-капитан Василий Иванович Рязанцев. Его я и вызвал для доклада, как только добрались до Пироговки.Рязанцев был послан на Днепровский бассейн еще в составе разведгруппы капитан-лейтенанта Семенова. Затем под его начало поступили молодые офицеры-гидрографы — А. И. Шатов, М. И. Якимов, М. И. Дугин, М. К. Марченко. К тому времени определилось, что заняться им следует в первую очередь Десной.Десна между Пироговкой и Черниговом — 125 километров по судовому ходу — была разделена на участки по числу офицеров в маневренной партии. Каждый из офицеров персонально отвечал за готовность своего участка к проводке кораблей.Оснащение имелось только самое легкое — промерные секстаны, буссоли, мерные лини, а специальных плавсредств никаких. Обходились так называемыми дубками — долблеными лодками, исстари используемыми в этих краях, которые предоставляли местные жители. Работы же оказалось невпроворот. В годы фашистской оккупации судоходства на Десне не было, за фарватером никто не следил, почти ничего не уцелело из береговой навигационной обстановки, не говоря уже о бакенах на воде. И наверное, не особенно много успели бы сделать пятеро гидрографов, если бы не пришли на помощь речники-десняки.В маневренную партию явился, сам ее разыскав, недавний партизан, а до войны — обстановочный старшина (есть такая должность в речной службе) Н. А. Онищенко, собравший затем всех оставшихся в живых бакенщиков с прежнего своего участка, а многих — и с соседних. При активном содействии только недавно восстановленных здесь райисполкомов и сельсоветов были включены в работу десятки людей, хорошо знавших Десну, — бывшие капитаны, шкиперы барж, перевозчики, опытные рыбаки.Обо всем этом рассказал мне инженер-капитан Рязанцев, заверивший, что отправлять корабли вниз можно. Гидрографическая разведка фарватера была произведена не только до Чернигова, но и до устья. И поставлена, вместо отсутствовавшей штатной, временная навигационная обстановка: на берегах — вехи, а на воде — тычки, то есть вбитые в грунт шесты, за сохранностью которых следили вернувшиеся к исполнению своих обязанностей бакенщики.
Может быть, и улыбнется иной читатель, представив, как между этих самых тычков проходят боевые корабли. Но что поделать — река не море! А плавать по небольшим рекам, и тем более по таким запущенным в навигационном отношении, какой мы застали Десну, особенно сложно.* * *Приказав командиру дивизиона бронекатеров капитану 3 ранга Пескову и командиру отряда минных катеров старшему лейтенанту Докукину (только эти корабельные подразделения и были пока на плаву) начать движение к Чернигову, я отправился туда же по суше — устанавливать контакт с местными властями.Поехал на только что выгруженном с платформы громоздком ЗИС-101 — эту машину отдал мне в Сталинграде добрейший Юрий Александрович Пантелеев, решив, что командующему новой флотилией она нужнее. Вместе с машиной был списан на Днепр первоклассный водитель старшина Федор Нагорнов. Видавший виды «зис» смог прослужить еще долго, однако в этот раз я очень ругал себя за то, что прельстился удобствами легковой машины: разбитые проселки были не для нее и мы с трудом дотянули до города.В обкоме партии ждала совсем непредвиденная и очень приятная встреча. Я знал, конечно, что фамилия первого секретаря — Кузнецов. Но как-то не подумалось, что это может быть тот самый Михаил Георгиевич Кузнецов, который возглавлял обком партии в Измаиле. Как выяснилось, и Кузнецов не ожидал, что командующий Днепровской флотилией — тот Григорьев, которого он знал начальником штаба Дунайской.— Виссарион Виссарионович! Да это, оказывается, ты! — воскликнул он, когда я переступил порог кабинета.Как и тогда, в Измаиле, Михаил Георгиевич внимательно и отзывчиво отнесся к нуждам флотилии. А было совсем не просто изыскать, например, помещения для штаба и других наших служб в полуразрушенном городе, где пока размещались многие правительственные учреждения Украины, не переехавшие еще в Киев.Положение на фронте к западу от Киева, освобожденного десять дней назад, оставалось сложным. Не смирившись с потерей столицы Украины, гитлеровцы контратаковали крупными силами из района Житомира, и на этом направлении шли тяжелые бои. Напряженность обстановки под Киевом я ощутил сам, выехав туда на следующий день, чтобы представиться и доложить о состоянии флотилии командующему 1-м Украинским фронтом генералу армии Н. Ф. Ватутину.По шоссе Чернигов — Киев, избитому и бомбами, и гусеницами тяжелых машин, непрерывно двигались войска. Над Днепром, у переправ, отражался затяжной налет фашистских самолетов, которые прорывались, вновь и вновь, и нас долго не пропускали на правый берег. А в киевской комендатуре, несмотря на имевшееся у меня предписание из Генштаба, оказалось очень трудным разузнать, где находится командный пункт фронта.Было уже за полночь, когда мы с адъютантом старшим лейтенантом Бойко и провожатым, которого дали на последнем КПП, подошли, оставив в стороне от дороги машину, к маленькому, тщательно затемненному поселку. Тут еще два раза проверили документы и провели к какому-то домику. Подполковник с двумя орденами Красного Знамени на гимнастерке, расположившийся в сенях у телефонов, выяснив, кто я и зачем, сказал:— Сейчас доложу командующему, но примет ли он вас, не знаю — у него маршал Жуков.До этой минуты я вообще не знал, что заместитель Верховного Главнокомандующего Маршал Советского Союза Г. К. Жуков находится под Киевом. Не успел я подумать, что явился, кажется, не вовремя, как подполковник вернулся и объявил:— Вас просят, товарищ капитан первого ранга.В ярко освещенной комнате сидел за столом генерал армии Н. Ф. Ватутин. А мимо стола командующего размашисто шагал взад-вперед, похлопывая себя по ладони зажатыми в другой руке перчатками, маршал Г. К. Жуков. Его я видел впервые.Услышав, что я командую Днепровской военной флотилией, маршал начал задавать короткие, без единого лишнего слова, вопросы: «Состав сил и где находятся?», «Когда заканчиваете сосредоточение?», «Боевые возможности?». Я старался отвечать как можно лаконичнее и точнее.Доклад о флотилии прервал телефонный звонок, за которым последовали обсуждение полученного донесения, вызовы понадобившихся людей, отдача распоряжений. Речь шла об отражении возобновившихся танковых атак противника, выяснилось, где находится вводившаяся в бой резервная дивизия. (В тот самый день, несколькими часами позже, гитлеровцам удалось вновь захватить освобожденный неделю назад Житомир.) Я отошел к стене, и казалось, уже никто не замечал моего присутствия.Но Ватутин, как только у него выдалась передышка, обернулся ко мне и спокойно сказал:— Пройдите к начальнику штаба фронта, обговорите с ним возможные боевые задачи флотилии, набросайте проект директивы. Когда будете готовы доложить, заходите вместе с ним.В другом сельском домике навстречу мне поднялся сухощавый, небольшого роста генерал-лейтенант А. Н. Боголюбов, В ту неспокойную ночь он тоже бодрствовал, как, очевидно, и все на фронтовом КП, но обстановка в кабинете начштаба позволяла доложить о состоянии флотилии обстоятельнее, подробнее. Однако генерал дал понять, что не очень-то принимает ее всерьез.— Ну и что же вы можете сделать своей флотилией? Чем способны реально помочь пехоте? — скептически заметил он.Я заверил начальника штаба, что ко времени весеннего вскрытия рек флотилия станет сильнее.Составленный проект директивы предусматривал зимовку основной группы кораблей в районе Чернигова, готовность к активным боевым действиям планировалась на март. Командующий фронтом, к которому мы явились через некоторое время (Г. К. Жукова у него уже не было), с этим согласился. Подписав директиву, генерал армии Н. Ф. Ватутин пожелал морякам-днепровцам боевых успехов.Тогда не предвиделось, что до весны флотилия будет переподчинена другому фронту. И уж никак не мог я подумать, что в последний раз вижу Николая Федоровича Ватутина. Он был смертельно ранен три месяца спустя — в феврале предпоследней военной зимы...
* * *
Ледостав наступил раньше, чем его ожидали, — еще в ноябре. Быстро разраставшиеся «забереги» — полосы льда вдоль берегов — и плавучие льдины, ломавшие поставленные гидрографами тычки, осложняли проводку кораблей. В особенно трудных условиях спускались вниз по Десне корабли последнего эшелона, который прибыл в Пироговку только 30 ноября. Группу тральщиков пришлось поставить на зимовку в затоне выше Чернигова.Поскольку малые речные корабли не приспособлены для жизни личного состава в зимнее время, их экипажи были расселены по хатам в приречных селах. А штаб флотилии в феврале переехал в Киев, где нужно было развернуть нашу главную базу.Штаб становился полнокровным. Я был очень рад назначению начальником оргмоботдела капитана 2 ранга И. Г. Блинкова и начальником связи — капитана 3 ранга В. А. Баранова, занимавших те же должности на Волге. Пополнялся волгарями и оперативный отдел штаба, возглавляемый капитаном 2 ранга Е. С. Колчиным. Со славных волжских канлодок перевели на штабную работу молодых офицеров Волкова, Федоренко, Задвинского.Многим нашим операторам недоставало опыта, но Евгений Семенович Колчин был таким начальником, под руководством которого они могли приобрести его довольно быстро. По имевшимся данным в штабе изучались вероятные районы плавания и боевых действий. Особое внимание уделялось вопросам взаимодействия с сухопутными войсками. Важно было, чтобы оперативный работник мог представлять флотилию в стрелковой дивизии в качестве офицера связи, глубоко знающего наши боевые возможности.Сформировался и политотдел флотилии. Его начальником был назначен капитан 1 ранга Владимир Иванович Семин, прибывший с Черного моря, где он долго возглавлял политотдел эскадры, а затем и политуправление флота. Политработа становилась более планомерной, всеохватывающей. Сам процесс сколачивания флотилии требовал от командного состава теснейшей связи с подчиненными, постоянной заботы об их воспитании.Горячий отклик встречала пропаганда боевых традиций днепровцев. С жадным интересом слушали краснофлотцы беседы о том, как родилась в огне гражданской войны Днепровская флотилия и как стал ее командующим матрос А. В. Полупанов с легендарного бронепоезда «Свобода или смерть». А о старом балтийце Б. В. Хорошхине, также командовавшем в свое время флотилией на Днепре, могли рассказать товарищам многие участники боевых действий на Волге, где контр-адмирал Хорошхин геройски погиб в сорок втором году. Ветераном Днепровской флотилии был начальник штаба К. М. Балакирев. Нашлись на флотилии старшины и краснофлотцы, которые знали Днепр, Березину, Припять по грозному лету сорок первого года.Много значило и знакомство ветеранов со своеобразным и условиями Днепровского бассейна. Ведь моряки, попавшие на флотилию с Балтики или Черного моря, часто не имели представления о том, что такое белорусское Полесье с его лабиринтом малых рек и проток среди лесных и болотных дебрей, где утонуть на корабле, пожалуй, трудно, а вот застрять — очень просто, да и на зыбкий берег не везде ступишь ногой. Люди, знавшие, как плавают и воюют в таких условиях, были наперечет. Она играли такую же роль, как бывалые обстрелянные солдаты в комплектующемся армейском подразделении.К середине февраля 1944 года в списках флотилии числилось уже около трех тысяч человек, а в мае стало почти шесть тысяч. Примерно каждый третий был старшиной или офицером. Такая насыщенность командными кадрами, особенно младшими, обусловливалась опять-таки спецификой лежавших впереди рек, где могли использоваться главным образом катера с экипажами всего из нескольких человек.Прибывали, подчас из дальних краев, старшие офицеры, которым предстояло возглавить формировавшиеся бригады. С Дальнего Востока приехал капитан 2 ранга С. М. Лялько назначенный командиром 1-й бригады речных кораблей. Эта бригада комплектовалась наиболее быстро, становясь ядром флотилии. Со Степаном Максимовичем мы вместе служили на Амуре, и я знал его как командира инициативного, смелого и в то же время умеющего вдумчиво работать с подчиненными. За подготовку бригады к боям он взялся с напористой энергией, характерной для кадровых военных, которые по обстоятельствам службы долго находились вдали от фронта и давно стремились на него попасть.Вслед за командиром прибыл начальник политотдела 1-й бригады капитан 2 ранга Г. М. Обушенков — бывалый политработник, легко освоившийся в новой обстановке. Начальником штаба этого соединения был назначен капитан 3 ранга П. С. Зинин, в прошлом моряк Совторгфлота.Комплектование 2-й бригады задерживалось — не хватало кораблей, и становилось все очевиднее, что развернуться в полноценное боевое соединение ко времени вскрытия рек она не успеет. 3-я же наша бригада (командиром ее был назначен капитан 1 ранга А. П. Добровольский) предназначалась для траления, причем Нарком ВМФ требовал обеспечить первоочередную ее готовность.Днепр, ряд участков которого отстоял уже достаточно далеко от линии фронта, — важнейшая на Украине и в Белоруссии водная магистраль. Ее нужно было как можно скорее открыть и для военных перевозок, и для транспортировки хозяйственных грузов. Очистка фарватеров от затопленных судов и барж возлагалась на созданный в составе флотилии речной аварийно-спасательный отдел — РАСО (его работу контролировал, проводя у нас много времени, начальник аварийно-спасательного управления ВМФ контр-адмирал Фотий Иванович Крылов, известный в довоенные годы как руководитель знаменитого Эпрона).Но Днепр мог быть, подобно Волге, засорен также и вражескими минами. Для поиска и обезвреживания их мы подготовили к весне десятки тральщиков — и «штатных», доставленных по железной дороге, и вспомогательных, оснащенных на месте. По волжскому опыту река была разделена на боевые участки, каждый из которых поручался одному из пяти дивизионов 3-й бригады.Контрольное траление, проведенное, как только позволили природные условия, мин не обнаружило. Но было еще немало повторных выходов тральщиков на проверенные уже плесы, немало ложных тревог: гражданские речники, начинавшие плавать с понятной опаской, подчас принимали за мину все что угодно. Словом, в то, что мин на Днепре действительно нет, поверили не сразу. Тральные работы, стоившие больших усилий, оказались как бы безрезультатными. Однако кто решился бы без них открыть навигацию? Не мыслилось без этого и развертывание флотилии в ее операционной зоне.Еще в феврале Генеральный штаб переподчинил флотилию только что образованному 2-му Белорусскому фронту. На КП фронта в городке Сарны, недавно очищенном от гитлеровцев, я доложил командующему генерал-полковнику II. А. Курочкину о боевых возможностях флотилии и получил от него директиву, которая предусматривала выдвижение — как только сойдет лед — основных сил флотилии к линии фронта, на Припять, в район освобожденного в январе Мозыря и устья реки Птичь.Бригада Лялько — а она и составляла пока наши основные силы — начала движение по Десне вниз от Чернигова 22 марта, буквально вслед за льдом. Выйдя на Днепр, а затем на Припять, бригада сосредоточилась через несколько дней под Мозырем. Ее подчинили в оперативном отношении командующему 61-й армией генерал-лейтенанту П. А. Белову.Мы развернули на Припяти, близ селения Загорины, вспомогательный пункт управления (ВПУ), куда перебрался замначштаба — начальник оперотдела капитан 2 ранга Колчин с небольшой группой операторов, гидрографов, связистов.Вечером 1 апреля — в тот день я находился в Киеве, в штабе, куда только что поступила с ВПУ, от Колчина, первая оперсводка, — адъютант доложил, что меня хочет видеть флотский полковник и назвал незнакомую, ничего мне не говорившую фамилию. Полковник — солидный, хмуроватый на вид, но довольно молодой — вошел уверенно, как к себе домой.— Боярченко Петр Васильевич, — отрекомендовался он таким тоном, словно после этого все должно было стать ясным.Я тоже назвал себя, мы пожали друг другу руки, и наступила неловкая пауза. Наконец полковник, явно удивленный моей непонятливостью, улыбнулся и объявил:— Я член Военного совета Днепровской флотилии.Такими вещами не шутят даже первого апреля. Но документа о своем назначении полковник не имел, а меня никто не извещал о создании на флотилии Военного совета. Пришлось — об этом попросил и сам Боярченко — запрашивать наркомат по радио. Москва подтвердила: на флотилии образуется Военный совет и полковник Боярченко будет его членом, однако приказ еще не подписан. Боярченко, получивший в Ленинградской военно-морской базе приказание отбыть к новому месту службы, приехал в Киев за три дня до своего официального назначения.Вскоре П. В. Боярченко было присвоено звание капитана 1 ранга.
На КП у РокоссовскогоВ связи со слиянием в начале апреля 1944 года 1-го и 2-го Белорусских фронтов флотилия перешла в оперативное подчинение командующему прежним 1-м, а теперь просто Белорусским фронтом генералу армии К. К. Рокоссовскому.Я ехал на знакомый КП под Сарнами не без волнения: предстояло встретиться с военачальником, чье имя гремело по всем фронтам. Рокоссовский встретил так приветливо, что напряжение сразу спало.Доклад о состоянии флотилии и ее первых боевых действиях (со 2 апреля корабли бригады Лялько начали поддерживать огнем с Припяти приречные фланги 61-й армии и высадили небольшой разведывательный десант) командующий фронтом слушал вместе с начальником штаба генерал-полковником М. С. Малининым. Они не могли не обратить внимания на то, что силы флотилии невелики: в нее входило к тому времени, если считать все тральщики, свыше ста кораблей, но бронекатеров мы имели в строю пока лишь 16, плавбатарею — все еще одну...— Пушек-то сколько всего? — спросил Малинин.Цифры, названные мною, прозвучали весьма невесомо, и начальник штаба фронта, обернувшись к командующему, слегка улыбнулся. Рокоссовский стал задавать вопросы о перспективах усиления флотилии. Потом он сказал:— Кораблей у вас маловато. Постараемся в этом помочь.Зашла речь и о том, что флотилии очень нужна хотя бы рота морской пехоты — для десантов, для сопровождения кораблей по берегу и охраны их стоянок. Командующий и начальник штаба фронта вникали в нужды флотилии, связанные с базированием и материальным обеспечением кораблей. По заведенному порядку была подготовлена и тут же согласована по ВЧ с Генштабом директива, определявшая основные боевые задачи флотилии.Перед тем как отпустить меня, Рокоссовский заметил:— Моряки, знаю, народ смелый, отчаянный, но иногда идут напролом напрасно, неоправданно...Он вспомнил известный, как оказалось, ему случай, когда за потери, понесенные в одной из операций черноморцами, досталось и сухопутному командованию, которому подчинялся в оперативном отношении флот.Командующий фронтом — чего уж никак не мог ожидать — вышел проводить меня до машины. У подъезда стоял потрепанный трофейный «опель»: лесные дороги расквасила распутица и ехать на пантелеевском «зисе» я не рискнул. Взглянув на неказистый «опель», Рокоссовский поморщился:— И на таком драндулете вы разъезжаете по здешним дебрям? Нет, это непорядок. — Обернувшись, он приказал кому-то: — Пусть подгонят сюда «виллис» для командующего Днепровской флотилией.Так получилось, что уехали мы на отличной новой машине. Этому особенно радовался старшина Федор Нагорнов.Как стало мне вскоре известно, на следующий же день командование Белорусского фронта телеграфировало Наркому ВМФ, что оно считает наличный боевой состав Днепровской флотилии не отвечающим задачам, которые ставятся ей фронтом, и просит принять все возможные меры для пополнения флотилии новыми кораблями. Через несколько дней Главный морской штаб передал мне для сведения копию ответной телеграммы фронту. В ней сообщалось, что усиление флотилии зависит от поставок кораблей промышленностью; были названы примерные сроки отправки предназначенных для Днепра бронекатеров и плавбатарей.Вопросы Рокоссовского о боевых возможностях флотилии, его стремление помочь нам побыстрее получить новые корабли — все это, конечно, имело отношение к предстоящим наступательным действиям фронта. И даже облеченное в шутливую форму предостережение насчет того, чтобы моряки не зарывались, не подводили начальство неоправданным, чреватым напрасными потерями лихачеством, говорило о том, в каком направлении работает мысль командующего.
В самом центре огромного советско-германского фронта, где развертывалась и наша флотилия, назревали большие события, в которых днепровцам отводилась пусть скромная, но своя определенная роль. Я возвращался от Рокоссовского охваченный мыслями о том, как много еще надо сделать, чтобы флотилия сыграла эту роль достойно.
Глава четвертая.
В строю наступающих войск
Дух победыЛето 1944 года все мы встречали, охваченные непередаваемым, совершенно особым настроением, которое хочется назвать духом победы. Кто мог сомневаться, что это — последнее лето войны!Каждый помнил первомайский приказ Верховного Главнокомандующего, где говорилось, что задачи Красной Армии заключаются теперь в том, чтобы очистить от фашистских захватчиков всю нашу землю, преследовать раненого фашистского зверя по пятам и добить в его собственной берлоге. Победно звучали сводки Совинформбюро, радио доносило торжественные залпы московских салютов. Еще в марте — апреле были освобождены Винница, Николаев, Одесса, в мае — Севастополь...В полосе 1-го Белорусского фронта (он опять назывался так, а 2-й Белорусский нового формирования, образованный из левого крыла бывшего Западного фронта, стал его северным соседом) больших событий, правда, еще но происходило. Но фронт жил ожиданием их, напряженно к ним готовился. При поездках в прифронтовой полосе все чаще встречались движущиеся к переднему краю танки, орудия, колонны грузовиков, и иногда приходилось, пропуская их, подолгу стоять на разъездах гатей и жердевых дорог, проложенных по болотистому Полесью.Мне не могли быть заранее известны ни сроки готовившегося наступления, ни его масштабы. Однако ощутимый размах подготовки не оставлял сомнений в том, что дела предстоят крупные. И, очевидно, скоро. Это давали понять и на фронтовом КП, где приходилось регулярно бывать.— Работы хватит на всех, Григорьич! — говорил начальник штаба фронта генерал-полковник Михаил Сергеевич Малинин. Он называл меня так, отходя от официального тона, после того как бывали решены очередные оперативные вопросы. В соответствии с директивами фронта наши корабля были сосредоточены на двух притоках Днепра: на Припяти — 1-я бригада капитана 2 ранга С. М. Лялько, на Березине — 2-я бригада капитана 2 ранга В. М. Митина. На Березине, как и раньше на Припяти, мы развернули береговой ВПУ, а у приднепровского городка Речицы — ФКП. Там стоял пока и наш штабной корабль «Каманин», только что введенный в строй. Это был небольшой речной пароходик, пролежавший три года на дне Днепра, а теперь восстановленный и хорошо оснащенный средствами связи. Командовал им старший лейтенант Н. М. Байтюлян.Бригада Митина, пока очень малочисленная, только во второй половине мая была выведена с Десны на Березину. Бригада Лялько была укомплектована лучше, хотя тоже получила еще далеко не все предназначенные ей корабли. С начала апреля она прикрывала на Припяти и реке Птичь стык между 61-й и 65-й армиями.Бои местного значения, завязывавшиеся здесь в апреле и мае, не отличались особой напряженностью. Но это были первые бои возрожденной Днепровской флотилии, и в них проверялось многое: слаженность экипажей и подразделений, умение командиров примениться к новым условиям и особенно организация взаимодействия с армейцами. Ведь флотилия для того и существовала, чтобы помогать сухопутным войскам.С самого начала действий на Припяти активно использовался и хорошо себя зарекомендовал отряд бронекатеров старшего лейтенанта Ивана Михайловича Плёхова, входивший в гвардейский дивизион капитана 3 ранга Пескова. Четыре катера этого подразделения носили номера с 41-го по 44-й, и матросы прозвали его «отрядом военных годов». Они так и говорили про свои экипажи: «Мы — сорок второй год», «Наш — сорок четвертый, мы еще себя покажем!».Основной костяк гвардейцев прошел суровую школу Сталинградской битвы. Там бронекатера помимо огневых задач выполняли не менее ответственные транспортные. Иногда только этим увертливым корабликам и удавалось, маневрируя среди разрывов снарядов и мин (а потом — и между плавучими льдинами), прорываться к плацдармам героической армии Чуйкова. Например, «Сорок первый», которым командовал лейтенант Александр Николаев, перевез через огненную Волгу почти восемь тысяч бойцов пополнения и двадцать тонн боеприпасов, а обратными рейсами вывез больше четырех тысяч раненых. Внушительный счет для корабля с экипажем из двенадцати человек! Притоки Днепра не похожи на Волгу. Ширина Припяти редко где достигает ста метров. Но и здесь бронекатера пригодились потом в качестве переправочных средств. Пока же они, как и плавбатарея капитан-лейтенанта В. Э. Россихина, вели огонь с закрытых позиций по заявкам армейского командования.Огнем катеров Плёхова управлял отрядный артиллерист старший лейтенант С. П. Хватов. Ему выпала честь корректировать самые первые боевые стрельбы днепровцев — с НИ, оборудованного на могучем, ветвистом дубе. Этот дуб артразведчики прозвали Ильей Муромцем, а двум дубам, на которых развернули потом запасные НП, дали имена других былинных богатырей — Добрыни Никитича и Алеши Поповича.Первые же стрельбы показали, что Хватов — артиллерист искусный, с развитой интуицией. Соседи-армейцы быстро его оценили, и Хватову не раз поручалось подавление особенно живучих огневых точек противника. Этот молодой офицер был в числе немногих днепровцев, заслуживших еще до начала крупных наступательных операций боевые ордена. А лет через десять — двенадцать после войны мне было приятно узнать, что капитан 1 ранга Сергей Петрович Хватов преподает теорию артиллерии в одном из высших военно-морских училищ.Умение учить подчиненных проявилось у Хватова и в то время, о котором идет сейчас речь. Подготовленные им артразведчики старшины Дмитрий Стройков, Игорь Сидельников и Александр Тепляков достигли такого мастерства, что могли заменять командира, самостоятельно корректировать огонь. А ведь по основной своей специальности это были катерные мотористы — штатных артразведчиков отряд бронекатеров не имел.Бронекатера иногда называли речными танками. На них действительно стояли такие же башни с 76-миллиметровыми орудиями, как на Т-34. Но корпус катера имел очень легкую — иначе увеличилась бы осадка — отнюдь не танковую, броню, защищавшую лишь от мелких осколков и пуль, да и то не от крупнокалиберных. Очень опасны были пробоины вблизи моторов, работавших на бензине. А на нешироких реках с лесистыми берегами всегда существовала угроза попасть под кинжальный огонь.И все же мы рассчитывали, что именно бронекатера, благодаря своей быстроходности и маневренности, смогут во время наступления прорываться в тылы противника, нарушать его переправы, высаживать десанты. Опыта активных действий речных кораблей за линией фронта тогда практически еще не было, но в подготовке экипажей бронекатеров этому уделялось особое внимание.
Почти все остальные корабли флотилии тоже были катерами, только уже совсем не бронированными и с более легким вооружением. Ни один корабль, кроме штабного «Каманина», не имел даже названия: катерам всех типов присваивались лишь номера. Но на них поднимался тот же Военно-морской флаг, под которым советский флот сражался в океанских просторах. И дальнобойная плавбатарея была для. нас «линкором», бронекатера — «крейсерами», стремительные полуглиссеры — «эсминцами».Однако и небольшие корабли могли пройти не везде. И всегда важно было поточнее знать состояние каждого участка Березины и Припяти, их притоков. Всюду, где только можно, впереди боевых кораблей шли военные гидрографы. К весне флотилия уже имела гидрографический отдел с гидрорайонами на березинском и припятском операционных направлениях; третьим гидрорайоном был тыловой. Маневренные партии старшего лейтенанта Е. Д. Ильина и лейтенанта Л. К. Овчинникова проникали за линию фронта и, маскируясь под местных жителей, производили промеры со все тех же самодельных «дубков». Как и раньше на Десне, вести гидрографическую разведку помогали партизаны, рыбаки, бывшие бакенщики.Среди полесских речников встречались интереснейшие люди. В штат нашей гидрографической службы был зачислен старый шкипер Иван Иванович Хворов, в прошлом военный моряк, участник гражданской войны. Днепр, Припять, Березину и их притоки Хворов знал превосходно. Он даже мог предсказывать, где и как изменятся в ближайшее время фарватеры, и эти прогнозы учитывались при подготовке операций.С весны новые корабли, поступавшие на флотилию, спускались на воду уже не в Пироговке, а в Киеве. Туда был переведен и наш полуэкипаж, сформированный зимой в Чернигове.Пополнение прибывало не только с флотов. Зачислялись на флотилию и призывники из освобожденных областей Украины. Из госпиталей попадали к нам солдаты и сержанты.Однажды командование полуэкипажа доложило: прибыл для дальнейшего прохождения службы Герой Советского Союза рядовой Алексей Куликов. Мы с членом Военного совета, понятно, заинтересовались этим человеком: на всей флотилии ни одного Героя Советского Союза еще не было. Выяснилось, что бойцу 19 лет, родом он из-под Сталинграда, отличился минувшей осенью при форсировании Днепра, за что и был удостоен Золотой Звезды.Куликов был ранен, и ему однажды представился случай поговорить с посетившим госпиталь командующим фронтом К. К. Рокоссовским. Знакомясь с героем-солдатом, командующий спросил, нет ли у него личных просьб. Куликов признался: есть давнишняя мечта — служить на флоте, воевать моряком. Рокоссовский ответил, что моряки воюют совсем близко, на Днепровской флотилии, и распорядился, чтобы этого пехотинца по излечении перевели к нам.Вот так и оказался комсомолец Куликов в киевском полуэкипаже. Там его хотели оставить в кадровой команде — вышел бы хороший старшина. Но Куликов настойчиво просился на корабль и был назначен на бронекатер, в орудийный расчет. «За короткий срок он отлично освоил обязанности наводчика, заряжающего и пулеметчика», — вспоминает в присланном мне недавно письме бывший командир отряда И. М. Плёхов.Командиры имели мало времени на обучение пополнения, на сколачивание боеспособных экипажей. Но помогал все тот же дух победы — общая воодушевленность, общая решимость отдать все силы для ускорения разгрома врага. А лучшим пропагандистом и агитатором были сводки Совинформбюро — каждый день они начинались с перечня освобожденных населенных пунктов. И днепровцев больше всего волновало, когда же перейдет в решительное наступление 1-й Белорусский фронт, а с ним и наша флотилия.
* * *
11 июня меня и члена Военного совета флотилии вызвали на командный пункт фронта, находившийся теперь в Овруче. Генерал-полковник М. С. Малинин начал разговор так:— Вот что, товарищи моряки. В ближайшее время главная боевая работа предстоит на Березине. Что у вас там есть?Силы флотилии, как уже говорилось, были разделены между Березиной и Припятью. Указаний насчет того, какое направление считать главным, мы до тех пор не получали. Бригада Лялько, пока значительно более сильная, находилась на Припяти, бригада Митина — на Березине. И сам командир более сильной теперь бригады был гораздо опытнее.Услышав, сколько и каких кораблей сосредоточено на каждой реке, начальник штаба фронта сказал: — Березину усильте чем только можно и в самом срочном порядке. Но Припять совсем не оголяйте, она остается за вами.Мы получили новую директиву, уточнявшую задачи флотилии на березинском направлении. Нам предстояло содействовать (артиллерийской поддержкой и высадкой тактических десантов) наступлению двух стрелковых корпусов по обоим берегам Березины, а с началом отхода противника к Бобруйску — стремительно (так и было сказано) его преследованию. Предусматривалось также содействие войскам фронта при переправах. Закончить усиление группы кораблей на Березине было приказано к 16 июня.Чем ее усилить, предстояло решить на заседании Военного совета флотилии. Но к общему мнению с Боярченко мы пришли еще на обратном пути с фронтового КП. Причем сошлись на том, что начинать усиление березинского направления следует с перевода туда капитана 2 ранга Лялько — более опытного из двух командиров бригад.Потом, на Военном совете, высказывалось и иное мнение: не резоннее ли оставить комбригов с их штабами на «своих» реках, а перегнать на Березину только корабли? Ведь Лялько вел на Припяти боевые действия, пусть пока ограниченные, уже два месяца, освоился на этой реке. Но если он не знал Березины, то не знал ее и Митин, прибывший туда совсем недавно. Что же касается опытности, организаторских способностей, других командирских качеств, то, как говорится, по всем статьям именно Лялько подходил для того, чтобы управлять боевыми действиями кораблей на главном направлении.Словом, Степан Максимович Лялько получил телеграфное предписание: «Принять от командира 2-й бригады березинское операционное направление». Отбыть с Припяти ему было приказано в течение четырех часов.На Березину перебрасывались штаб и политотдел 1-й бригады, а управление 2-й бригады переходило на Припять. Таким образом, бригады «менялись реками», оставляя на месте тыловые службы. На Березине оставлялись — с передачей в бригаду Лялько — уже находившиеся там корабли: отряд бронекатеров, полуглиссеры, катерные тральщики.Перевезти на автомашинах штабы бригад было несложно. Для кораблей же, перебазируемых на Березину, путь лежал через Днепр, и пройти им требовалось около 700 километров по рекам, еще не оборудованным навигационными ориентирами. Правда, облегчала переход — особенно на перекатах — стоявшая в июне высокая вода. Лоцманские обязанности были возложены на гидрографов.Двое суток корабли шли днем и ночью, развивая всюду, где можно, полный ход. Каждые два часа поступало донесение о том, где они находятся, и мы сообщали об этом в Главморштаб — за нашими действиями следили и там. Группу кораблей с Припяти вел начальник штаба 1-й бригады капитан 3 ранга П. С. Зинин.Одновременно на Березину выдвигались корабельные подкрепления из Киева. Туда поступили с заводов двенадцать новых сторожевых катеров, восемь тральщиков. Начальник ВОСО В. И. Кобылинский, флагмех С. Г. Ионов, начальник орготдела И. Г. Блинков сделали, каждый по своей части, все мыслимое для того, чтобы эти корабля поспели к наступавшей горячей боевой поре.«Усилить Березину», как требовал начальник штаба фронта, мы успели к назначенному сроку. На Припяти кораблей осталось совсем немного, но в их числе был наш «линкор» — плавбатарея капитан-лейтенант Россихина, слишком тихоходная, чтобы перевести ее на Березину за то время, которое нам дали.Зато на Березине, с учетом поступавших новых кораблей, набиралось, если считать и полуглиссеры, почти полсотни единиц.ФКП флотилии был также перенесен на Березину, в Якимовскую слободу, а вспомогательный пункт управления развернут близ селения Стужки, где сосредоточивались корабли. Проверяя боевую готовность бригады, я убеждался, что капитан 2 ранга Лялько осваивается на новой реке уверенно. Его бригада должна была поддерживать приречные фланги двух армий: 65-й на правом берегу Березины и 48-й — на левом. Контакты с их частями налаживались быстро. Были назначены офицеры связи, а со штабом 193-й дивизии — ближайшей к реке — договорились о распределении целей.Установился контакт и с армейскими политорганами. Политотдел 105-го стрелкового корпуса прислал к нам лектора, многое знавшего о положении в оккупированной гитлеровцами Европе, об обстановке, которая складывалась на открывшемся наконец-то втором фронте. На укромной полянке лесистого берега лекцию слушали представители всех подразделений.
Незадолго до начала наступления надежность контактов нашей 1-й бригады с сухопутными соседями подверглась практической проверке, которую, сам того не ведая, учинил противник.Вражеский воздушный разведчик, пролетевший над стоянкой бронекатеров — думалось, неплохо замаскированных, — передал открытым текстом: «Их зээ ди энте, хир зинд ди энте!» («Вижу уток, здесь утки!») Это услышал следивший за неприятельскими переговорами в эфире армейский радист, фамилия которого до меня, к сожалению, не дошла. Он догадался: утки — это корабли.Радиоперехват был тотчас доложен на КП дивизии, где уже находился наш офицер связи. Предупрежденный Лялько приказал бронекатерам немедленно перейти на запасную позицию. А то место, где они только что стояли, через двадцать минут подвергли бомбежке «юнкерсы».Сообразительный армейский радист уберег корабли от вражеского удара. А вот о качестве маскировки (с нею на Березине было труднее, чем на Припяти, где есть протоки, похожие на зеленые туннели) потребовалось серьезно поговорить и с Песковым, и с Лялько.В напряженные дни, когда вновь и вновь проверялась боеготовность каждого подразделения, как бы завершалось — думается, можно так сказать — и формирование у личного состава наступательного порыва. Из многого он складывается и не сам собою приходит к людям даже в такое время, когда всем ясно, что победа теперь не за горами. И одно дело, скажем, вести огонь с закрытой позиции, находясь за километры от противника, и совсем другое — прорываться в глубину вражеской обороны, за линию фронта. На любом из наших кораблей люди наперечет, успех в бою зависел буквально от каждого, и потому так важно было, чтобы никого не сковало малодушие, никому не убавил сил страх смерти.Ни один командир не может быть безразличен к тому, как настроены перед решительными боями его подчиненные. А для политработника воспитывать мужество и отвагу, поддерживать в людях эти качества — призвание, профессия. Политотдел нашей 1-й бригады работал целеустремленно, напористо. Политотдельцы разошлись по подразделениям, где участвовали в проведении партийных и комсомольских собраний, разъясняли всему личному составу военную обстановку. Моряки бригады давали перед лицом товарищей клятвенное слово с честью выполнить свою боевую задачу.Главным, конечно, было то, какой след оставляет политическая работа в сердцах и душах воинов. Георгий Михайлович Обушенков говорил — и за этим стояло отточенное чутье опытного политработника, — что он ощущает, как люди, не исключая и новичков, воодушевляясь на победоносные бои, проникаются самоотверженностью, словно переступая невидимую грань, за которой уже нет места колебаниям и сомнениям.Очень много времени проводил на кораблях и начальник политотдела флотилии Владимир Иванович Семин. Он взял себе за правило в горячую боевую пору находиться большей частью на ВПУ, откуда легче добраться до любого выдвинутого к линии фронта подразделения.Мне не перечислить всех политработников, партийных и комсомольских вожаков, которые помогли тогда нашим морякам настроиться на наступательный лад. Многое сделали для этого помощник начальника политотдела 1-й бригады по комсомольской работе старший лейтенант И. Л. Прокофьев, заместитель командира дивизиона тральщиков старший лейтенант А. С. Гриденко, парторг дивизиона бронекатеров старший лейтенант Д. П. Медведев, парторг плёховского отряда мичман В. М. Дуда и другие товарищи.Подошло 22 июня. Теплой тихой ночью не спалось от нахлынувших воспоминаний, переплетавшихся с мыслями о предстоящем наступлении. Три года назад мы отбивали первые атаки гитлеровцев на Дунае. Два года назад (я был тогда начальником штаба Новороссийской военно-морской базы) готовились оборонять Кавказ. Еще год назад фашисты не оставляли попыток закупорить минами Волгу. А теперь захватчиков гоним с советской земли, и фронт не так уж далеко от государственной границы. Но каких неимоверных усилий стоило сдвинуть его сюда от Кавказа и Волги! И как ждет народ от всех нас полного разгрома врага!..В ночь на 23-е я побывал у командующего 65-й армией генерал-полковника П. И. Батова. Мы познакомились еще в сорок первом, когда он командовал 51-й армией, которую корабли Дунайской флотилии поддерживали на Керченском полуострове, а потом переправляли через пролив. Тяжелое было время... Теперь на командном пункте Батова все дышало уверенностью в успехе наступления, подготовка к которому уже закончилась.
Испытание на Березине23 июня перешли в наступление войска трех фронтов — 1-го Прибалтийского, 3-го и 2-го Белорусских. Начиналась одна из крупнейших стратегических наступательных операций Великой Отечественной войны, имевшая условное наименование (тогда мне еще неизвестное) «Багратион». Во второй половине дня генерал-полковник Малинин сообщил мне: 1-й Белорусский фронт переходит в наступление завтра утром, «Ч» — шесть ноль-ноль.24 июня, спустя десять минут после первого залпа, Наркому Военно-Морского Флота была послана телеграмма: «Корабли флотилии участвуют в артиллерийском наступлении... ВПУ — селение Стужки. Военный совет находится на катерах в боевых порядках наступающих кораблей».Задним числом испытываю некоторую неловкость за последнюю фразу — чересчур уж громкую и не совсем точную. Корабли вперед еще не двинулись, они били по назначенным им целям пока со своих огневых позиций, расположенных близ переднего края. Но читатель поймет нас с Боярченко. Немало уже повидав на войне, мы впервые слышали такой гром артиллерии фронта, впервые ощущали свою причастность, пусть скромную, к делам таких масштабов. И трудно было нам, еще молодым, усидеть в блиндаже ВПУ.Только артподготовка длилась 75 минут. Бронекатера выпустили 1330 снарядов, что, конечно, составляло лишь малую толику всей массы огня, обрушенной на позиции противника. Но даже после такой их обработки (внезапное ненастье с разразившимися ливнями помешало подкрепить действия артиллерии ударами с воздуха) враг смог оказать очень сильное сопротивление.Армия генерала Батова начала наступать весьма успешно. Введенный в прорыв 1-й гвардейский танковый корпус генерал-майора М. Ф. Панова за день прошел около 20 километров в направлении южнее Бобруйска. Однако на приречном участке, где находилось местечко Здудичи, сильно укрепленное гитлеровцами, первые атаки наших войск противник отбил.Мы были в курсе обстановки на обоих берегах, имея представителей флотилии в штабах и корпусов, и приречных дивизий. Корабли выполняли все заявки армейцев на поддержку огнем, наши корпосты находились в их боевых порядках. Но раз в продвижении частей возникла заминка, было естественным подумать, чем мы можем помочь еще.Первоначальный план предусматривал прорыв группы кораблей вверх по реке для высадки тактического десанта у хутора Воротень, когда передовые части приблизятся к нему по берегу. Теперь же представлялось целесообразным высадить десант раньше — в Здудичах: удар с речного фланга позволил бы быстрее взломать вражескую оборону. Командир бригады кораблей С. М. Лялько, имевший прямую связь с командиром 105-го стрелкового корпуса генерал-майором Д. Ф. Алексеевым, доложил ему еще 24 июня, что высадку там считает осуществимой и целесообразной. Я поддержал его инициативу, но армейцы не сразу ее приняли. Командира корпуса вообще-то можно было понять. Если он уже знал, что днепровцы неплохо стреляют, хотя пушек имеют маловато, то о других возможностях флотилии вправе был думать что угодно. И должно быть, опасался, что доверенные морякам две стрелковые роты (речь шла о десанте примерно такого состава) могут бесполезно погибнуть на утлых катерах. В то же время он надеялся на успех продолжавшихся атак на берегу.Но прошло полсуток, а положение на приречном участке не изменилось. То, что в руках противника оставались такие узлы обороны, как Здудичи и расположенные выше по Березине Паричи, становилось опасным для войск армии, продвинувшихся южнее вперед. Как мы узнали, командующий 65-й армией потребовал от командира 105-го корпуса ликвидировать здудичско-паричскую группировку гитлеровцев в кратчайший срок, используя и силы флотилии. В первой половине дня 25 июня на ФКП флотилии поступила телеграмма командарма Батова, в которой он просил оказать корпусу самое активное содействие. Таким содействием, конечно же, могла стать высадка десанта. И командование корпуса, как вскоре выяснилось, уже было с этим согласно.
Высадить десант решили на окраине Здудичей в тот ж» день с наступлением темноты. Командиром высадки был назначен капитан 3 ранга А. И. Песков, а произвести ее должны были четыре бронекатера — отряд старшего лейтенанта Б. И. Цейтлина. Двум другим отрядам поручалась артиллерийская поддержка.Командир корпуса все-таки не послал две роты сразу. Сначала была выделена одна, а вторую предстояло высадить после того, как первая захватит плацдарм и закрепится на нем.Идти десанту было недалеко. Но в отличие от других плесов, где нашим гидрографам удавалось скрытно проникать за линию фронта, фарватер здесь заранее обследован не был. Причем в одном месте угадывалось смутно просматриваемое издали препятствие, похожее на притопленное заграждение из бревен или плотиков.Устранить такое препятствие огнем артиллерии трудно. Оставалось рассчитывать на то, что с ним справятся минеры тральщиков, которые пойдут впереди бронекатеров с десантом (это вообще было непреложным правилом при выдвижении кораблей в любой новый район, хотя мины на реках Днепровского бассейна и не обнаруживались).Впереди десанта пошли два катерных тральщика из дивизиона капитан-лейтенанта О. К. Селянкина, и на головном находился он сам. Предположение о заграждении подтвердилось: реку действительно перегораживали плотики из бревен, сцепленные стальным тросом и опутанные колючей проволокой.Узкий лучик сигнального фонаря предупредил катера с десантом о том, что им надо задержаться под берегом, занятым нашими войсками. А минные специалисты во главе с капитан-лейтенантом Селянкиным спустились за борт, чтобы на ощупь определить, что таится под притопленными плотиками. Оказалось, что под ними были подвешены десятки фугасов и противотанковых мин. Минеры тральщиков, ветераны Сталинграда, умели управляться и с ними, но разоружение такого «арсенала», да еще впотьмах, заняло бы немало времени. На месте было принято решение: перерубить трос и развести концы заграждения, как разводят боны, закрывающие вход в гавань.Перерубить стальной трос бесшумно нельзя. Но над Березиной гремела канонада — готовилась новая атака на Здудичи, приуроченная к высадке десанта. И, очевидно, специального наблюдения за заграждением гитлеровцы не вели. Во всяком случае, по тральщикам, остановившимся посреди реки, огня они не открыли.А вот бронекатера на подходе к Здудичам гитлеровцы заметили. Однако огонь врага — артиллерийский, минометный, пулеметный — не помешал подойти к берегу. Немецкая батарея, представлявшая для катеров главную опасность и тщательно замаскированная, была мастерски подавлена отрядом поддержки, огнем которого управлял Хватов (с НП на противоположном берегу). А по огневым точкам близ уреза воды катерные комендоры били прямой наводкой.За пятнадцать — двадцать минут рота армейцев захватила на берегу три траншеи и закрепилась в них. Корабли продолжали поддерживать десантников огнем. А из дивизии, наступавшей на приречном фланге, прибыла тем временем другая рота, и мы успели до рассвета перебросить ее на плацдарм. Получив подкрепление, десантники пошли в атаку. Через три часа Здудичи были очищены от врага.Когда бой еще гремел, но исход его уже не вызывал сомнений, капитан 2 ранга Лялько примчался в Стужки на полуглиссере, на котором он провел на реке почти всю ночь, следя за действиями кораблей. Мы крепко обнялись. Было отрадно, что не подвели сухопутчиков. Как-никак это была первая высадка десанта и для бригады Лялько, и для всей флотилии.Степан Максимович был горд своими подчиненными. Командиры бронекатеров отряда высадки лейтенанты В. И. Златоустовский, В. И. Бесштанкин, Д. Г. Маркин, А. К. Корочкин показали себя с наилучшей стороны, причем ни один катер не получил существенных повреждений. Потери свелись к нескольким раненым, в числе которых был командир отряда старший лейтенант Цейтлин.Лялько доложил, что тральщики, обеспечивавшие высадку десанта, прошли вверх по реке и обнаружили еще одно заминированное заграждение. Минеры капитан-лейтенанта Селянкина проделали в нем проход.— Выше как будто чисто, — закончил доклад командир бригады. — Прошу разрешения двигаться дальше.
* * *
События стали развиваться быстротечно. Выбитые из Здудичей, гитлеровцы отходили к районному центру Паричи — последнему значительному узлу их обороны на Березине перед Бобруйском. Наши войска, преследуя врага, продвигались вперед по обоим берегам.Берега за Здудичами — низкие, заболоченные, тяжелая боевая техника проходила не везде, особенно после дождей. Поэтому наступавшие сухопутные части отдалились от реки, локтевой контакт с ними нарушился. Независимо от этого мы действовали, исходя из задачи, поставленной в директиве фронта: при отходе противника — стремительно его преследовать.А ближайшей целью являлись Паричи. Там у гитлеровцев была мостовая переправа, которая использовалась для маневра войсками. И еще до начала наступления было предусмотрено, что при подходе частей 105-го корпуса к Паричам наши корабли должны прорваться к переправе и вывести ее из строя.Итак, корабли двинулись вперед. Конечно, нельзя было рассчитывать, что весь путь до Паричей окажется свободным. Но мы были уверены: такие командиры, как Лялько и Песков (его бронекатера шли впереди), способны ответственно принимать решения, действовать смело, но с разумной осмотрительностью.Вслед за группой разведки передовой отряд флотилии километр за километром поднимался по извилистой Березине. Нетрудно представить, как настораживала моряков — после двух суток артиллерийской канонады и упорнейшего сопротивления врага на исходном рубеже — окружившая их вдруг тишина безлюдных зеленых берегов, покрытых то лесом, то болотными зарослями.Не обнаруживая некоторое время ни противника, ни наших сухопутных частей, Песков по радио запрашивал об обстановке командира бригады, шедшего со вторым эшелоном, а тот в свою очередь просил ориентировки у нас. Но и на ВПУ недоставало свежих данных о ходе наступления наших войск. Все находилось в движении, поступавшие сведения быстро устаревали. Армейцы, однако, подтверждали: очень важно, чтобы корабли не опоздали с ударом по переправе в Паричах.Без особых помех бронекатера приблизились к левобережному селу Бельчо, куда сухопутные части подойти по размытым дорогам не успели. Немцы же именно тут создали заслон. Разведка боем, проведенная двумя головными бронекатерами (на одном из них был при этом убит пулеметчик и повреждена башня), выявила: близко к реке размещены орудия, минометы, пулеметные точки. Стало ясно, что с ходу здесь кораблям не прорваться.Бронекатера заняли огневую позицию за изгибом реки, напротив Бельчо был развернут наблюдательный пункт. Управлять огнем командир дивизиона Песков поручил подоспевшему из-под Здудичей со своими артразведчиками Хватову. И началось подавление неприятельских батарей. Стрелять приходилось расчетливо — надо было беречь снаряды для Паричей.Бой под Бельчо затягивался. Командир дивизиона, пройдя вперед по противоположному лесистому берегу, высмотрел сосну, поднимавшуюся над другими деревьями, и, взобравшись на нее, стал наблюдать и за Бельчо, и за паричской переправой — по прямой до нее было километра четыре. Песков знал, что удар по переправе должен помочь армейцам взломать узел вражеской обороны. А теперь он собственными глазами увидел, как немецкие войска перебрасываются по свайному мосту с правого берега на левый. Комдив понял: надо спешить.Разрушить мост артогнем с закрытой позиции, откуда бронекатера били по батареям у Бельчо, не удалось: цель невелика, а дистанция около семи километров. И командир дивизиона, оценив обстановку, отдал со своего НП на сосне приказ, адресованный командиру отряда Плёхову и запомнившийся всем, кто его передавал: «Во имя Родины любой ценой прорваться к Паричам и пресечь переправу!»У Бельчо враг продолжал ожесточенно сопротивляться. Но капитан 3 ранга Песков не ошибся, решив, что наступил момент, когда прорваться через не подавленный еще до конца огневой заслон противника становится возможным.На прорыв к Паричам пошли три бронекатера Плёхова (четвертый катер отряда был поврежден в самом начале боя под Бельчо). Другой отряд прикрывал их огнем.
Дался этот прорыв нелегко. Больше всего досталось «Сорок четвертому» лейтенанта Георгия Захарова — он следовал в колонне вторым и на нем враг сосредоточил огонь, после того как удачно проскочил «Сорок второй», шедший головным. Стреляя на ходу прямой наводкой, катер Захарова успел разбить два немецких орудия, но и в него попало три снаряда. Погиб расчет орудийной башни, на борту возник пожар, вышли из строя моторы. Шедший сзади «Сорок третий» лейтенанта Андрея Евгеньева подоспел на помощь и отвел поврежденный катер к берегу, в непростреливаемое место. Это было уже выше Бельчо — в тылу у противника. Поредевшая команда «Сорок четвертого» ликвидировала пожар, предотвратив взрыв артпогреба, и заняла оборону с уцелевшими пулеметами. Оставшиеся снаряды перегрузили на бронекатер Евгеньева.«Сорок третий», которому пришлось задержаться в зоне сильного, можно сказать кинжального, огня, также получил серьезные повреждения. Только благодаря мастерству и самоотверженности экипажа он сохранил боеспособность и смог вслед за «Сорок вторым» идти дальше. На борту «Сорок третьего» находился командир отряда Плёхов, на «Сорок втором» — замполит капитан-лейтенант Семенов.Когда бронекатера вырвались на плес перед мостом в Паричах, переброска гитлеровских войск по нему продолжалась. Шли танки, тягачи с орудиями, грузовики, бегом передвигалась пехота. Враг встретил катера огнем с обоих берегов. И от катерников теперь требовалось, чтобы прорыв в неприятельские тылы, стоивший таких усилий, не остался безрезультатным, расчетливо использовать каждую минуту и имевшийся на борту боезапас.Трехдюймовыми снарядами разрушить свайную переправу трудно, особенно если нет возможности бить по ней длительное время. Командир «Сорок второго» старший лейтенант Михаил Жиленко, приблизившийся к переправе первым, правильно решил: главная цель — не сам мост, а то, что по нему движется. С дистанции 400–500 метров башенное орудие било осколочно-фугасными и шрапнелью по переправлявшимся фашистским войскам и их технике. Находясь сам под обстрелом, получая все новые повреждения, головной бронекатер вел огонь, пока не выпустил все снаряды.На боевой счет его экипажа занесли потом 17 разбитых автомашин, 6 тягачей с орудиями, один танк, две уничтоженные и рассеянные роты фашистской пехоты. Но гораздо важнее этих нанесенных врагу и учтенных, насколько удалось, конкретных потерь было то, что подбитые и подожженные машины загораживали дорогу другим, все более закупоривая переправу.«Сорок третий», открывший огонь несколькими минутами позже, также израсходовал весь наличный боезапас. Переправа была забита остановившейся и горящей техникой. Уцелевшие гитлеровцы в панике бросались в воду. Переброска фашистских войск на левый берег прекратилась.Однако Песков, наблюдавший все это со своего НП на дереве и державший связь с Плёховым по радио, считал, что, пока цел сам мост, противник может возобновить по нему движение, особенно если задержатся наши сухопутные части. И еще до того, как сделали все, что могли, бронекатера Плёхова, командир дивизиона послал им на подмогу три других. Им было уже легче прорваться мимо Бельчо: туда подходили по суше наши войска и вражеский огонь по реке слабел.Головным в новой тройке катеров шел «Четырнадцатый» лейтенанта Анатолия Корочкина. Его бронекатер был особенный, тогда единственный такой на флотилии: он прибыл с Волги, имея сверх обычного вооружения установку для запуска реактивных снарядов РС-2. В тот день наша днепровская «катюша» произвела первый боевой залп — по забитой машинами переправе, по скоплению гитлеровцев перед нею.Вероятно, из стремления надежнее накрыть цель Корочкин выпустил эрэсы со слишком короткой дистанции. В результате не все из двадцати четырех снарядов залпа разорвались. Но те, что сработали, добавили врагу и потерь, и смятения.И все же у пылающей переправы нашлось кому заметить, откуда дан этот залп, и в следующую минуту выстрел стоявшей на берегу самоходки «фердинанд» разбил рубку «Четырнадцатого». Старшина комендоров П. Зайцев не дал врагу продолжать обстрел: мгновенно развернув башню катера, он всадил в борт самоходки несколько снарядов. Но потери были и у нас: рулевой в рубке — убит наповал, а лейтенант Корочкин — смертельно ранен.
На переправе в это время произошел взрыв, и один участок свайного моста обрушился. Александр Иванович Песков и поныне убежден: взрыв вызвали тоже наши эрэсы (а мост, очевидно, был заминирован). Могло быть и так. Но не менее вероятно, что гитлеровцы, посчитав переправу потерянной для себя, сами ее взорвали, чтобы не дать воспользоваться ею советским войскам.Как бы там ни было, враг лишился паричской переправы тогда, когда еще очень в ней нуждался. Две немецкие дивизии, действовавшие в этом районе, оказались разобщенными, гарнизон Паричей — изолированным. И следовательно, днепровцы свою задачу выполнили.Через два с половиной часа после того, как к переправе у Паричей прорвался первый бронекатер, этот узел вражеской обороны был занят нашими войсками. Командарм Батов прислал телеграмму, в которой содействие флотилии штурму Паричей называлось решающим и объявлялась благодарность экипажам всех участвовавших в бою кораблей. Отличившихся моряков предлагалось представить к наградам.На высоком берегу Березины, близ хутора Воротень, где находилась 26 июня закрытая огневая позиция наших кораблей, были похоронены с воинскими почестями тринадцать гвардейцев с бронекатеров, павших под Бельчо и у Паричей, в том числе пулеметчик Пустовойт с «Сорок первого», комендоры Чичков и Соколов с «Сорок четвертого», рулевой Жиркин с «Четырнадцатого»...Пять бронекатеров из дивизиона Пескова получили серьезные повреждения, два — особенно тяжелые. В масштабах „ боев, какие вел фронт, такие потери никто бы не счел слишком большими, но для флотилии, небогатой еще кораблями, выход из строя пяти активных боевых единиц за один день был очень ощутим.Вскоре довелось вручать отличившимся награды Родины, и я еще раз пережил то, что относится к самому дорогому для командира на войне, — чувство гордости за доблесть подчиненных.В числе первых на флотилии был удостоен ордена Красного Знамени старший лейтенант И. М. Плёхов. И вместо с ним — командиры всех четырех бронекатеров его отряда: старший лейтенант М. Д. Жиленко, лейтенанты А. А. Николаев, А. М. Евгеньев, Г. И. Захаров.Вспомнилось, как Плёхов объяснял, почему при прорыве к Паричам он поставил катер Жиленко головным: «Это бесстрашный командир. И какая бы ни грозила опасность, назад не повернет». Бронекатер был поврежден, потерял убитыми и ранеными значительную часть экипажа, но к цели прорвался и положил начало разгрому вражеской переправы. Отлично показали себя и остальные молодые командиры. Самому старшему из славной четверки — Михаилу Жиленко — исполнилось двадцать пять лет. Трое были коммунистами, а Андрей Евгеньев — комсомольцем.Да только ли от командиров зависели выполнение боевой задачи и судьба самих кораблей! Когда лейтенант Евгеньев выводил из-под огня тяжело поврежденный «Сорок четвертый», немецкий снаряд попал и в его катер, в машинное отделение. Там был перебит бензопровод, возник пожар, и катер тоже лишился хода. От неизбежной, казалось, гибели спас оба катера главный старшина Николай Кривонос. Задраившись в машинном отделении, чтобы прекратить доступ воздуха, и задыхаясь в дыму, он справился с огнем, заделал бензопровод, вновь запустил мотор, И бронекатер после этого дошел до переправы, бил по ней до последнего снаряда, а старшина, получивший тяжелые ожоги рук и лица, продолжал свою геройскую вахту. Орден Красного Знамени ему вручили, когда выписался из госпиталя.Кавалером ордена Красного Знамени стал и самый молодой в отряде краснофлотец — 18-летний комсомолец Василий. Коломиец. Потом часто, особенно когда прибывало пополнение, ставили в пример не только его смелость, но и матросскую разворотливость, умение делать все, что понадобится в бою. Рулевой по специальности, Коломиец вызвался перейти с подбитого, подведенного к берегу катера на другой, где заменил выбывшего из строя пулеметчика. А помимо того помогал орудийному расчету, зажигал дымовые шашки, заводил под обстрелом буксирный конец, тушил пожар, перевязывал раненых... И все это в первом в своей жизни бою. Вот так были подготовлены люди в гвардейском дивизионе.За боевые действия на Березине получили награды также капитан 2 ранга С. М. Лялько, капитан 3 ранга А. И. Песков, многие другие офицеры, старшины и краснофлотцы.
Но как ни отрадно было сознавать, что флотилия оправдывает свою роль и место в боевом строю фронта, сделанное на Березине вызывало не одно только удовлетворение. Когда обменивались мыслями о прошедших боях с членом. Военного совета Боярченко, с начальником оперативного отдела штаба Колчиным, мы были единодушны в том, что воевать можем лучше.После Здудичей, например, корабли некоторое время шли вперед фактически вслепую. Про заслон у Бельчо узнали лишь тогда, когда на него наткнулись. А применив здесь несколько иную тактику, вероятно, удалось бы обеспечить большую внезапность прорыва к Паричам и обойтись меньшими потерями.И еще более очевидной стала необходимость иметь на флотилии хотя бы небольшое подразделение морской пехоты — свой десантный отряд. Будь он у нас, можно было бы думать не просто о разрушении, а о захвате переправы, с тем чтобы удержать ее под прикрытием огня кораблей до подхода сухопутных войск, которым она пригодилась бы.Теперь об этом думалось уже в связи с предстоящими действиями на Припяти. Надо сказать, что еще недели за две до перехода в наступление мы с членом Военного совета, перебирая в мыслях вспомогательные службы, наметили там, на Припяти, одно подразделение как возможный десантный резерв, пока флотилии не дадут на морских пехотинцев официальный штат. Это был приданный 2-й бригаде кораблей 66-й отдельный отряд дымомаскировки и дегазации, насчитывавший, правда, всего 33 краснофлотца и сержанта. С дымомаскировкой можно было, в конце концов, обойтись и без них, а заниматься дегазацией, мы надеялись, не понадобится.Незадолго до того в отряд прибыл с курсов комсостава молодой офицер, но уже бывалый моряк младший лейтенант Николай Чалый. В прошлом черноморец, участник обороны Кавказа, старшина, выдвинутый в трудную пору войны на политработу, а затем перешедший на командную, он, как показало дальнейшее, был одним из тех командиров-самородков, для которых боевая обстановка всегда открывает возможность проявить себя. Младшему лейтенанту Чалому и поручили тренировку химистов в высадке с катеров и шлюпок, в стрельбе и метании гранат, а также в ведении рукопашного боя, в разоружении немецких мин. Имелось в виду подготовить их прежде всего к прочесыванию берега, к несению боевого охранения, ведению разведки.С Березины я телеграфировал начальнику штаба Балакиреву, остававшемуся старшим на Припяти, что при необходимости можно использовать дымомаскировщиков и дегазаторов как морскую пехоту.
Речная сила обретает признаниеНаступление в Белоруссии ширилось. Вечером 26 июня, едва отгремел бой в Паричах, мы услышали по радио салют в честь войск 1-го Прибалтийского и 3-го Белорусского фронтов, освободивших Витебск. А утром 27-го стало известно, что армии 1-го Белорусского фронта завершают окружение бобруйской группировки противника. В этом котле (в него попало свыше 40 тысяч гитлеровцев) уже находились и те немецкие войска, которые отступали к Бобруйску по берегам Березины.С рассветом в преследование врага включились и корабли бригады Лялько. За ночь удалось привести в порядок бронекатера, имевшие небольшие повреждения. Все боеспособные корабли заправились топливом, приняли полный комплект боеприпасов.Тут пора вспомнить наших тыловиков, позаботившихся, чтобы служба боевого обеспечения не отставала от кораблей, продвигающихся вперед. Начальник тыла флотилии капитан 2 ранга Ф. В. Буданов и сменивший его капитан 2 ранга К. С. Масленников за короткий срок ввели в действие судоремонтные, артиллерийские и другие мастерские, развернули систему баз снабжения. А начальник орготдела штаба капитан 2 ранга И. Г. Блинков был лично причастен к решению проблемы насущно необходимых нам подвижных, плавучих баз, для создания которых не находилось подходящих судов в разоренном днепровском речном хозяйстве. Но здесь помог и счастливый случай.Когда Блинков служил на Волге, ему было известно, что в конце лета 1943 года (еще до решения возродить Днепровскую флотилию) оттуда отправили под Киев некоторое количество «речных трамваев». Кажется, они предназначались для перевозок при форсировании Днепра, но почему-то не использовались, и Иван Григорьевич неожиданно обнаружил с десяток таких теплоходиков на платформах, загнанных на запасные пути станции Дарница. Груз никто не собирался получать, и его передали флотилии. Наши судоремонтники переоборудовали волжские «речные трамваи» в плавучие склады топлива, боеприпасов, продовольствия, в плавмастерские. Вот они и подоспели к Паричам.По вздувшейся и помутневшей после новых ливней Березине корабли продвигались к Бобруйску. Их не смогли надолго задержать еще два минированных плавучих заграждения. Отходивший враг огрызался, кое-где на берегах еще действовали его огневые точки, но орудия бронекатеров заставляли их замолчать. Близ селения Углы — по заявке командира 96-й стрелковой дивизии — были подавлены немецкие батареи, пытавшиеся задержать выход частей дивизии к реке. В этом же районе днепровцам достались трофеи — четыре баржи по полтораста — двести тонн водоизмещением, брошенные гитлеровцами с грузом боеприпасов и продовольствия.Мы с членом Военного совета Боярченко шли на сторожевом катере. Вслед за нами, на другом катере, шел Колчин с операторами. По берегу продвигалась команда связистов на автомашине с рацией, обеспечивавшей связь со штабом фронта и штабами соседних армий. Было решено развернуть ВПУ в Королевской слободе — приречное село с этим громким названием стояло на подступах к Бобруйску. От днепровцев требовалось быть готовыми к высадке в черте города тактического десанта.Но сухопутным войскам понадобилось наше содействие и в другом. Поступила телеграмма командующего фронтом с приказанием обеспечить переправу через Березину 48-й армии (с ней флотилия взаимодействовала с начала наступления), выделив для этого максимальное количество кораблей.Для форсирования водных рубежей у общевойсковых армий имеется специальная техника. Но понтонный парк, как оказалось, отстал от боевых частей — подвели размытые дороги. Между тем 48-я армия, наступавшая до того по левому берегу, на вспомогательном направлении, понадобилась на правом.
Потребовалось уточнить объем перевозок, и я вместе с Колчиным и начальником ВОСО Кобылинским выехал к командарму 48-й генерал-лейтенанту П. Л. Романенко.У него на КП выяснилось: переправить требуется всю армию, насчитывавшую 66 тысяч человек, имевшую полторы тысячи орудий и минометов, семь тысяч лошадей, сотни автомашин, тысячи повозок. Начать переправу надлежало следующим утром, 28 июня, а о сроке ее завершения было сказано: чем быстрее, тем лучше. Предварительные подсчеты показали, что минимальное время, в которое можно уложиться, — двое суток с небольшим. Командарм Романенко и начальник штаба армии генерал-майор Глебов этим удовлетворились.Должен сказать, что к переправе одной из дивизий 48-й армии — 217-й стрелковой — корабли приступили еще 27 июня. Нам было запланировано взаимодействие с этой Дивизией на время боев за Бобруйск. Когда бронекатера заняли огневые позиции у пригородного села Полонец, их корректировщики уже находились в боевых порядках дивизии, подступавшей к городу. С наступлением темноты началась — на небольшом расстоянии от линии фронта, в зоне, огня вражеских батарей — переброска на правый берег частей, сосредоточивавшихся для атаки. Там, непосредственно у Бобруйска, действовали весь гвардейский дивизион Пескова и некоторые другие корабли.По возвращении на наш ВПУ пришлось решать непростой вопрос: как совместить переправу основных сил 48-й армии с дальнейшим содействием в наступлении 217-й стрелковой дивизии? Мы пришли к выводу, что до завершения боев за Бобруйск там останется один отряд бронекатеров, а остальные корабли гвардейского дивизиона будут постепенно переключены на выполнение новой задачи.Маневрировать нашими ограниченными силами помогало здесь то, что от окраин Бобруйска, где гремел бой, до участка, намеченного для переправы армии — в районе селений Доманово и Стасевка, — было всего несколько километров. В конечном счете мы смогли поставить на переправу 28 кораблей: 12 сторожевых, 6 бронекатеров и 10 тральщиков. К этому прибавлялись трофейные баржи, пригодные для перевозки орудий, машин, повозок, а буксировать баржи могли тральщики. Они же, как и сторожевые катера, предназначались для перевозки боеприпасов и других грузов, а бронекатера — для быстрой переброски бойцов со стрелковым оружием.Уже ночью, обговаривая с командирами и механиками детали предстоящей работы, я поинтересовался, сколько бойцов доставлял бронекатер в Сталинград за один рейс.— Брали и по двести человек, и больше, — ответил капитан 3 ранга Песков. — Но там обстановка заставляла идти на крайний риск.Флагманский инженер-механик Ионов добавил:— Скидка со «сталинградской нормы» нужна и на износ корпусов: сколько с тех пор заделали пробоин!Установили предел загрузки бронекатера: 140 вооруженных бойцов или 50 бойцов плюс две 76-миллиметровые пушки без передков с тридцатью ящиками боезапаса. Для повышения остойчивости катеров решили спаривать их, пришвартовывая борт к борту.Переправа началась дружно. Бронекатера, сторожевички, тральщики с баржами и без них стали пересекать Березину туда и обратно как челноки, заведенные каждый на свой ритм. И так — двое суток, днем и ночью. Заправку горючим обеспечивала плавбаза. Моряки наскоро перекусывали, не оставляя своих постов, об отдыхе и сне никто и не думал.Не все бойцы армии знали, что их ждут на Березине военные корабли. Иные при виде матросов не скрывали веселого изумления:— Братишки! Откуда вы тут взялись?Поначалу кое-кому из пехотинцев наши кораблики явно не внушали доверия. А разлившаяся Березина выглядела сурово — темная от отраженных туч, местами пенящаяся, несущая вырванные с корнями кусты... Загрузка бронекатера начиналась с заполнения кубриков, и морякам иногда приходилось подбадривать солдат, задерживавшихся перед люками — многим хотелось остаться на верхней палубе. Зато уж команду «До подхода к берегу на палубе не двигаться!» выполняли со всем усердием.На спаренных бронекатерах приспособились перевозить и 122-миллиметровые орудия, что никогда раньше не делалось. Переправу могли задержать семь тысяч армейских лошадей, если бы возить их на баржах. Однако нашелся способ более быстрый: лошади на буксире у катерных тральщиков сами переплывали реку, связанные по десять — двенадцать голов — к хвосту одной крепился повод следующей. Тральщик давал малый ход, и живая цепочка, сформированная на берегу, втягивалась в воду. Лошади, пока могли, шли по дну, а потом послушно плыли друг за дружкой.— Никогда еще такого не видел! — восхищенно сказал прибывший к переправе начальник штаба армии. — Кто это придумал?— Матросы, — ответил я. — Русский матрос на выдумку горазд.
А моряки не могли нарадоваться тому, как приняли их выдумку умные животные: ни одна лошадь не оказалась слишком упрямой, ни одна не вырвалась из своей цепочки.Переправившиеся части быстро скрывались из виду за лесом на правом берегу. 48-я армия форсированно выдвигалась в свою новую полосу наступления. Когда на катерах выключались моторы, до моряков явственно доносились звуки боя в Бобруйске. Политработники старались держать экипажи в курсе событий на недалеком отсюда переднем крае. На основной переправе работа у днепровцев была вроде бы и не боевая, не под огнем. «Извозчичья работа», как острили корабельные балагуры, не вкладывая, впрочем, в это никакой обиды. Но спешная переправа армии давала людям ощущение причастности к наступлению войск фронта.На рассвете 30 июня начальник штаба армии попрощался с нами, поблагодарив моряков за сделанное. Переправа армии закончилась немного раньше намеченного срока. И нам еще едва верилось, что с этим справились меньше тридцати маленьких кораблей.— Легко сказать — перевезти семь дивизий с частями усиления и тылами, со всей боевой техникой! — покрутил головой Петр Васильевич Боярченко.Семь — это считая и 217-ю, переброшенную на правый берег у Бобруйска. Через основную переправу прошло шесть дивизий. Их бойцов принимали на борт главным образом бронекатера (а другие корабли — тяжелую технику и прочие грузы), совершившие благодаря своей быстроходности наибольшее число челночных рейсов. И так как действовало их здесь всего шесть, получалось, что каждый бронекатер перевез по дивизии. А в целом бригада Лялько осилила спешную переправу — пусть и не через особенно широкую реку — такого количества войск и боевой техники, какого, насколько мне известно, не переправляла еще ни одна речная флотилия.Тем временем корабли понадобились и на Припяти. Еще 27 июня я получил от начальника штаба фронта телеграмму, предписывавшую обеспечить силами находившейся там 2-й бригады кораблей поддержку 55-й Мозырской дивизии, наступавшей в направлении на Петриков. На следующий день начальник штаба флотилии Балакирев донес, что бригада взаимодействует с наступающими частями дивизии. Но бригада-то состояла на тот день из четырех бронекатеров, пяти тральщиков, одной плавбатареи да дюжины полуглиссеров...Утром 29 июня, когда еще не закончились бои в Бобруйске и полным ходом шла переправа 48-й армии, от генерал-полковника Малинина поступила новая депеша. От имени командующего фронтом приказывалось: все силы флотилии, действовавшие на Березине, сосредоточить к исходу 2 июля на Припяти, в районе Мозыря.Таким образом, 1-й бригаде Лялько надо было повторить в обратном направлении примерно 700-километровый переход, совершенный полмесяца назад. Мы с членом Военного совета Боярченко условились, что, как и оперативная группа штаба во главе с Колчиным, поедем напрямик машинами — это позволяло опередить корабли дня на два.
Путь лежал через только что освобожденный Бобруйск. Город еще горел. У стены одного дома за распахнутыми воротами двора, как, впрочем, и в других местах, лежало много убитых в гражданской одежде, в том числе женщин, — фашистские изверги, уходя, истребляли мирных людей.Мы завернули на набережную, чтобы посмотреть результаты боевой работы бронекатеров. Здесь у противника были огневые точки, мешавшие продвижению наших войск к центру города, и катера, прорываясь за линию фронта, подавляли их прямой наводкой. Развороченные дзоты, разбитые орудия и пулеметы свидетельствовали о том, как били катерные комендоры. Вспомнилось требование к ним Ивана Михайловича Плёхова, которое любили повторять не только в его отряде: «Уметь вогнать снаряд в амбразуру!»В боях за Бобруйск участвовал сначала весь гвардейский дивизион Пескова. Когда же большую часть бронекатеров потребовалось оттянуть на переправу, здесь, как и планировалось, был оставлен один отряд, тот, который начинал наступательные действия флотилии на Березине высадкой десанта в Здудичах. А тут он завершал их.В наших документах этот отряд иногда фигурировал как «бронекатера старшего лейтенанта Медведева», что было не вполне точно. Парторг песковского дивизиона Д. П. Медведев командовал отрядом короткое время, заменив в бою раненого Цейтлина. Потом исполнение обязанностей командира отряда возлагалось на одного из командиров катеров. Парторг дивизиона, оставаясь с отрядом, помогал молодым командирам и сделался туг как бы нештатным, но общепризнанным комиссаром. Так и получилось, что подразделение обозначали в те дни его фамилией.Отряд — это четыре бронекатера, полсотни моряков. Действуя в таком составе под Бобруйском и в Бобруйске примерно сутки, катерники, завершив переправу 217-й дивизии (последние ее подразделения высаживались в городской черте, с ходу вступая в бой), продолжали поддерживать наступающие части огнем и многократно прорывались к центру города, дезорганизуя неприятельскую оборону.Но к разгрому бобруйской группировки противника были причастны и корабли, которые до самого Бобруйска не дошли. Приказом Верховного Главнокомандующего были удостоены почетного наименования «Бобруйские», наряду с отличившимися соединениями и частями армии, 1-я бригада речных кораблей и 2-й гвардейский дивизион бронекатеров. Так был оценен вклад днепровцев в одержанную победу. Ну а что пережили Лялько, Песков и я сам, услышав свои фамилии в переданном по радио приказе, вслед за которым грянули залпы московского салюта, читатель, думаю, поймет.Июньские бои на Березине, реке, связанной со многими событиями и далекого, и недавнего военного прошлого нашей Родины, заняли в истории возрожденной Днепровской флотилии особое место. Здесь она, первой из речных флотилий с начала войны, участвовала вместе с сухопутными войсками в крупной наступательной операции. Здесь пришла к днепровцам первая боевая слава и остались первые на пути наступления могилы наших павших товарищей. Сто двадцать километров, пройденные за неделю боев от прежней линии фронта до Бобруйска, дали драгоценный опыт, который еще предстояло осмыслить. И мы уже видели: общевойсковые командиры, не соприкасавшиеся раньше с военными флотилиями, убедились за эти дни, что участие речных кораблей в наступлении позволяет повысить маневренность, расширить боевые возможности сухопутных войск.
Вверх по Припяти «Виллис», подаренный К. К. Рокоссовским, пересекал лесистое междуречье кое-где по сносным, а большей частью по трудным даже для него дорогам. Уставшего водителя подменял адъютант. В глухих местах мы с членом Военного совета, как обычно при таких поездках, держали на коленях автоматы, а в карманах регланов были наготове лимонки.Вспомнилось почему-то, как в Рязани, в мои детские годы, впереди пожарных скакал верховой, выяснявший, где горит, и выводивший туда команду. Этот проводник назывался «скачок». Я в шутку сказал Боярченко, что сейчас мы, пожалуй, в такой же роли. Петр Васильевич парировал:— Какие мы с тобой «скачки»! Ни подогнать корабли, ни сократить им путь не можем...Бригаде Лялъко действительно вряд ли удалось бы, как ни торопи, поспеть на Припять раньше назначенного срока. Но важно было сориентироваться в обстановке еще до подхода кораблей. Да и просто не терпелось поскорее увидеть, как там складываются дела.В Загорины, на наш припятский ВПУ, добрались к полуночи на 1 июля. Константин Михайлович Балакирев сообщил, что уже идет к концу — при участии кораблей 2-й бригады — бой за Петриков, начатый на сутки раньше, чем планировалось. Час спустя стало известно, что этот городок, районный центр Гомельской области, отбит у врага.Почти всю ночь мы обсуждали наши дальнейшие действия, стараясь полнее учесть как березинский опыт, так и особенности обстановки на реке, где сосредоточивалась теперь флотилия. Мне, Боярченко и Колчину надо было вникнуть в то, что тут произошло за первые дни наступления.Началось оно в условиях, когда оборона противника была уже прорвана на направлениях главных ударов 1-го Белорусского и соседних фронтов. Севернее Припяти наши войска продвинулись далеко вперед. Разгром врага в районе Бобруйска открывал путь на Минск, на Барановичи. Все это вынудило гитлеровцев к постепенному отводу своей 2-й армии, развернутой по Припяти. А 61-я армия генерал-лейтенанта П. А. Белова имела задачу не дать противнику отходить планомерно, сорвать его расчеты на сковывание наших сил на промежуточных рубежах.С самого начала наступления частям этой армии понадобилось активное содействие днепровцев. В течение 28–30 июня корабли дважды высаживали тактические десанты — напротив села Скрыгалово, а затем под Петриковом и в самом городе, обеспечили переправу дивизии, поддерживали войска огнем.Во 2-й бригаде кораблей был уже сколоченный штаб во главе с капитаном 3 ранга Г. С. Грецким, прибывшим с Амура. Связью с армейскими частями ведал прикомандированный к бригаде из оперативного отдела штаба флотилии старший лейтенант Н. Я. Волков.Малочисленные корабли бригады были введены в действие все до единого. В высадке десантников, как и в переправе войск, участвовали даже полуглиссеры. Основной же силой бригады являлся дивизион бронекатеров капитан-лейтенанта И. П. Михайлова, хотя это был дивизион только по названию, а фактически — отряд, насчитывающий пока лишь четыре корабля. Михайлов действовал смело, решительно. И вместе с тем удачливо: дивизион не понес за эти дни никаких потерь. Тяжелее пришлось катерам-тральщикам, не имевшим броневой защиты. Два корабля из дивизиона капитан-лейтенанта Н. М. Лупачева, участвовавших в высадке десанта, вернулись не только с множеством пробоин, но и с потерями в личном составе. Минеры тральщиков обезвредили три боново-фугасных заграждения, примерно таких же, с какими мы встретились на Березине.На тральщике главного старшины Михаила Казаринова погиб в первом своем бою любимец экипажа и всего дивизиона семнадцатилетний юнга Виль Кравченко. Очередь из вражеского дзота сразила его, когда юнга выскочил на палубу с коробкой патронов для корабельных пулеметчиков — у них кончался боезапас. Я хорошо помнил этого высокого худощавого юношу с живым, одухотворенным лицом. Виль, прибывший на флотилию из школы юнг, был сыном командующего 6-й танковой армией генерала А. Г. Кравченко. Генерал имел возможность законным порядком перевести сына (тем более не достигшего призывного возраста) в свою армию, но Виль Кравченко полюбил флотскую службу, стремился стать моряком.Насколько удовлетворены боевой работой нашей 2-й бригады командиры соединений и частей, в интересах которых она действовала, я собирался выяснить на следующий день. Но Балакирев передал мне поступившие уже телеграммы: командир 55-й Мозырской дивизии, начальник политотдела этой дивизии, другие военачальники благодарили за помощь наступающим войскам. Не могу по привести отзыв, подписанный начальником штаба 84-го артполка майором Литчуком о действиях плавбатареи капитан-лейтенанта Россихина:«Мои артиллеристы бьют отлично. Но такой меткой стрельбы, которую ведут моряки, я еще никогда не видел, Под Петриковом противник установил НП на колокольне и минометным огнем не давал наступать нашей пехоте. Плавбатарея вторым выстрелом уничтожила НП гитлеровцев. Это снайперская стрельба».В документе, поступившем из 107-го стрелкового полка, давалась высокая оценка действиям десантного отряда моряков. Это был тот самый отряд дымомаскировки и дегазации, бойцов которого мы решили использовать в качестве морских пехотинцев. Уже в десанте, высаженном 28 июня в районе села Скрыгалово, химисты под командованием младшего лейтенанта Чалого, действуя в качестве группы первого броска, показали себя наилучшим образом.
Высадившись в сумерках на берег, где были и проволочные, и минные заграждения, моряки преодолели их без помощи саперов, обошли под прикрытием огня бронекатеров фланг оборонявшихся здесь гитлеровцев и, связав врага боем, обеспечили высадку основного десанта. А потом вместе с ним овладели селением Конковичи и, продвигаясь по берегу, создали благоприятные условия для переправы через Припять всей 55-й дивизии, развернувшей наступление на Петриков.«Их пример воодушевлял весь батальон», — писал о моряках комбат старший лейтенант В. И. Турчанинов в рапорте, который он по собственной инициативе прислал командиру 2-й бригады кораблей. Пожалуй, это лучший отзыв, какой могут заслужить десантники первого броска от командира части, следующей за ними.Менее чем через сутки отряд Чалого, усиленный отделением саперов, был высажен в расположении противника под Петриковом. И свою задачу, включавшую уточнение обстановки перед штурмом города, вновь выполнил успешно, не понеся, как и при первой высадке, никаких потерь.Словом, боевое крещение наших морских пехотинцев прошло успешно. Практика подтверждала, как необходимы флотилии такие подразделения.Обсуждая в ту ночь наши перспективы, мы видели, что обстановка у Припяти обусловливает более высокие темпы наступления, чем на березинском направлении. И потому надо было думать уже и о Пинске, хотя до него оставалось еще почти триста километров. Не приходилось, однако, надеяться, что дойти до Пинска будет легко.На Березине, которая вела от линии фронта в глубину расположения противника, наши корабли встречали подчас очень сильное противодействие, серьезные препятствия — заграждения, заслоны. Но сплошной неприятельской обороны на берегах Березины не было. Припять же, долго служившая линией стабильного фронта, и теперь оставалась рекой-рубежом, непрерывным передним краем. Отходя вдоль нее на запад, гитлеровцы могли использовать для прикрытия огневые средства своих долговременных береговых укреплений.Впереди были и такие участки, где противник еще держал оборону на обоих берегах. Ширина же реки во многих местах — меньше ста метров. И к ней вплотную подступают густые заросли, где легко замаскировать что угодно.В таких условиях на кораблях требовалась высочайшая готовность к открытию огня прямой наводкой, «с дистанции пистолетного выстрела». Продвигаясь меж лесистых берегов, каждый катер мог в любую минуту попасть под кинжальный удар, и тогда его судьба зависела от мгновенной реакции артиллеристов. Огонь по обнаруженным на берегу дзотам, танкам, самоходкам командиры орудийных расчетов имели право и обязаны были открывать самостоятельно.Сложными обещали быть и навигационные условия. Припять, река вообще капризная, теперь таила в себе много неизвестного: по ней никто не плавал три года. А на каждом ли участке удастся провести гидрографическую разведку? Не было, например, возможности заранее обследовать фарватер перед высадкой десанта в районе Скрыгалова. Балакирев рассказал о геройском поведении начальника гидрорайона инженер-капитана А. И. Бердяева, который под минометным огнем шел впереди десантного отряда на полуглиссере, проверяя глубины футштоком. Когда осколком был сражен моторист, Бердяев заменил его, не переставая производить промеры. Полуглиссер тем временем загорелся. Гидрограф, уже обеспечив проводку десанта, вынужден был перейти на борт головного бронекатера. Смелому офицеру посчастливилось остаться невредимым.Вообще, наступление на припятском направлении, только что начавшееся, успело вновь показать, с какой отвагой сражаются днепровцы. Отлично проявили себя при высадке десантов командиры бронекатеров лейтенанты Виталий Нимвицкий и Семен Малов, командиры тральщиков главные старшины Казаринов и Федосеев, весь личный состав этих кораблей.
* * *
1 июля мы перенесли ВПУ в освобожденный ночью Петриков. Городок наполовину выгорел, из нескольких тысяч жителей осталось несколько сот. Человеческими телами были забиты глубокие колодцы вблизи центральной площади — фашисты живыми сбрасывали туда людей, заподозренных в помощи партизанам. Эти страшные могилы обступили родные и близкие погибших.Возле городской пристани ко мне подошел незнакомый моряк в форме капитана 2 ранга, оказавшийся известным писателем-маринистом Леонидом Сергеевичем Соболевым. Он только что прибыл из Москвы, командированный Главным политуправлением ВМФ на нашу флотилию, — к сожалению, на очень короткий срок. Знакомство писателя с днепровскими кораблями началось с наблюдения за выдвижением бронекатеров к линии фронта. С реки послышался шум моторов. Леонид Сергеевич осмотрелся вокруг, даже на небо взглянул и, ничего не обнаружив, озадаченно обернулся ко мне. А шум моторов нарастал. Я показал рукой туда, где на фоне лесистого берега различались, если приглядеться внимательнее, маленькие зеленые островки, которых минуту назад там еще не было. Островки, будто оторвавшиеся от берега, проскользили мимо нас и где-то выше вновь прижались к берегу. Моторы смолкли. Из кустов каждого островка выскочило по матросу, они закрепили швартовы и скрылись в зелени.— Бронекатера сменили стоянку, — объяснил я писателю. — На море маскировка сводится к камуфляжной покраске корабельных бортов и надстроек. А на реке приходится каждый день заново убирать корабли свежей зеленью. В таком виде они спокойно стоят на выгодных позициях, а настает время открывать огонь, и вступают в дело орудия, пулеметы, катерные «катюши».Замаскированные так корабли Соболев видел впервые. Движение бронекатеров, похожих на плавучие островки, он описал в своей книге «Свет победы».Я имел приказание установить по прибытии на Припять связь с командиром 89-го стрелкового корпуса (55-я Мозырская дивизия, с которой взаимодействовала 2-я бригада, входила в его состав). Комкор генерал-лейтенант А. В. Яновский уже успел побывать на кораблях и даже выходил на бронекатере на рекогносцировку. Помощью моряков в первые дни наступления он был доволен. Однако предупредил, что рассчитывает на более активные действия флотилии, так как надо неотступно преследовать противника, отводящего свои войска к Лунинцу и Пинску.— Сейчас для нас с вами самое главное — как можно быстрое продвигаться вперед, — сказал генерал. — Причем там, где берега заболочены, пехота будет отрываться от реки и вам придется рассчитывать только на собственные силы.Была подтверждена задача, уже поставленная нам раньше, — прорываться в район Хвоенска, Турова, где намечалась переправа 23-й стрелковой дивизии корпуса на левый берег. На пути в тот район на песчаном кряже, возвышающемся над заболоченными низинами, стояло большое село Дорошевичи, служившее в свое время маневренной базой Пинской флотилии. Теперь тут был узел обороны гитлеровцев. Выбивать врага из Дорошевичей нам предстояло по своему плану, который и был разработан штабом 2-й бригады.Командир 55-й дивизии полковник К. М. Андрусенко выделил для десанта у Дорошевичей учебную роту капитана Андреева, имевшую уже опыт высадки с кораблей, Вместе с отрядом Чалого в десант шло около двухсот бойцов. Их приняли на борт бронекатера, которым придавалась пара полуглиссеров. С тральщиков взяли минеров — на случай если встретятся плавучие заграждения. Командиром высадки был назначен комдив бронекатеров капитан-лейтенант И. П. Михайлов.Корабли с десантом вышли из Петрикова, когда уже стемнело. При благоприятных обстоятельствах они могли быть у цели до рассвета. Однако фарватер на значительной части маршрута оставался непроверенным. И около полуночи Михайлов радировал, что путь прегражден остатками мостовой переправы. О существовании этого разрушенного, скрытого под водой моста мы не знали — явная недоработка нашей разведки.Морякам и армейцам-десантникам пришлось лезть в воду и выбивать из грунта сваи, растаскивать бревна. Работы хватило на несколько часов, и хорошо еще, что не мешал противник. А план боя потребовалось пересматривать — вариант с внезапным ударом в предрассветных сумерках отпадал.В изменившихся условиях стала более ответственной задача морских пехотинцев. Капитан-лейтенант Михайлов решил высадить отряд Чалого в пяти километрах ниже Дорошевичей для разведки и прочесывания берега с опережением кораблей.Как выяснилось, гитлеровцы имели в Дорошевичах до двух батальонов пехоты, усиленных артиллерией и несколькими танками. Приближаясь — где перебежками, где по-пластунски — к окраине растянувшегося вдоль реки села, бойцы Чалого заставляли врага раскрывать свои силы и систему обороны.
Разведка, как и предусматривал Михайлов, перерастала в бой за овладение селом. Получая от разведчиков целеуказания, бронекатера подавляли вражеские орудия и минометы. Но морские пехотинцы и сами прокладывали себе путь. Их не остановили и немецкие танки: в ход пошли бутылки с зажигательной смесью, гранаты. Одновременно с тем как отряд Чалого ворвался в Дорошевичи с востока, бронекатера высадили основной десант в южной части села. Соединившись, армейцы и моряки овладели им. Только на северной окраине гитлеровцам удалось закрепиться, и они начали оттуда контратаковать.Десанту пришлось перейти к обороне. Но ненадолго. Части 55-й дивизии приближались к Дорошевичам, они смогли быстро преодолеть оставшиеся 10–12 километров. Враг, пытавшийся их задержать, дрогнул, стал отходить, когда у него в тылу появился десант.Со взятием Дорошевичей, ускорившим продвижение наших войск вдоль Припяти, днепровцев поздравил Военный совет 61-й армии. К исходу дня на рейде у этого села сосредоточилась вся 2-я бригада кораблей. И уже не столь малочисленная, какой была еще сутки назад: подоспели тральщики с Днепра и новые бронекатера. 3 июля в Дорошевичи был перенесен наш ВПУ.Стали известны подробности вчерашнего боя. Они касались, в частности, действий отряда Чалого, который вновь достойно выполнил задачу десантного авангарда. Горстка моряков отвлекла на себя значительную часть сил противника, особенно в начальной стадии боя. Бойцы Чалого подорвали и подожгли четыре танка. И, наверное, каждый из них был способен на то, что сделал в критическую минуту краснофлотец Пучков. Отрезанный от товарищей, израсходовав все патроны, он взорвал последнюю гранату, когда гитлеровцы подступили вплотную, и, уничтожая их, погиб сам.Стойкость маленького отряда не поколебало даже то, что в разгар боя он лишился своего командира. Младший лейтенант Николай Чалый, сраженный вражеской пулей, умер на руках у матросов. Выбыл из строя и тяжело раненный замполит младший лейтенант Якушев. Морских пехотинцев возглавил главный старшина Геннадий Попов, оказавшийся неплохо к этому подготовленным (потом он стал кадровым офицером, вырос до полковника). Рядом с ним был его однофамилец — агитатор политотдела бригады старший лейтенант П. Ф. Попов.Как и в прошлых десантах, морские пехотинцы действовали не только смело, но и расчетливо. Не одно лишь везение помогло им при трех первых высадках выполнять задачу без потерь — Чалый умел беречь людей. Под Дорошевичами командир себя не уберег, но отряд потерял убитыми вместе с ним всего четырех человек.Поговорить с Чалым об этих десантах я не успел. Но многое рассказали его боевые товарищи. Некоторые из них служили на кораблях еще до войны, другие надели флотскую форму всего год или два назад. Однако каждый, чувствовалось, был убежден, что он везде отвечает за честь флота и, стало быть, обязан с чем угодно справиться, все осилить.Владимир Канареев, отделение которого дважды первым зацеплялось за берег, опутанный колючей проволокой и утыканный минами, говорил о преодолении этих препятствий как о чем-то само собой разумеющемся — на то, мол, мы и матросы. За ним числился не один ликвидированный вражеский дзот. При высадке под Петриковом отделение Канареева не дало взлететь обнаруженному у опушки леса немецкому связному самолету, перебило направлявшихся к нему гитлеровцев, а двоих привело с собой, доставив и портфель со штабными документами.С морскими пехотинцами долго беседовал Леонид Сергеевич Соболев. Автора «Капитального ремонта» и «Морской души» волновала тема матросского подвига на море и на суше.
* * *
С Березины пришла 1-я бригада Лялько. А во 2-й бригаде Митина, продолжавшей быстро пополняться, число кораблей за первые дни июля увеличилось вдвое. Новые корабли включались в действующее соединение буквально с ходу — как в наступающих армейских частях вводится в бой маршевое пополнение.Всех подгоняли, захватывали размах и темп происходящих событий. В первых числах июля были освобождены Борисов, Полоцк, столица Советской Белоруссии — Минск, восточнее которого наши войска окружили крупные силы противника. Флотилия продвигалась вверх по Припяти, содействуя наступлению 61-й армии.Корабли поддержали огнем части армии, овладевшие приречными опорными пунктами противника Кабачок и Ласковичи. Затем, сметая многочисленные вражеские укрепления, прорвались к Хвоенску, куда тем временем подошла 23-я стрелковая дивизия, и высадили на левый берег сперва один ее батальон, захвативший плацдарм у селения Борки, после чего переправили всю дивизию — пять тысяч бойцов с техникой и тыловым хозяйством. Березинский опыт помог справиться с этой задачей довольно быстро.Командир дивизии полковник И. В. Бастеев был удовлетворен слаженной работой моряков. Полки дивизии двинулись на Туров, и в тот же день, 5 июля, этот старинный, существующий почти семь веков, город был при артиллерийской поддержке с реки очищен от фашистских захватчиков. Откатывающийся враг успел сжечь и разрушить здесь меньше, чем в Петрикове, однако выглядел город пустым — жителей уцелело немного.В Туров я шел на головном бронекатере дивизиона Михайлова. Этот дивизион по-прежнему оставался ударной силой 2-й бригады. На катере вместе с Михайловым находился его заместитель по политической части капитан-лейтенант П. Б. Федосеев. Прибывший в дивизион перед началом наступления, он как-то сразу стал тут своим. Опытный политработник с твердым характером, спокойно-рассудительный, Федосеев хорошо дополнял горячего, порывистого комдива.Туров находился на полпути от исходных рубежей наступления до Пинска. Корабли быстро удалялись от баз снабжения, и тыловикам флотилии приходилось нелегко. Заправки горючим бронекатеру хватало на 16–20 часов. А полный комплект снарядов — 160 штук — нередко расходовался за один бой. Заправщики и плавсклады были в непрерывном движении. Но только раз за это время, когда расход снарядов превысил все расчетные нормы, пришлось просить боеприпасы у армейцев. Выделенные командующим артиллерией фронта две тысячи танковых снарядов (орудия на Т-34 и бронекатерах были одинаковые) позволили бесперебойно поддерживать наступающие войска.Боеспособность наших бригад зависела и от возможности производить в районах боевых действий текущий ремонт. А повреждения на кораблях бывали не только от вражеских снарядов — само плавание по мелководью, маневрирование на перекатах не проходили бесследно. Нужно было проявить немало изобретательности, чтобы обеспечить — без судоподъемных устройств, силами скромной плавмастерской и корабельных экипажей — заделку бесчисленных пробоин, выпрямление гребных валов, смену винтов. Делалось все это, как правило, быстро, и многие поврежденные корабли практически не выходили из строя.Быстрота продвижения флотилии вверх по Припяти (а она определялась общим темпом наступления, причем кораблям часто требовалось опережать сухопутные части, прорываться в неприятельские тылы), кажется, даже начала настораживать некоторых наших начальников. Поступила телеграмма из Главморштаба, напоминавшая о необходимости тщательно вести разведку, чтобы не оказаться отрезанными. Нас призывали быть осмотрительными, опасаясь, должно быть, что у молодого командования флотилии слишком горячие головы.Мы с Боярченко и Балакиревым долго сидели над этой телеграммой, стараясь трезво дать себе отчет: не зарываемся ли, в самом деле? А нам предстояло принять решение на очередную наступательную операцию, в которой, как, впрочем, и в большинстве других, не обойтись без риска. И не так-то просто определить наперед степень его оправданности. На этот раз задача, поставленная флотилии, была сопряжена с особыми трудностями.
Гитлеровцы стягивали силы к Лунинцу, важному железнодорожному узлу, рассчитывая, очевидно, задержать там советские войска. Для переброски своих частей с правого берега Припяти на левый противник пользовался шоссейным мостом у местечка Ляховский. Существовал под Лунинцом также железнодорожный мост — у станции Припять. Из приказа командующего фронтом мы знали, что 61-я армия имеет задачу окружить группировку противника в районе Лунинца и, не ввязываясь в лобовые атаки, быстро продвигаться вперед. Начальник штаба армии генерал-майор А. Д. Пулко-Дмитриев передал просьбу командования армии — именно просьбу, а не приказ — прорваться кораблями к мостам и захватить их.Какое все это могло иметь значение, понять было нетрудно. Но если прорыв кораблей удастся, какими силами захватить мосты? Подразделений морской пехоты, достаточных для такого дела, флотилия еще не имела. Мы попросили у армейцев стрелковый батальон, однако вопрос о его выделении остался нерешенным. Как потом выяснилось, в штабе корпуса был замысел посадить на корабли в Турове для высадки на подступах к мостам значительно более крупные силы. Но решения об этом не последовало — возможно, потому, что высадку еще не могла прикрыть армейская дальнобойная артиллерия.Если переправы, которыми пользуется враг, нельзя отбить, то надо вывести их из строя. И поскольку корабли могли приблизиться к мостам раньше, чем те окажутся в зоне действенного огня полевой артиллерии, это и предопределило нашу боевую задачу. Но доводил я ее до командира 2-й бригады скрепя сердце, сознавая, что для успеха тут недостаточно смелости и настойчивости — нужно еще и везение. Ведь даже свайный мост в Паричах не смогли разрушить 76-миллиметровые орудия бронекатеров. А более крупный калибр — 100 миллиметров — имелся лишь на плавбатарее капитан-лейтенанта Россихина, пока все еще единственной.Во второй половине дня 7 июля плавбатарея и группа бронекатеров начали обстрел шоссейного моста с закрытой позиции в устье реки Горынь — притока Припяти. Дистанция — около 10 километров — была не идеальной для поражения такой цели. Но, воздержавшись от дальнейшего выдвижения кораблей в расположение противника, командир бригады капитан 2 ранга Митин, думается, проявил ту разумную осмотрительность, о которой нам напоминали из Главморштаба. Корабль, занимающий огневую позицию на неширокой реке, близко от берега, нуждается в прикрытии с суши не меньше, чем выдвинутая к переднему краю полевая батарея. Здесь же корабли действовали за линией фронта без какого-либо сухопутного сопровождения.Но обстрел моста остался практически безрезультатным, и с наступлением темноты часть бронекатеров и плавбатарея продвинулись дальше, сократив расстояние, отделявшее их от моста, более чем вдвое. С этой новой позиции был подготовлен и утром осуществлен под прикрытием огня остальных кораблей прорыв трех бронекатеров непосредственно к мосту. Повел их комдив Михайлов, катерами командовали старший лейтенант Владимир Грязнов, лейтенанты Семен Малов и Виталий Нимвицкий.Действовали катера дерзко. На полном ходу приблизились к мосту на 500 метров и открыли огонь по переправе. Один из катеров еще раньше дал два залпа «катюшами». Гитлеровцы заметались по мосту и берегу, организованная переброска войск прервалась. Однако мост устоял. По мнению участников боя, существовала возможность его захватить, если бы вслед за первыми кораблями подошли другие с достаточно сильным десантом (и, очевидно, при более мощной огневой поддержке, какую не могла обеспечить сама флотилия).Опомнившись, враг обрушил на бронекатера артиллерийский и минометный огонь с обоих берегов. На всех трех катерах были выведены из строя пулеметы, на одном возник пожар в орудийной башне, и лишь самоотверженность личного состава предотвратила взрыв. Получив и другие повреждения, имея на борту убитых и раненых, катера по сигналу комдива вышли из-под огня. Лейтенант С. И. Малов вел бой и управлял кораблем, будучи уже серьезно ранен, с перебитыми ногами.Трудно было смириться с тем, что не удается прервать переправу. Немцы продолжали отводить на левый берег пехотную дивизию, которую намечалось отсечь и разгромить на правом. Через несколько часов, сосредоточив дивизион Михайлова на передовых закрытых позициях, где находилась и плавбатарея, но не посылая больше катера к самому мосту, мы возобновили попытки разрушить переправу интенсивными огневыми налетами. Обстреливались также используемые противником дороги. Он нес, конечно, потери, его действия осложнялись, однако наша цель осталась недостигнутой. На исходе дня, закончив переброску своих частей, гитлеровцы сами взорвали мосты.Никто не предъявил флотилии претензий в том, что она не сделала большего, чем смогла. Но итоги этих двух боевых дней, естественно, не дали большого удовлетворения, хотя наши люди, особенно экипажи бронекатеров, прорывавшихся к мосту, и проявили много мужества. И не хотелось утешать себя тем, что при самом успешном наступлении что-то могло не получиться.Окружить лунинецкую группировку противника нашим войскам тоже не удалось, но удержать город враг оказался не в состоянии. 9 июля Лунинец был освобождён частями 61-й армии. Флотилия содействовала взятию города срочной переброской на подступы к нему одного полка 397-й стрелковой дивизии.Вообще же к ликвидации этого узла вражеской обороны, прикрывавшего пинско-брестское и барановичское направления, имели отношения действия флотилии на всем пройденном участке Припяти. И в приказе Верховного Главнокомандующего, посвященном освобождению Лунинца, вновь были отмечены днепровцы. 2-я бригада речных кораблей удостоилась почетного наименования «Лунинецкая».
Прорыв в ПинскВсе эти дни, чем бы ни приходилось заниматься, не оставляли мысли о Пинске.Еще с момента выезда с Березины карта района Пинска постоянно была у меня под рукой. Впрочем, надобность заглядывать в нее возникала уже редко: в памяти успело прочно впечататься своеобразное расположение старинного города, стоящего между трех рек — Пины, Припяти и Ясельды — и непроходимых болот. Отчетливо представлять это помогали впечатления, оставшиеся от недельного пребывания тут четыре года назад.Некогда Наполеон сказал, что военному человеку полезно присматриваться ко всякому незнакомому городу: не исключено, что когда-нибудь придется его брать. При знакомстве с Пинском в июне 1940 года мне не приходило в голову что-либо подобное. Но теперь оказалось полезным то, что я обследовал тогда довольно обширный Пинский порт, походил на катере и по Припяти, и по Пине. На Ясельду, правда, времени не хватило.Характер местности позволял сухопутным войскам наступать на Пинск только с востока и северо-востока, вдоль шоссе и железной дороги, — на остальных направлениях путь преграждали болота. По воде же можно было подойти к нему с юга, иначе говоря — с тыла, что могло существенно облегчить овладение городом.Стало уже обычным, что мы, не ожидая указаний штаба армии или фронта, сами готовили предложения о том, как использовать силы флотилии в предстоящих операциях. Разработкой таких предложений по Пинску наш штаб занимался с первых дней наступления на Припяти. Колчин с энтузиазмом воспринял идею высадки десанта непосредственно в городе. За пару ночей — днем надо было заниматься текущими делами — мы вместе обдумали и проверили расчетами зародившийся план.Пополнявшаяся все это время флотилия должна была выйти на подступы к Пинску, имея в двух бригадах более 90 вымпелов (в том числе 21 бронекатер). Но в нашем плане отводилась важная роль и боевым единицам, пока еще не подошедшим к фронту, — дивизиону новых плавбатарей. Переход из Киева — около тысячи километров против течения — давался батареям, очень тихоходным и не рассчитанным на длительные плавания, труднее, чем мы ожидали, и дивизион двигался крайне медленно. А без дальнобойных 100-миллиметровых морских орудий, необходимых для поддержки десанта, высаживаемого в глубине расположения противника, наш план мог оказаться неосуществимым и даже гибельным. «Подоспеют ли плавбатарей?» — это волновало весь штаб.8 июля, за день до освобождения Лунинца, капитан 2 ранга Колчин отправился к начальнику штаба 61-й армии с надлежаще обоснованным предложением включить в готовившийся приказ на овладение Пинском прорыв наших кораблей за линию фронта для высадки в черте города стрелкового полка с последующей переброской еще одного полка на захваченный плацдарм. Генерал-майор Пулко-Дмитриев отнесся к нашему предложению весьма заинтересованно. Предложение о десанте было принято. Из полученного в ночь на 11 июля приказа командарма Белова мы узнали, что главный удар — вдоль железной и шоссейной дорог и с обходом Пинска с севера — нанесут дивизии правого фланга армии, в том числе 23-я и 397-я, переправленные через Припять нашими кораблями. А в десант, становившийся неотъемлемой составной частью плана взятия города, назначались два полка 415-й стрелковой дивизии полковника П. И. Мощалкова.До высадки десанта оставалось меньше суток. На исходе ночи командирам обеих бригад флотилии был вручен боевой приказ, определявший их конкретные задачи. И уже после этого поступила радиограмма командира дивизиона плавбатарей капитана 3 ранга К. В. Максименко, подтверждавшая, что к утру дивизион подойдет к фронту. Что значило это донесение, какой камень свалился с сердца у меня, члена Военного совета и начальника штаба, объяснять не нужно.Со стоянки «Каманина», замаскированного в устье Ясельды, Припять просматривалась вниз по течению километра на три. Когда с вахты доложили, что батареи показались из-за изгиба реки, мы с Боярченко поспешили на полуглиссере им навстречу. Похожие издали на громоздкие серые утюги, пять батарей медленно шли кильватерной колонной. Низкие борта сливались с темной, не освещенной еще солнцем водой, и казалось, что плывут одни орудия — длинноствольные, как на эсминцах, с широкими броневыми щитами. Как нужны были нам эти пушки, способные бить на двадцать с лишним километров!
Орудийные расчеты стояли в строю на палубах. На мостике головной батареи выделялась крупная фигура командира дивизиона Климентия Васильевича Максименко. Старый днепровец вел свои батареи плесами, памятными ему по лету сорок первого, когда Максименко командовал Припятским отрядом Пинской флотилии.Плавбатареи включились в бригаду Лялько (десант в Пинске предстояло высаживать ей) и проследовали прямо в район назначенных им огневых позиций. На берегу я познакомил Максименко с обстановкой и ближайшей — уже сегодняшней! — боевой задачей. Комдив представил командиров батарей — капитана И. Ф. Дьяченко, старших лейтенантов А. И. Громова, В. И. Бирюкова, А. И. Тимофеева, младшего лейтенанта В. А. Запорожцева. Служили они на разных флотах, и большинство имело боевой опыт. Трое получили назначение к нам по выписке из госпиталей после ранений. Среди комендоров оказалось много старослужащих балтийцев и черноморцев. Но из тех орудий, с которыми они прибыли, огня не вел еще никто.День прошел в подготовке к бою. На коротких митингах в дивизионах и отрядах зачитывалось обращение Военного совета. Мы с Боярченко и начальником политотдела Семиным спланировали свои дела тан, чтобы кому-то из нас побывать в каждом подразделении. Личный состав собирался где-нибудь вблизи замаскированных стоянок кораблей. Было солнечно, дул теплый порывистый ветер, катя по массивам высокого камыша шумящие, словно морской прибой, волны. На этом фоне и запомнились строгие, сдержанно-взволнованные лица матросов, горячо и твердо звучавшие слова об общей решимости выполнить свой долг.В составе бригады Лялько, наносившей по плану удар о Припяти и Пины, были сформированы: отряд высадки, возглавляемый капитаном 3 ранга Песковым, отряд артиллерийской поддержки под началом капитана 3 ранга Максименко (кроме его плавбатарей туда вошли шесть бронекатеров), разведывательный отряд полуглиссеров и специальный отряд дымомаскировки и противоминного обеспечения.Бригада Митина выдвигалась на огибающую Пинск в севера Ясельду, имея основной задачей содействие наступлению 397-й стрелковой дивизии. Ее командир полковник Н. Ф. Андоньев выразил большое удовлетворение этим — возможности наших кораблей он оценил при недавней переброске дивизии на левый берег Припяти. Из рек, окружающих Пинск, Ясельда — самая мелководная. Но разведка фарватера, проведенная гидрографами, позволяла надеяться, что пройти по ней корабли смогут.Помню, как-то еще весной начальник штаба фронта генерал-полковник Малинин спросил, как мыслятся наступательные действия на реках, ширина которых не даст развернуть фронтом больше трех — пяти артиллерийских кораблей. Я ответил, что будем вводить корабли в бой перекатами: допустим, начнут атаку четыре бронекатера, отстреляются, а в интервалы между ними пройдут и откроют огонь четыре других. Если понадобится, маневр повторится.Такой тактический прием мы постоянно имели в виду. Но под Пинском, опоясанным реками, еще выгоднее было двинуть часть кораблей по второму, пусть и не ведущему прямо в город маршруту. Это позволяло эффективнее использовать наши огневые средства. И если десант должен был ослабить сопротивление врага наступающим с востока сухопутным войскам, то удар кораблей с Ясельды, в свою очередь, мог сковать часть неприятельских сил, брошенных против десантников.
Но многое, очень многое зависело от того, удастся ли обеспечить внезапность высадки (ради чего мы отказались от артподготовки), скрытно ввести корабли со стрелковым полком на борту в пределы города.Отряду высадки — семи бронекатерам и пяти катерам ПВО (выгодным своей вместительностью, а к противовоздушной обороне отношения тут не имевшим) с приданной парой полуглиссеров-разведчиков — требовалось углубиться в расположение противника на 18–20 километров, считая по судовому ходу. Идти предстояло в темноте, без навигационных ориентиров и вдобавок по мелководью. Так что о форсировании хода речи быть не могло, и переход должен был занять более двух часов. Несмотря на все меры, принятые для приглушения шума моторов, вероятность обнаружения кораблей врагом на маршруте оставалась немалой.Правда, к реке почти до самого города подступали болота, и сплошной обороны на берегах немцы не имели. Но в нескольких километрах от селения Лемещевичи, откуда начиналось движение десанта, находилась деревня Теребин, и, как выяснилось на исходе дня, за считанные часы до начала операции гитлеровцы разместили там артиллерийскую батарею. Убрать ее надо было быстро, это все понимали, и командир дивизии, уже отправивший десантный полк в Лемешевичи для посадки на корабли, обещал к полуночи очистить Теребин от врага. И слово свое сдержал.Проверку хуторков, стоявших дальше, и других мест на сухих участках берега, где могли оказаться немецкие дозоры или боевое охранение, взяли на себя партизаны.Контакт с нами они установили сами. Накануне описываемых событий С. М. Лялько доложил, что у него на КП находится партизанский командир, желающий видеть меня, и вскоре он в сопровождении Степана Максимовича поднялся на борт «Каманина». Когда гость скинул плащ-палатку, я увидел генерал-майора с Золотой Звездой на кителе.— Клещев Алексей Ефимович, — отрекомендовался он.Это был секретарь подпольного Пинского обкома партии и командир действовавшего здесь партизанского соединения. Он сообщил, что партизаны имеют указание активно содействовать наступлению 61-й армии, и спросил, чем они могли бы помочь флотилии. Вот тогда я и сказал: если где-нибудь вдоль водного пути к Пинску имеются немецкие посты, то очень важно, чтобы к ночи на 12 июля их не было. Кроме того, попросил выделить в качестве проводников двух-трех партизан, хорошо знающих реку.Все это было сделано. Две группы партизан, высаженные нашими катерами, прочесали подозрительные участки берегов и ликвидировали обнаруженные там мелкие подразделения гитлеровцев. А с А. Е. Клещевым, чудесным человеком, уроженцем Полесья, перед войной возглавлявшим тут облземотдел, а в конце сороковых годов ставшим Председателем Совета Министров Белорусской ССР, у меня с той неожиданной встречи перед боями за Пинск завязалась многолетняя дружба, которую оборвала лишь его кончина.
* * *
К посадке десантников на корабли подхожу на полуглиссере в Лемешевичи.Командир назначенного в первый эшелон 1326-го стрелкового полка майор Молчанов очень молод, но, чувствуется, достаточно опытен, предусмотрителен. Бойцы заранее расписаны по кораблям, размещаются без заминок. Орудия, минометы, боеприпасы погружены раньше. Полк невелик, похож на усиленный батальон: в стрелковых подразделениях 550 штыков, а вместе с артиллеристами, минометчиками, саперами — около 700 человек. Численность полка мы, разумеется, выяснили заблаговременно — в десанте, начиная с посадки, счет людям строгий.«Добро» отваливать дается в четверть первого ночи. Отряд высадки отходит тремя группами. В первой — бронекатера лейтенантов Николая Бураминского, Игоря Чернозубова, Евстафия Калиуша. По этим кораблям распределены наши морские пехотинцы (бывший отряд Чалого), которых ведет в бой главный старшина Геннадий Попов. Их горсточка, но задача у них — самыми первыми ворваться на берег, в удерживаемый врагом город.Проследив за отходом кораблей, командир бригады Степан Максимович Лялько уходит на полуглиссере вслед за ними. Отряд скрылся в темноте, стихают шумы моторов. Выполнение самой ответственной со времени возрождения Днепровской флотилии боевой задачи началось по-обыденному спокойно. Но все мы знали: теперь возможны любые неожиданности.До прояснения обстановки я остался на командном пункте 1-й бригады. Бригадный КП — на борту сторожевого катера № 24, который уже продвинулся от Лемешевичей на несколько километров в сторону Пинска, к очищенной от немцев деревне Теребин. Ночь почти непроглядная, и вокруг тихо. Только восточнее Пинска, где фронт отстоит от него километров на двадцать пять, слышны раскаты методического артобстрела. Пинск — прямое расстояние до него вдвое короче, чем нужно пройти десанту, — обозначен отсветами пожаров. Гитлеровцы дерутся за него упорно, но, очевидно, понимают, что долго им тут не продержаться, и уже что-то жгут.Шагаю по палубе катера, прислушиваюсь. Темная вода за бортом кажется неподвижной. Тягостно медленно течет и время. Донесений с кораблей поступать не должно — действует полное радиомолчание. И я могу лишь мысленно прикидывать, где они теперь.С каждой группой пошел партизанский лоцман. У штурвала одного из головных бронекатеров — рулевой Барботько, в прошлом пинский рыбак. Но если и возникнут навигационные осложнения, у днепровцев хватит сноровки с этим справиться. Мысли были об одном: удастся ли приблизиться к Пинску скрытно? А если враг обнаружит корабли, то где, на каком этапе перехода?На маршруте были участки, где заболоченность берегов исключала появление у реки танков или самоходных орудий, представлявших для кораблей главную опасность. А были и сухие места, куда их можно вывести быстро, и тогда вся колонна судов, освещенная ракетами и способная двигаться на мелководье лишь малым ходом, оказалась бы под губительным кинжальным огнем.Я не сомневался в мужестве корабельных экипажей, возглавляемых опытными командирами и политработниками (в отряде высадки находился почти весь политотдел 1-й бригады). И все же, если бы скрытность перехода нарушилась и десанту пришлось раньше намеченного вступать в бой, для меня было бы немыслимо ждать его исхода здесь, у Теребиза. Полуглиссер стоял наготове. Представляя движение кораблей, я подсчитывал, за сколько минут смогу их догнать, если вот теперь завяжется бой.Около трех часов ночи, когда десант, даже при некоторых задержках на переходе, должен был уже достигнуть юго-восточной окраины города, со стороны Пинска стала слышна перестрелка. Затем донесся характерный звук шедшего сверху полуглиссера. Он подрулил к сторожевичку, и на борт, шурша кожаным регланом, стремительно поднялся радостно возбужденный Лялько.— Десант высадился без помех, закрепился на берегу и начал продвигаться к центру города, — доложил он. — Корабли идут в Лемешевичи за вторым эшелоном!
Успех высадки превзошел все ожидания, подтвердил правильность выбора времени и места, реальность нашего замысла.Впрочем, в отношении места высадки в первоначальный план были внесены небольшие коррективы, о которых сообщил Лялько....Разведчиков, шедших впереди отряда, километрах в четырех от города встретил старый рыбак. Занимаясь для виду своим рыбацким делом, он, оказывается, уже не первую ночь поджидал наши корабли (проявив куда больше предвидения, чем фашистское командование, не допускавшее, судя по всему, появления днепровцев у себя в тылу). Старик назвал морякам места в городе, где берег не охранялся, ручался за это головой. Он сказал также, что на постах, находящихся неподалеку от удобных для высадки мест, немцы теперь спят, и потому нужно поторопиться. Рыбак внушал доверие, и Лялько решил воспользоваться полученными сведениями — конечно, с проверкой их разведкой.Старый рыбак оказал нам большую услугу, и обидно было, что никто не узнал его имени. Самоотверженный человек заслуживал награды, но он, сделав то, что считал своим долгом, уплыл и больше о себе не напомнил...Неохраняемым участком берега в черте города была, как ни странно, территория гражданского речного порта. Бронекатера с первым броском десанта смогли беспрепятственно подойти прямо к причалам. А гитлеровцы, сидевшие в расположенных не очень далеко дзотах, проспали это (старый рыбак оказался прав и тут!) в прямом смысле слова.Враг, застигнутый врасплох, смог оказать огневое противодействие — сперва довольно, слабое — только через 10–12 минут после начала высадки. За это время моряки и подразделения полка закрепились на захваченном плацдарме, выставили охранение на флангах и стали продвигаться в глубь города. У причалов принимались корабли второй и третьей групп отряда. А через 40 минут на берегу находился весь полк майора Молчанова, высадившийся без потерь. Вступила в действие группа артиллерийской поддержки. Целеуказания дивизиону плавбатарей и бронекатерам (высадив десантников, они заняли огневую позицию на Пине километрах в трех ниже) давал с переднего края, из освобожденных кварталов Пинска, корректировочный пост старшего лейтенанта А. И. Телепаева.Так начался в ночь на 12 июля десант в Пинск. Начался удачно, но торжествовать было еще рано. Противник, хотя он и прохлопал высадку, имел в городе большой перевес в силах. И мы вполне сознавали, как трудно будет питать десант во вражеском тылу, куда второй раз скрытно не пройдешь. А войска, наступавшие вдоль железной дороги и шоссе, были еще далековато от города.Первейшая задача теперь состояла в том, чтобы без задержки переправить в Пинск второй эшелон десанта — еще один полк 415-й стрелковой дивизии. Корабли, которым надлежало принять его на борт, спешили в Лемешевичи.Однако полка там не оказалось. Как выяснилось, в Лемешевичи он не прибыл потому, что получил новый приказ. Спешно вернувшись на «Каманин», я донес о создавшемся положении командующему 61-й армией. Командарм Белов ответил, что подкрепление десанту будет выделено, и просил обеспечить переброску его в Пинск следующей ночью. Он сообщил также, что надеется на прорыв к городу той же ночью частей 89-го корпуса.Однако ждать ночи развитие событий не позволило. Полк майора Молчанова, поддерживаемый плавбатареями и группой бронекатеров (полевая артиллерия, кроме полковой, находившейся в боевых порядках десантников, помочь им еще не могла), за первые часы после высадки вышел на подступы к центру города. Но малочисленность десанта дала себя знать, когда гитлеровцы, опомнившись и подтянув танки и самоходные орудия с ближайших участков фронта, начали контратаковать, пытаясь сбросить десантников в Пину. К 10 часам утра десант был оттеснена примыкающий к речному порту парк и занял там оборону. Водные подходы к плацдарму простреливались немецкими батареями.
Промедление с усилением десанта грозило тяжелыми последствиями. И как только к нам прибыло наконец подкрепление, собранное в тылах 415-й дивизии (к нему добавились краснофлотцы из обеспечивающих подразделений 1-й бригады), группа бронекатеров пошла на дневной прорыв в Пинск. Катера имели на борту 450 бойцов, несколько полевых орудий, боеприпасы. Как и в минувшую ночь, на кораблях, не имевших штатных политработников, находились политотдельцы — сейчас еще важнее было морально поддержать, воодушевить людей, идущих на виду у врага в бой.Дневной прорыв дался недешево. Лишь бронекатер лейтенанта Андрея Евгеньева — славный «Сорок третий», очень удачно действовавший и под Паричами на Березине (как и тогда, теперь на нем находился командир отряда старший лейтенант И. М. Плёхов), высадил подкрепление на причал речного порта и остался невредимым. Подошел к причалу и бронекатер № 92 лейтенанта Игоря Чернозубова. Но в этот момент снаряды самоходки, появившейся на набережной, угодили в рубку, в орудийную и пулеметную башни, в моторный отсек... Кроме командира, чудом оставшегося в живых, в рубке были убиты все, в том числе заместитель начальника политотдела бригады капитан Н. М. Булаткин. После первого прямого попадания в башню орудие еще продолжало вести огонь, но после второго оно вышло из строя. Те, кто был на верхней палубе, рассказали потом, как из башни выползли старшина комендоров, парторг отряда Набиюлла Насыров и заряжающий Герой Советского Союза Алексей Куликов. Оба раненные и обожженные, они помогли друг другу подняться на ноги и, запев «Интернационал», пошли по трапу на берег, увлекая в бой выбиравшихся из кубрика десантников.Это были последние мгновения жизни двух доблестных днепровцев. Старшина Насыров служил раньше на черноморском эсминце, участвовал в обороне Одессы и Севастополя, а затем Сталинграда. А Куликов, как, наверное, помнит читатель, — герой форсирования Днепра, солдат, попросивший командующего фронтом перевести его в матросы. Насыров и Куликов похоронены вместе с другими моряками и пехотинцами, павшими за освобождение Пинска, недалеко от того места, где совершили свой последний подвиг.Фашистские самоходки, бившие с кратчайшей дистанции, потопили еще один бронекатер (точнее — посадили на грунт, так как скрыться под водой он тут не мог) — «Двойку» лейтенанта Николая Бураминского. Погибли несколько членов экипажа и находившийся на борту инструктор политотдела лейтенант И. Л. Прокофьев. Командир катера был тяжело ранен.Но подкрепление десант получил, хотя часть его пришлось высадить на противоположный берег Пины, откуда бойцы под прикрытием огня кораблей переправлялись на плацдарм на шлюпках или вплавь. Для транспортировки грузов протянули через реку трос.Пополнение, пусть и не очень большое, прибавило десанту сил в трудные часы, когда атаки гитлеровцев следовали одна за другой. Десант держался стойко, но тревога за его судьбу не ослабевала. Тем более что из-за плотности вражеского огня дальнейшие рейсы в Пинск пришлось отложить до наступления темноты.В течение всего дня 12 июля наша 2-я бригада, поднявшись по Ясельде, содействовала — артогнем и высадкой небольших десантов — наступлению 397-й стрелковой дивизии. Эта дивизия была теперь ближе всех к Пинску на направлении главного удара. Но на укрепленных высотках правого берега Ясельды враг оказал ожесточеннейшее сопротивление, и к ночи стало ясно, что десантникам в Пинске надо продержаться во всяком случае еще один день.В обеспечении и поддержке десанта прямо или косвенно участвовали практически уже все силы флотилии, развернутые на Припяти, Пине и Ясельде. Удалось наладить доставку десантникам боеприпасов и продовольствия через перевалочный пункт в полутора-двух километрах ниже Пинска — прорываться дальше корабли не могли.На перевалочном пункте в тот день я вместе с Лялько побывал дважды, удостоверившись, что снабжение доходит до десантников. С полуглиссера, заведенного в камыши, мы видели нестихающий бой на рубежах удерживаемого десантом плацдарма. Видели и то, как разрывы снарядов наших плавбатарей преграждают путь фашистским танкам и пехоте. Дивизион К. В. Максименко вел огонь с дистанции более десяти километров, а ложились залпы исключительно точно.
Побывав затем на огневой позиции дивизиона, я рассказал Климентию Васильевичу и его комендорам, как выглядят результаты их боевой работы. Хотелось расцеловать всех этих славных ребят, показавших высокий артиллерийский класс в первой своей боевой стрельбе. Без поддержки плавбатареями десант вряд ли смог бы удержаться. Но и дивизион Максименко не выручил бы десантников, не имей он такого корректировщика, как старший лейтенант Телепаев.Однако использовать плавбатареи приходилось с некоторой оглядкой. Ко второй половине дня 13 июля они произвели почти по полтораста выстрелов на орудие, и снарядов оставалось немного. А кто поручился бы, что они уже не понадобятся завтра? Следующая же партия боезапаса еще не дошла и до Киева. Армейцы снарядов такого типа не имели.Экономя залпы плавбатареи, мы включали в группу артподдержки все больше бронекатеров, выдвигая их на ближние подступы к Пинску. А если создавалось опасное положение на флангах плацдарма, корпост Телепаева вызывал бронекатера на стрельбу прямой наводкой. И атаки врага отбивались. Надежда на то, что десантников ему с плацдарма не сбросить, крепла, перерастала в уверенность: выстоят!На исходе второго дня боев в городе натиск гитлеровцев на позиции десанта начал слабеть. К Пинску подступали наши войска.Наступление 397-й дивизии, почти достигшей к вечеру окраин Пинска, продолжали поддерживать корабли 2-й бригады. Когда возникла задержка с подвозом боеприпасов (расход их был очень велик), тральщики бригады доставили снаряды по Ясельде. Груз увеличил осадку кораблей, и без того проходивших здесь с трудом, и кое-где морякам пришлось самим, утопая в вязком иле, проталкивать корабли вперед метр за метром.В ночь на 14 июля командир дивизии полковник Авдоньев признал целесообразным высадить с кораблей усиленный батальон в местечке Пинковичи, что в двух километрах от города. Это был последний в полосе дивизии опорный пункт врага перед Пинском, а десант, успешно высаженный бронекатерами капитан-лейтенанта Михайлова (кстати, без обычной подготовки, с ходу в прямом смысле слова), стал последним десантом днепровцев на реках Белоруссии.Дальше корабли 2-й бригады продвигаться не могли из-за крайнего мелководья. Но для их артиллерии были досягаемы цели и на ближних подступах к городу, и в нем самом. А с южной стороны с наступлением темноты поднялись вверх по Припяти и Пине те корабли 1-й бригады, которые находились пока ниже. По последним рубежам обороны врага в Пинске била вся артиллерия флотилии.К этому времени я вновь перешел на КП 1-й бригады. Сторожевой катер № 24, откуда капитан 2 ранга Лялько управлял соединением, по-прежнему стоял у Теребина. А к задачам, решаемым бригадой, прибавилась на исходе ночи срочная переправа через Пину частей 415-й дивизии, выходивших к ее берегу по болотам.В 4.30 утра с «Каманина» сообщили: «Передовые части 397-й дивизии ворвались в Пинск и соединяются с десантом».— Пора! — сказал я Степану Максимовичу.Лялько передал короткое приказание на бронекатера, выделенные для прорыва в Пинский военный порт, — момент для этого настал. В ковше порта — искусственном речном затоне, по имевшимся сведениям, стояли десятки всякого рода судов, и моряки бронекатеров должны были, ворвавшись в порт, помешать гитлеровцам их уничтожить.
* * *
К восьми часам утра 14 июля части двух дивизий, вступившие в Пинск с разных направлений, и соединившиеся с ними десантники полностью овладели городом.Мы с Боярченко подошли на катере к причалу, на который двое суток назад высаживались первые десантники. Невдалеке, в военном порту, еще подавлялись последние очаги сопротивления врага. Осмотреть порт мы смогли немного позже, и тогда выяснилось, что гитлеровцы взорвали почти все его береговые сооружения, но стоявшие на приколе суда уничтожить не успели — этому помешали наши бронекатера.Идем по городу, взяв, конечно, с собой автоматчиков — без них ходить тут было еще рано. Над улицами клубится дым, в горле першит от гари. Жители, первыми вышедшие из укрытий, тушат вместе с бойцами пожары. Выгорело в городе многое, однако сжечь его целиком врагу не удалось.На главной улице встречаем группу армейских офицеров. Оказывается, они посланы искать командование Днепровской флотилии. Нас приглашают в здание горсовета, где разместился штаб 61-й армии. Сердечно встречает начальник штаба А. Д. Пулко-Дмитриев, ведет к командарму П. А. Белову. Тут же член Военного совета армии Д. Г. Дубровский, начальник политотдела А. Г, Котиков. Все радостно взволнованы, необычно оживлены.— Пинск, конечно, не Минск, но орешек был крепкий, — говорит генерал-лейтенант Белов. — А отсюда, через Кобрин, прямая дорога на Брест, к границе!..Мы поздравляем друг друга, обнимаемся. Шли рядом, плечо к плечу, с первых весенних боев на Припяти. И Пинск — главная высота на пройденном за это время пути.К командарму заходит Алексей Ефимович Клещев, партизанский генерал, руководитель большевистского подполья в Полесье. Теперь он первый секретарь Пинского обкома Компартии Белоруссии и на правах хозяина просит быть на центральной площади, где в 16 часов состоится парад партизанских отрядов.В тот же день мы распрощались с командованием 61-й армии: преследуя противника, она шла вперед. Армейские товарищи высказывали пожелание, чтобы где-нибудь западное боевая судьба вновь свела нас как соседей по фронту.Но пока флотилия никуда двигаться не могла. Как доложили партизаны, разведавшие состояние Днепро-Бугского канала, все его шлюзы гитлеровцы разрушили. Это означало, что с белорусских рек водного пути дальше на запад нет.
Глава пятая.
Путь на Вислу
Пройдут ли корабли дальше?Вновь, в третий раз с начала наступления, моряки-днепровцы были в числе тех, кому салютовала Москва. В приказе Верховного Главнокомандующего, посвященном взятию Пинска, упоминались помимо командующего флотилией командиры бригад С. М. Лялько и В. М. Митин, командиры дивизионов капитан 3 ранга А. И. Песков, капитан-лейтенанты И. П. Михайлов, Н. М. Лупачев, О. К. Селянкин. Бои за Пинск как бы подводили итог действиям флотилии на белорусских реках.Краснофлотцам, старшинам и офицерам вручались боевые награды. Командующий фронтом предложил представить к награде наиболее отличившихся командиров соединений и частей.Незадолго перед этим был учрежден очень почетный для моряков орден Нахимова. Военный совет флотилии решил, что награждения им достоин прежде всего командир 1-й бригады кораблей Степан Максимович Лялько. К ордену Нахимова II степени были представлены также командир гвардейского дивизиона бронекатеров А. И. Песков и начальник штаба флотилии К. М. Балакирев. К ордену Красного Знамени — начальник политотдела флотилии В. И. Сомин, начальник оперативного отдела Е. С. Колчин, командир 2-й бригады кораблей В. М. Митин, командир дивизиона плавбатарей К. В. Максименко и другие товарищи. Награждение их последовало через несколько дней.Стремясь справедливо оценить заслуги отличившихся, мы не могли не отдать должного небольшому — всего 30 бойцов! — отряду морских пехотинцев, которым после гибели младшего лейтенанта Чалого командовал главный старшина Попов. В Пинском десанте отряд еще раз достойно справился с нелегкой задачей группы первого броска. И все двое суток, а течение которых десант сражался на изолированном плацдарме, эти моряки не переставали быть его штурмовым авангардом.Они самоотверженно устраняли возникавшие на пути десантников препятствия. Отделение сержанта Столярова обезвредило двухамбразурный вражеский дзот. Другой подавили и захватили старшина 2-й статьи Канареев с двумя краснофлотцами. Пробравшись затем дальше в город, эти трое храбрецов забросали гранатами ночное сборище фашистских офицеров в кинотеатре. Переполох у гитлеровцев, которые, вероятно, еще не уразумели, откуда взялись в центре города русские, помог десантникам продвинуться в новые кварталы. А сутки спустя, когда отбивались контратаки превосходящих сил врага, главстаршина Попов провел в немецкие тылы большую часть своего отряда, облегчив положение на соседнем участке плацдарма.Показали себя бойцы отряда и во многом другом. Когда было суммировано все сделанное ими с начала боев на Припяти, итог получился такой, что составил бы честь роте, а то и батальону. И командование флотилии сочло своим долгом ходатайствовать о присвоении самым доблестным, многократно отличившимся морским пехотинцам звания Героя Советского Союза.А буквально через несколько часов после того, как наши корабли вошли в Пинский порт, стало известно, что Военный совет фронта представляет к ордену Красного Знамени флотилию, а также 1-го и 2-ю бригады кораблей и 2-й гвардейский дивизион бронекатеров.Десять дней спустя — забегаю тут немного вперед — был получен Указ Президиума Верховного Совета СССР и состоялись торжества, посвященные вручению орденов, а также подъему флагов на бронекатерах капитана 3 ранга Пескова. (По действовавшему положению, в награжденных бригадах, как и на флотилии, орден прикреплялся к их знамени, а в награжденном дивизионе флаг с изображением ордена поднимал каждый корабль.)Дивизион построился колонной на тихой Пине напротив того места, где был высажен первый эшелон десанта. Александр Иванович Песков, всегда спокойный в боевой обстановке, теперь и не пытался скрыть волнения. С головного катера он скомандовал: «На Краснознаменные гвардейские флаги!..» На верхних палубах замерли на минуту моряки, и развернулись над ними стяги с символами их доблести — самые почетные корабельные флаги из всех существующих на флоте. На собрании личного состава, состоявшемся после вручения наград, говорилось, что здесь, на берегу Пины, обязательно будет стоять памятник морякам и десантникам, павшим при освобождении города. И такой памятник давно уже сооружен — им стал поднятый на пьедестал геройский бронекатер № 92.
* * *
Еще 7 июля, когда фронт только приближался к Лунинцу, поступила чрезвычайно обрадовавшая нас телеграмма от исполнявшего обязанности начальника Главморштаба вице-адмирала Г. А. Степанова. Он сообщал, что решено с выходом войск фронта в бассейн Западного Буга перебазировать туда Днепровскую флотилию для дальнейших боевых действий. Нам предлагалось приступить к подготовке перебазирования.Мы не рассчитывали, что гитлеровцы оставят нетронутыми шлюзы Днепро-Бугского канала. Так оно и случилось. Поэтому теперь оставалось выяснить, осуществим ли в ближайшее время железнодорожный марш-маневр, например, до Бреста, к которому приближались наши войска. Еще перед боями за Пинск начальнику тыла было приказало готовить передвижной склиз для подъема кораблей.Однако на следующее утро после освобождения Пинска начальник ВОСО Кобылинский доложил, что железная дорога в направлении Бреста разрушена противником при помощи специального устройства, перекручивавшего рельсы и ломавшего шпалы. «Превращена в елочку», — доносили летчики. Так выглядела дорога с воздуха. Сколько времени займет восстановление пути, еще никто не знал.А когда понадобится флотилия на новых водных рубежах? Ориентировать в этом мог только командующий фронтом. И от него зависело, быстро ли перебросят нас дальше на запад после восстановления дороги. 16 июля я отправился на КП фронта, находившийся в районе Ковеля.К. К. Рокоссовский, теперь уже Маршал Советского Союза, встретил с обычной приветливостью.— Днепровцы молодцы, действовали предприимчиво и смело, — говорил он. — Под Пинском, как и под Бобруйском, они существенно способствовали общему успеху. Командармы ценят помощь флотилии.Узнав о полученных нами указаниях насчет подготовки к перебазированию на Западный Буг, маршал ненадолго задумался. Затем сказал:— В принципе я целиком за это и буду рад снова увидеть днепровцев в боевых порядках наших войск. Но спуск кораблей на новую реку — не самоцель. Нужно, чтобы были условия, при которых их можно с пользой задействовать. В районах спуска и базирования кораблей уже должны быть надежные, прочно удерживаемые плацдармы на западных берегах рек...Маршал дал понять, что выход войск к Висле и Нареву не за горами.— Предвижу, — добавил Рокоссовский, — что борьба за плацдармы за Вислой будет жестокой. Немцам ведь понятно — это трамплины для наших ударов уже по собственно германской территории... С учетом обстановки, которая сложится, и решим, где и когда выводить флотилию на польские реки.Наш разговор прервался вызовом маршала к аппарату ВЧ, после чего Рокоссовский неожиданно поздравил меня с награждением орденом Нахимова I степени, пояснив, что ему только что стало об этом известно.Отпуская меня, маршал осведомился, как работает «виллис», переданный весной.— Рад, что машина вам пригодилась, — сказал он. — А поскольку впереди еще много рек и другой воды, для вас приготовили «виллис»-амфибию. Можете обновить!Я был тронут вниманием Рокоссовского. Оставив на сухопутном «виллисе» адъютанта, мы с водителем Федором Нагорновым возвращались в Пинск на амфибии. Подъехав к Пине, с ходу бултыхнулись в нее — обновлять машину, так обновлять! Амфибия, к восторгу Нагорнова, легко поплыла, а потом послушно выбралась на берег.Казалось, наши перспективы прояснились, за исключением лишь сроков перебазирования. Вскоре стало известно, что восстановление железной дороги до Бреста займет примерно месяц.Тем временем в Пинске развертывались хозяйственные службы, призванные ужо отсюда, из нашей новой главной базы, обеспечивать действия флотилии на тех реках, на которые она перейдет. За это энергично взялся только что назначенный начальником тыла подполковник Степан Никифорович Кузьмич, старый черноморец, человек предприимчивый и неутомимый.
По прошлогоднему опыту, когда готовилось перебазирование с Волги на Днепр, мы создали несколько рекогносцировочных групп для ознакомления с обстановкой в районе будущих боевых действий флотилии и выбора подходящих мест для спуска кораблей (Брест являлся отнюдь не единственно возможным). Однако решение о дальнейшем использовании флотилии, которое сообщил нам Главморштаб, оказывается, было еще не окончательным.Из Москвы позвонили по ВЧ. В трубке послышался знакомый, как всегда очень спокойный, голос вице-адмирала Г. А. Степанова.— Мы здесь обсудили ваше положение, — начал он. — Канал разрушен, железную дорогу восстановят еще не скоро, а когда войска фронта окажутся на берегах польских рек, сказать пока трудно... В связи с этим есть мнение: не выгоднее ли использовать ваши боевые соединения в другом месте, расформировав Днепровскую флотилию как таковую? Как вы на это смотрите?Не будь слышимость такой четкой, я, пожалуй, усомнился бы, правильно ли понял сказанное. Взяв себя в руки и тщательно выбирая слова, ответил, что такое решение представляется по меньшей мере преждевременным. Повторил как важнейший аргумент (об этом уже докладывал телеграфно), что командующий 1-м Белорусским фронтом высказал желание видеть Днепровскую флотилию действующей на реках Польши. Настойчиво попросил согласовать с маршалом Рокоссовским любые возможные решения.Степанов выслушал меня, не прерывая. Потом все так же спокойно заключил:— Хорошо, мы еще раз обсудим. Только помните: если флотилия где-нибудь застрянет, не дойдя до фронта, ответственность ляжет на вас.Стало ясно, что решение в наркомате пока не принято — со мной просто советовались. Но в сознании не укладывалась сама мысль о том, что флотилия может так внезапно прекратить свое, существование.«Использовать соединения в другом месте»? Не трудно догадаться: на Дунае. Дунайская флотилия, возрожденная на базе Азовской, была, как мы знали, сосредоточена в районе Одессы, освобожденной еще весной, и готовилась вернуться на великую реку, имя которой носила. Разве не хотел бы и я вернуться туда, где начинал войну, обороняясь, и где настало время наступать! Однако был убежден, что Днепровская флотилия не исчерпала своих боевых возможностей и способна еще немало сделать для победы.Мы собрались вчетвером — с членом Военного совета, начальником штаба и начальником политотдела. И я рассказал о состоявшемся телефонном разговоре. Товарищи отнеслись к услышанному от меня неодинаково. Было высказано и такое мнение, что руководству виднее: наши корабли, очевидно, пригодились бы и на Дунае; что перебазирование, может быть, не следует форсировать... Но Боярченко и мысли не допускал о расформировании флотилии. Он был безоговорочно за то, чтобы она выдвигалась на новые рубежи как можно быстрее.Скажу сразу же, в наркомате, насколько мне известно, больше не возвращались к вопросу, поднятому в том разговоре по ВЧ. А возникшее было ощущение неопределенности помог сбросить вызов на КП фронта: 23 июля маршал Рокоссовский приказал мне быть у него под Ковелём на следующий день к двенадцати ноль-ноль.На фронте успели произойти важные события. Наши войска форсировали Западный Буг, вступили на территорию Польши. Освобожден был Хелм, шли бои за Люблин.— Ну что ж, товарищ Григорьев, — сказал командующий фронтом, — для моряков наступает время снова включаться в боевую работу. Наши войска приближаются к Висле. Готовьтесь к переразвертыванию засучив рукава, согласовывайте все, что необходимо, со штабом фронта. Дорога восстанавливается полным ходом, платформы подадут без задержки.Вернувшись в Пинск, я телеграфировал начальнику Главного морского штаба вице-адмиралу В. А. Алафузову, что предполагаю грузить 1-ю бригаду кораблей на платформы в Пинске, а спускать на Вислу в Демблине, 2-ю бригаду грузить в Мозыре и спускать на Западный Буг в Бресте. Пункты спуска кораблей на воду указывались ориентировочно.
Брест был освобожден 28 июля, и на следующее утро там находилась наша рекогносцировочная группа, возглавляемая инженер-капитаном 2 ранга С. Г. Ионовым (флагманский механик флотилии, будучи разносторонне подготовленным штабным офицером, не раз выполнял задания, выходящие за рамки его специальности, а тут важен был и глаз опытного корабельного инженера). Днем раньше, 27 июля, советские войска вышли к Висле у Демблина, где немедленно, еще под обстрелом вражеской артиллерии, начала рекогносцировку другая наша группа.Но донесения обеих групп были малоутешительными. У Бреста оказался необычно низким уровень воды в Буге — сказалось очень жаркое лето. У Демблина же, как выяснилось, рельеф берега не позволял быстро проложить временную железнодорожную ветку. А на правом фланге фронта, где флотилия могла бы быть введена в действие на Нарево, продвижение наших войск задерживалось ожесточеннейшим сопротивлением врага.Командующий фронтом не забывал о нашей флотилии и 30 июля вновь вызвал меня на свой КП в Конколовице близ Седлеца.Путь лежал через Брест, отбитый у врага два дня назад. Дальше пошли уже польские поля и перелески, селения и городки. И все так же опалено войной, как в оставшейся за Бугом Белоруссии.Командующий фронтом был очень занят, и я пробыл у него всего несколько минут.— Я вынужден, товарищ Григорьев, — сказал маршал Рокоссовский, — несколько изменить свое распоряжение, отданное вам совсем недавно. Плацдармы за Вислой у нас уже есть, но удерживаем их пока очень большими усилиями. Гитлер приказал своим генералам любой ценой сбросать нас в Вислу. Ваши корабли можно было бы спустить, допустим, в Пулавах. А что, если противнику удастся хотя бы на один день вытеснить нас там с левого берега? Куда вы тогда с кораблями денетесь? Рисковать Днепровской флотилией без большой в том нужды не имею права. Поэтому подготовку к переразвертыванию продолжайте, а отправку кораблей пока задержим. И весьма возможно, они особенно понадобятся на Нареве.С тем я и отбыл с КП фронта. Отсрочка выдвижения кораблей к переднему краю радовать не могла. Правда, Рокоссовский снова дал понять, что флотилию ценит и рассчитывает использовать ее тогда, когда она будет нужнее.
Бугские перекатыПо согласованию со штабом фронта погрузку кораблей на платформы начали 10 августа. Спускать корабли на воду — поскольку на Висле условия для этого еще не сложились, а к Нареву наши войска пока не вышли — решена было в нижнем течении Западного Буга.Но и там выбрать подходящее место оказалось непросто. Остановились в конце концов на участке реки между станциями Малкина Гурна и Тремблинка (рядом с последней еще недавно существовал одноименный фашистский лагерь уничтожения, где погибли миллионы людей). Оттуда было около ста километров до Варшавы и почти столько же — но уже не по прямой, а по руслу Буга — до устья Нарева.К плюсам намеченного места относилась выгодная конфигурация берега. К нему легко подводилась короткая (полтора километра) железнодорожная ветка от магистральной линии. Минусы же начинались с того, что ниже по течению находился взорванный мост, от остатков которого требовалось очищать фарватер. А за мостом — первый большой перекат: сотни метров мелководья.Всего же наши гидрографы насчитали между Малкиной Гурной и устьем Нарева 93 песчаных и каменных переката протяженностью от 30 до 150 метров — в среднем по одному на каждый километр реки.Поясню, что в данном случае мы считали перекатами все участки с глубинами менее 65 сантиметров, то есть ниже минимума, позволяющего бронекатеру, с которого снято все поддающееся снятию, передвигаться если не своим ходом, то на буксире у сторожевичка, имевшего меньшую осадку. На особом учете были места с глубинами 30–40 сантиметров, форсирование которых представляло наибольшую сложность. Таких мест насчитывалось до 20, в том числе — 100-метровый центральный участок большого переката за взорванным мостом.Словом, было о чем призадуматься. После того как руководитель вернувшейся в Пинск рекогносцировочной группы капитан 3 ранга Прохоров доложил все это Военному совету флотилии, а начинж Белявский и начальник ВОСО Кобылинский, также участвовавшие в обследовании реки и берегов, подтвердили, что более приемлемого места для спуска кораблей там нет, я предложил отложить принятие окончательного решения до утра.Девяносто три переката... Сейчас передо мной снова лежит калька, на которой военные гидрографы Рязанцев и Дугин обозначили границы каждого из них и замеренные глубины. Сорок сантиметров, шестьдесят, снова сорок, тридцать пять, тридцать... Сколько участков, где хоть неси корабли на руках! Проще всего было доложить, что из-за сильного обмеления Западного Буга провести по нему корабли нельзя. Оспаривать это, очевидно, не стали бы. Тем более что уже подвергалась сомнению возможность использования нашей флотилии за пределами бассейна Днепра.Но в то, что пройти по Бугу на Вислу невозможно, все-таки не верилось. И думать хотелось только о том, как преодолеть преграды.Углублять фарватер взрывами? Разумеется, попробуем. Однако много ли дадут взрывы на песчаных перекатах большой протяженности? Размывать грунт? В Киеве, в речном аварийно-спасательном отряде, который можно было временно разоружить, имелись два гидромонитора. Но одни они вряд ли могли решить проблему.«Пройдем, должны пройти!» — говорил я себе. Не может быть, чтобы не нашлось средств и способов это одолеть. На флотилии столько умных, предприимчивых командиров, творчески мыслящих инженеров. А матросская инициатива — ее только направляй! И не занимать нашим людям упорства, решимости преодолеть любые преграды. Не приходилось также сомневаться, что на выручку придут, если понадобится, армейцы. Помощь уже обещал начальник штаба инженерных войск фронта генерал Е. В. Леошеня, с которым был предварительный разговор о возможных затруднениях при движении по Бугу.В раздумьях над картой незаметно пролетела ночь. Забрезжил рассвет, и из окон штаба стали видны берега Пины — как раз то место, где еще недавно высаживался десант, — и стоящие на реке бронекатера. Они дошли до западной границы страны с Волги, из-под Сталинграда. Я попытался представить, как выглядел бы в глазах моряков этих славных кораблей, если бы объявил им сейчас, что дальше для нас пути нет. Да они просто бы в это не поверили.
Утром были отправлены донесения командующему фронтом и Наркому Военно-Морского Флота о том, что спуск на воду кораблей, перебазируемых в бассейн Вислы, состоится в намеченном месте на Западном Буге.Надо еще сказать, что помимо навигационно-технических трудностей переразвертывание флотилии осложнялось расположением пункта выгрузки и дальнейшего маршрута кораблей по отношению к линии фронта. В те дни она загибалась от устья Нарева к востоку. Так что при движении вниз по Бугу фронт был не только впереди, но и справа, где гитлеровцы продолжали отчаянными усилиями сдерживать наступление двух правофланговых армий 1-го Белорусского фронта. Нетрудно представить, что означал бы для флотилии, медленно преодолевающей перекаты, прорыв врага к Бугу в результате какого-нибудь танкового контрудара.Но о том, чтобы флотилия не попала под удар на переходе, заботилось командование фронта. В Пинске и в Мозыре погрузка кораблей закончилась к 25 августа, в Малкиной Гурне была уже готова железнодорожная ветка. А отправлять первый эшелон нам разрешили лишь в начале сентября. 2 сентября я вновь был вызван к командующему фронтом.— Ну что, заждались? — встретил меня Маршал Советского Союза Рокоссовский, у которого был и начальник штаба фронта генерал-полковник Малинин. — Теперь начинайте двигаться. И вот ваши районы боевых действий...Полученная мною директива определяла, что по выходе на Вислу флотилия будет действовать между Пулавами и Варшавой. А до того предусматривалось содействие сухопутным войскам в устье Буга и на Нареве. На словах маршал добавил, что, судя по положению дел на правом фланге фронта, флотилия может понадобиться в этом районе примерно 15 октября.Потом Рокоссовский, улыбнувшись, сказал:— А с вас, между прочим, опять причитается...И вручил мне орден Ушакова II степени.— Первый раз его вижу. Очень красивый, — заметил Константин Константинович, рассматривая орден. — Желаю вам больших успехов!Насколько я понял, прошлая награда была за боевые действия на Припяти, эта — за Березину. Щедро награждала нас Родина в то победоносное лето.Головной эшелон с кораблями бригады Лялько (ставшего уже капитаном 1 ранга) отбыл из Пинска 4 сентября. Вместе с кораблями следовали их экипажи, а также боеприпасы, горючее. Эшелоны формировались по принципу тактической целостности: в каждом были бронекатера, тральщики, полуглиссеры, хозяйственные команды, средства связи — сразу прибывало полноценное подразделение, способное вести боевые действия.Балакирев, возглавивший оперативную группу штаба, развернул флагманский КП недалеко от Малкиной Гурны, в доме бежавшего с гитлеровцами помещика. Затем туда перебрались мы с начальником политотдела В. И. Семиным (он замещал члена Военного совета, вызванного на совещание в Москву), а начальник штаба вернулся в Пинск командовать отправкой эшелонов.С заместителем начальника гидроотдела капитан-лейтенантом В. П. Греком и начальником маневренной партии лейтенантом Михаилом Дугиным я и Семин объехали по берегу всю трассу предстоящей проводки кораблей к линии фронта. Гидрографы показывали особенно коварные или наиболее характерные перекаты. А уровень воды все понижался — осень стояла сухая. Расспрашивали о реке местных жителей. Всюду находился кто-нибудь, говорящий хоть немного по-русски. И о Буге мы слышали одно и то же: даже в более дождливые годы судоходен он тут лишь с весны по июнь.У большого переката за взорванным мостом я вышел на рыбацкой лодке на середину реки. Как часто бывает на отмелях, река здесь резко расширялась. А глубину не требовалось и мерить — лодка чиркала о грунт, и проще было отталкиваться шестом, чем грести. Довольно быстрое течение перемывало легкий, мельчайший песок. То, что он такой мелкий и подвижный, а течение быстрое, особенно удручало: каким способом ни углубляй фарватер, его тут же будет заносить.До глубокой ночи обсуждались практические вопросы спуска кораблей на воду и дальнейшие наши действия. На ФКП находились начальник оперативного отдела Колчин, флагмех Ионов, начинж Белявский, начальник ВОСО Кобылинский, гидрографы во главе с Греком и вызванный из Киева опытный судоподъемник инженер-капитан Трощенко. Это был как бы полевой штаб начинавшейся операции — не боевой в прямом смысле слова, однако требовавшей не меньшей, чем бой, воли к победе, напряжения всех наших сил.
Особенно ответственная роль отводилась гидрографам. Именно они, знатоки законов, по которым живут реки, должны были наметить тактику преодоления каждого переката. И потому командиром созданного отряда проводки был назначен капитан-лейтенант Виталий Павлович Грек. В его распоряжение кроме двух маневренных гидрографических групп с лоцманскими функциями выделялись взвод саперов и взвод строительной роты, команда минеров с легководолазным снаряжением, связные полуглиссеры, автомашины.Само собой разумелось, что в расчистке пути для кораблей будут всюду, где понадобится, участвовать их экипажи. И уж конечно, все на прибывавших кораблях думали о том, как ускорить их проводку. Степану Максимовичу Лялько (командир бригады прибыл с первым эшелоном) было приказано немедленно докладывать все дельные предложения офицеров, старшин и краснофлотцев, поощрять активный поиск способов форсирования перекатов.Спуск кораблей на воду проходил без каких-либо осложнений. Сказывался и опыт перебазирования с Волги, и то, что имелся мощный кран. Но лишь после разгрузки второго эшелона мы смогли начать проводку. Задержала ее прежде [180] всего расчистка прохода между обломками разрушенного моста. Отряд проводки тем временем производил опыты, пока не особенно успешные, по углублению фарватера на перекатах всеми имевшимися средствами.Экипажам речных кораблей вообще-то не привыкать к отмелям, перекатам, крайне узким фарватерам. На притоках Припяти не раз бывало, что команда бронекатера, который не мог иначе развернуться на обратный курс, в полном составе прыгала за борт и на руках заносила нос или корму корабля. Многие надеялись, что какие-то простейшие способы преодоления навигационных трудностей выручат и на Буге.Попробовали применить прием, удававшийся на других реках: бронекатер форсирует мелкое место на полном ходу, как бы взлетая на поднятой им же и обгоняющей его волне. Но тут из этого ничего не получилось. Слишком велик был первый перекат, а полоса относительно больших глубин пересекала его извилисто, и катер не мог выписывать на полном ходу такие зигзаги. В результате только забивалась песком система охлаждения моторов и ломались лопасти гребных винтов.Как и следовало ожидать, на песчаном перекате не удавалось проложить приемлемый фарватер взрывами — его мгновенно замывало. Безуспешными оставались попытки гидрографов воздействовать на реку струенаправляющими запрудами. Такой способ известен исстари: вдоль фарватера расставляют под определенными углами плетеные щиты, которые, подобно экранам-отражателям, направляют речные струи на размыв перекатов. Но дело это тонкое, требует особой интуиции и глубокого знания характера реки, ее повадок. А гидромониторы из Киева еще не привезли, да и нельзя было полагаться только на них.Не буду перечислять всего, что мы испробовали за первые три дня. Но провести через перекат хотя бы один бронекатер или тральщик не смогли. Положение создавалось тревожное. Была приостановлена выгрузка четырех двухбашенных бронекатеров (эти новые корабли, присланные нам к концу боев на Припяти, имели осадку на 30 сантиметров больше остальных). Пришлось дать телеграмму Балакиреву с приказанием задержать в Мозыре эшелоны 2-й бригады. Было решено повторно послать рекогносцировочную группу в район Праги-Варшавской.Мысли о том, что флотилия не попадет на Вислу, я не допускал, но думать о запасных путях, резервных вариантах решения задачи был обязан. А три дня бесплодных попыток сладить с первым бугским перекатом запомнились на всю жизнь. И, наверное, не мне одному.
* * *
Бывают выходы из трудных положений, которые потом, после того как они уже найдены, начинают казаться самыми естественными. И тогда спрашиваешь себя: как же не додумались раньше? Не помню, кто первым сказал вслух: «Нет фарватера — и не надо, протащим волоком!» Но это действительно был выход, к которому мы так или иначе пришли бы. А додуматься раньше помешало, очевидно, то, что волочить корабли по перекатам все-таки небезопасно. Чтобы решиться на такое, не предусмотренное никакими инструкциями действие, надо было убедиться в непригодности остальных способов и осознать неизбежность каких-то издержек, повреждений — без них теперь уже не обойтись.Так пришлось днепровцам воспользоваться опытом далеких предков, которые на древнем водном пути «из варяг в греки» перетаскивали свои ладьи из одной реки в другую. Нам предстоял волок не по суше, а по мелкой воде, но проку от нее, несмотря на попутное течение, было мало. А техника, к которой прибегли на первых порах, вероятно, не особенно отличалась от той, какой пользовались в стародавние времена. Двадцать матросов крутили на берегу самодельный деревянный ворот — примитивную «катеринку», и корабль медленно, со скрипом и скрежетом, увязая в речном грунте, полз вперед.Первый бронекатер тащили через перекат четыре часа — с остановками для замены обрывавшегося троса, для переноса конца на следующую «катеринку», а также чтобы флагманский механик (Ионов мог удостовериться, что корпус катера выдерживает такое передвижение (повреждения были, однако, в пределах терпимого). Командовал пробным перетаскиванием бронекатера через большой перекат капитан 1 ранга Лялько. Мы с Семиным и весь «полевой штаб» наблюдали за работой издали, чтобы ему не мешать.Многое решилось за эти часы. Сомнения насчет того, осилим ли бугскую трассу (а они появились у некоторых товарищей), отпали. Срочно потребовались тракторы — не «катерниками» же протаскивать сто кораблей! Четыре тягача отобрали у своих зенитчиков, еще четыре раздобыли в тылу и погрузили на очередной эшелон. И дело пошло веселее.Первый большой перекат потом так и называли — Тракторный. Но тягачи (действовавшие иногда в «парной упряжке» — лошадиных сил одной машины хватало не везде) понадобились при форсировании еще более чем двадцати перекатов. Очень трудным оказался участок в районе местечка Брок: под слоем песка лежал каменный массив с множеством опасных выступов. Чтобы не пропороть днище корабля, который тянул катер, впереди шла его команда, держась за руки и ощупывая ногами грунт. «Живой трал!» — шутили матросы, подбадривая себя в студеной воде.Люди работали самоотверженно. Постоянно мокрые, а просушиться, обогреться часто негде, но всех заботило одно — как бы поменьше царапать корабли да побыстрее вывести их к фронту.Проводка и дальше давалась тяжело. Но если на начальных участках маршрута корабли преодолевали за сутки в среднем меньше километра (а при таких темпах мы не добрались бы до устья Нарева и к зиме), то потом среднесуточная скорость движения достигала 5–6 километров. Гидрографы научились точнее определять и обозначать курсовую линию, обычно не прямую, а причудливо изломанную, по которой выгодно было форсировать очередной перекат. Мы не отказывались и от углубления фарватера взрывами, особенно там, где был каменистый грунт. Не очень большие песчаные перекаты поддавались размывке гидромониторами (они прибыли из Киева со своими командами и немедленно были введены в действие).Все просто ликовали, когда удавалось, расчистив фарватер всеми имевшимися средствами, провести корабли через какой-нибудь перекат самосплавом. Но и тогда легководолазы, а вместе с ними обычно и команда корабля, шли рядом в воде, не давая течению снести бронекатер или тральщик в сторону, посадить на мель.Но как ни берегли корабли, текущий ремонт доставлял механикам не меньше забот, чем в боевую страду на белорусских реках. Особенно после тех перекатов, где вновь прибегали к волоку на тракторной тяге. Кораблей шло много, и не на одном, так на другом требовалось выпрямить вал или сменить винт, обследовать вмятины. Приходилось и заделывать небольшие пробоины. Словом, на войне как на войне.
Головной отряд 1-й бригады — мелкосидящие катера, которые задерживались лишь на самых трудных перекатах и почти не имели повреждений, — все более опережал остальные корабли. Но без бронекатеров, которым до Нарева было еще далеко, Лялько всерьез воевать не мог. А штаб фронта дважды подтвердил, что срок развертывания кораблей в новом районе боевых действий, названный маршалом Рокоссовским, — 15 октября — остается в силе. Там, однако, знали о наших трудностях, и в мое распоряжение был выделен 53-й Слуцкий отдельный мотопонтонный мостовой батальон 70-й армии.Командовал батальоном майор Орецкий. Как выяснилось, мостовики умели не только наводить переправы, но и делать на реках многое другое, очень нужное нам. Однако через два-три дня двести бойцов батальона получили работу, заниматься которой им еще не приходилось.На территории Польши флотилия продолжала получать, помимо московских газет, также и выходившие в Белоруссии. И вот из заметки в минской газете «Звязда» мне стало известно о старом речнике, обстановочном старшине Иване Петровиче Малявине, жившем недалеко от Пинска. Он, как говорилось в заметке, был большим мастером по части струенаправляющих запруд и успешно применял их для размыва перекатных отмелей на своем навигационном участке.Специалист по струенаправляющим запрудам! Тем самым, секреты которых все еще не давались нашим гидрографам... Я телеграфировал капитану 1 ранга Блинкову, теперь старшему морскому начальнику в Пинске, личную просьбу — разыскать Малявина и от моего имени пригласить к нам на Буг, договорившись с кем надо, чтобы не чинили препятствий его отъезду.Через день Иван Петрович, прибывший на связном самолете, сидел у меня на ФКП — коренастый, бородатый, с умными живыми глазами. Старик был знаком и с Бугом: бывал тут еще в дореволюционные времена и позднее, когда Западная Белоруссия находилась под властью Польши. Он обещал сделать все, что сумеет, научить наших людей всему, что знает.Перекусив, Малявин отправился осматривать перекаты, форсирование которых кораблями с наибольшей осадкой было на очереди. А затем стал обучать моряков, назначенных ему в помощники (для начала двадцать человек), плести из ивняка особого рода плетни.Но главное было в том, где и как плетни ставить. Иван Петрович делал много промеров, подолгу следил за игрой речных струй с берега или с лодки, сердито шагал по воде, размышлял. Поставив первые щиты, снова наблюдал за рекой, что-то поправлял, и только после этого запруду городили дальше. Среди наблюдавших за тем, как дед «колдует», было немало скептиков — ведь пробовали все это и до него. Но Малявин оказался настоящим знатоком старинного способа поддерживать в судоходном состоянии обмелевшие реки. Изменения на фарватере происходили, конечно, не мгновенно, для этого требовалось известное время, но постепенно песок в нужных местах размывался и глубины там увеличивались. Оказывается, все-таки можно было заставить реку, так упорно сопротивлявшуюся проходу кораблей, работать на нас!Скоро все убедились: запруды, поставленные как надо, — это сила. И на их сооружение переключили также и батальон майора Орецкого — работы было много. А Малявин, гордый порученным ему делом, с рассвета до потемок носился по Бугу на закрепленном за ним полуглиссере, успевая следить за работами на нескольких участках, лично проводя бесчисленные контрольные промеры и показывая, где ставить каждый плетеный щит.
О масштабах применения этого способа дает представление такая цифра: было поставлено более 13 километров плетнерешетчатых запруд. Они не стали каким-то чудодейственным средством, решавшим все наши проблемы, да и не на всех перекатах могли быть использованы. Но струенаправляющая «инженерия», такая простая на первый взгляд и такая хитрая, заняла почетное место в общем арсенале средств и приемов, обеспечивавших проход кораблей по Западному Бугу. И не раз я слышал:— Пораньше бы нам заполучить этого деда!— И мотопонтонный батальон тоже! — добавляли другие.Проводив корабли через последний перекат, старый полесский речник отбыл на нашем связном самолете в родные края. За помощь, оказанную флотилии, он был награжден орденом Красной Звезды. С наградами возвращались в свою армию также майор Орецкий и многие бойцы его батальона.На последних километрах было два участка с глубинами всего 30–35 сантиметров. Эти перекаты, хотя и короткие, заставили еще раз напрячь все силы, использовать все, что могло помочь продвижению кораблей. Но бугская эпопея днепровцев, которую Нарком ВМФ Н. Г. Кузнецов назвал потом массовым подвигом, не имеющим примеров в практике речных флотилий, подходила к концу. 15 октября вся 1-я бригада кораблей — основная боевая сила флотилии — сосредоточилась вблизи линии фронта. Изготовленные к бою бронекатера и плавбатареи (последние прошли по Бугу в расчлененном виде: на одном понтоне само орудие, на другом — броневой щит) выводились в назначенные им районы огневых позиций.Подходила к фронту и 2-я бригада, спущенная на воду на полмесяца позже. Ей было уже легче идти проторенным путем. Да и уровень воды стал повышаться — пошли наконец осенние дожди.Лишь от проводки по Бугу двухбашенных бронекатеров, имевших слишком большую осадку, пришлось все-таки отказаться. Их, не спуская в Малкиной Гурне на воду, вернули пока в Пинск.Но и без них мы имели в строю 24 бронекатера — по дивизиону в каждой бригаде. А всего в бассейн Вислы прибыло 104 вымпела. Некоторые корабли приобрели к тому времени новые боевые качества, расширявшие возможности их использования. Отряд катеров ПВО (они, как уже говорилось, могли решать самые различные задачи), которым командовал капитан-лейтенант А. П. Исаев, был вооружен «катюшами» вместо 37-миллиметровых зенитных полуавтоматов, и эти катера мы стали называть минометными. На нескольких бронекатерах, побывавших на ремонте в Киеве, пусковыми установками для эрэсов заменили пулеметы. Инициатором (а также и непосредственным организатором) частичного перевооружения этих кораблей был начальник нашего орготдела Иван Григорьевич Блинков.В штаты флотилии включили теперь и стрелковое подразделение — отдельную роту берегового сопровождения кораблей: три взвода автоматчиков и батарею 82-миллиметровых минометов, всего 260 бойцов. Роту укомплектовали в основном краснофлотцами и старшинами, переведенными с Волги, где по завершении траления свертывались наблюдательные посты. Но были тут и переодетые в армейские гимнастерки с флотскими тельняшками молодые полесские партизаны — их направил к нам Алексей Ефимович Клещев. А моряков из отряда, которым в первых припятских десантах командовал Николай Чалый, распределили по взводам как ветеранов.Рота на автомашинах прибыла из Пинска в район сосредоточения флотилии близ устья Нарева. Капитан Старостин, назначенный ее командиром, был офицером с боевым опытом. У краснофлотцев чувствовалось приподнятое настроение. Однако, знакомясь с ними, я услышал и претензию: оказывается, не всем нравилось название «рота сопровождения». — Как же вы хотите называться? — спросил я.Ответили дружно:— Морской пехотой!Объяснил, что, как бы ни именовалась рота, они теперь самые настоящие морские пехотинцы и делать им предстоит все, положенное морской пехоте, а прежде всего — ходить в десанты.
* * *
С теми днями накануне вступления флотилии в новые бои связано у меня и памятное событие личного порядка. Пришла телеграмма, подписанная заместителем Наркома ВМФ Г. И. Левченко. Гордей Иванович, опередив официальное извещение, поздравлял меня с присвоением звания контр-адмирала.Под Сероцком и ЗегжеФКП флотилии, не раз перемещавшийся по мере продвижения кораблей вперед, находился теперь в Старых Лазах, ВПУ — в Съленжанах, близ устья Нарева.Весь месяц, затраченный на форсирование бугских перекатов, штаб флотилии внимательно следил за обстановкой в полосе фронта от Праги-Варшавской до Сероцка, стоящего у устья Нарева. Быть в курсе событий помогало присутствие в штабе фронта флотского офицера. Теперь это был уже не прикомандированный оператор из штаба флотилии, а зачисленный в штат штаба фронта офицер, служивший до этого в центральном аппарате ВМФ, — капитан 3 ранга Дудник.Особенно нас интересовало положение на сероцком плацдарме, занятом советскими войсками за Наревом в начале сентября (но сам Сероцк, превращенный противником в сильный узел обороны, оставался в его руках). Гитлеровцы неоднократно пытались вернуть себе всю эту территорию. В первых числах октября им удалось вклиниться в нее контрударом танковых дивизий. Однако 65-я армия вскоре восстановила положение и теперь готовилась, как и другие армии фронта, возобновить наступление.Участие в нем днепровцев было заранее предусмотрено. 11 сентября, когда бронекатерам 1-й бригады еще оставалось преодолеть десятка два перекатов, поступила директива командования фронта, определявшая задачи флотилии на ближайшее время. На участке от устья Нарева до крепости Модлин, стоящей при впадении Буга в Вислу, нам надлежало, как это уже было на Припяти, действовать на стыке двух армий: справа — 65-я, слева — 70-я. Флотилии планировалась огневая поддержка их флангов, а в случае отхода противника — преследование его всеми кораблями. Требовалось также быть готовыми к высадке тактических десантов и к возможным переправам войск через Буг.Кстати сказать, ниже Сероцка реку называют уже Буго-Наревом. Это местное название, не попавшее на географические карты, возникло, вероятно, потому, что довольно трудно определить, впадает ли Нарев в Буг или наоборот. Две реки встречаются на польской равнине как равные и, соединившись, чтобы нести свои воды к Висле, образуют как бы новую реку — короткую, но довольно широкую, с постепенно возрастающими глубинами. На Буго-Нареве нам пришлось воевать гораздо дольше, чем думалось вначале.Сразу по получении директивы фронта я побывал на сероцком плацдарме, на КП 65-й армии. Командарм Павел Иванович Батов (после того как мы виделись на Березине, он стал генерал-полковником) встретил как старого знакомого:— Ну что ж, повоюем опять вместе! Тут немцы недавно крепко на нас нажали... Однако, как видите, с плацдарма не сбросили. А теперь будем его расширять. Пора и Сероцк брать. Для моряков дела хватит.Батов рассказывал, что сюда часто наведывается маршал Рокоссовский. Значение этого выступа на правом фланге 1-го Белорусского фронта было очевидным.Приняв к сведению, что после Березины сил у нас прибавилось, командарм очень четко определил, в чем могла бы флотилия содействовать его войскам. На что способны речные корабли, ему было уже известно.Взаимодействовать с 70-й армией днепровцам еще не приходилось. На ее командный пункт на левом берегу отправились вместе с Балакиревым. Командарм генерал-лейтенант В. С. Попов и начштаба армии генерал-майор П. И. Ляпин знали, что флотилия на подходе, и были нам рады. Армии предстояло выбивать врага из междуречья Буга и Вислы, где гитлеровцы укрепились и имели перевес в силах.— Что моряки смогут нам в чем-то помочь, это сейчас очень кстати, — сказал командарм.Условившись о порядке связи, мы возвращались к себе с уверенностью, что боевой контакт с левым сухопутным соседом, как и с правым, наладится быстро.Первое знакомство с районом предстоящих действий подтверждало, что до выхода на Вислу мы не сможем одновременно вести бои двумя бригадами кораблей — тесновато для этого было на Буго-Нареве. Решение напрашивалось само собой: иметь два эшелона, сменяющих друг друга на переднем крае или наносящих удары последовательно. Лесли обстановка потребует усилить первый эшелон — резерв всегда за ним.Бригада Лялько, раньше вышедшая к фронту, естественно, и становилась первым эшелоном.
* * *
Прежде чем вводить в действие боевые корабли, по каждому участку незнакомой реки должны были пройти разведчики-гидрографы. А так как план наступления предусматривал в случав необходимости высадку десанта в Сероцке, навигационная разведка подходов к нему сделалась самой безотлагательной. Она была проведена на рассвете 14 октября, когда бригада Лялько еще сосредоточивалась в прифронтовой зоне, и стала первым подвигом днепровцев на Буго-Нареве.Сероцк стоит у самого слияния Нарева и Буга на правых берегах того и другого. Ширина образующегося здесь Буго-Нарева — метров триста. Глубины на фарватере и у правого берега были неизвестны, и следовало ожидать — невелики. А надо было точно знать, какие корабли с десантниками тут пройдут, а какие нет, и где они смогут приблизиться к берегу. Весь плес простреливался противником, но для успеха навигационной разведки требовалось хотя бы полусветлое время, когда различимы приметные ориентиры. Корабль же нужен был быстроходный и с минимальной осадкой, чтобы нигде не застрял. Короче говоря, годился только полуглиссер.Разведать подходы к Сероцку выпало военному гидрографу лейтенанту Н. В. Сигину на полуглиссере № 104 старшины Георгия Дудникова с мотористом Александром Самофаловым. С ними шел, ввиду особой важности задания, и командир отряда полуглиссеров лейтенант М. М. Калинин. На случай если враг выведет полуглиссер из строя, был наготове для продолжения разведки другой такой же корабль. А наши наблюдатели на левом берегу приготовились засекать вражеские огневые точки (навигационному разведчику не ставилась задача специально их выявлять, но они наверняка должны были себя обнаружить).В заросли, нависающие над водой у левого берега, вошли затемно и замаскировались два бронекатера, которые при необходимости могли прикрыть отход полуглиссера. На одном из них находились мы с Лялько. Сероцк выступал из редеющей темноты покатыми черепичными крышами, башенкой костела. Рассмотреть приречную часть города и вообще тот берег мешали густые кроны не оголившихся еще деревьев, подступавших к самой воде.В назначенное время — когда стало светлее — на плес перед Сероцком стремительно и шумно (моторы на полуглиссерах трескучие) ворвался маленький легкий кораблик и начал «гарцевать» на виду у врага, двигаясь ломаным курсом с резкими поворотами. Мы знали (хотя и не могли разглядеть), что теперь лейтенант Сигин, навалясь на бортик, привычно делает промеры коротким шестом — способ простейший, но надежный.Маневрируя, полуглиссер приближался к правому берегу на 20–30 метров. Гитлеровцы, должно быть, не ожидали такой дерзости и не открывали огня целых пять минут. Потом ударили пулеметы, сразу из многих точек, и минометы. В стереотрубу стало видно, как всплески от мин и пулеметных очередей окружают полуглиссер. Чтобы завершить обследование плеса, гидрографу требовалось продержаться там по крайней мере еще столько же. И поворотливый кораблик продолжал выписывать зигзаги под вражеским огнем. Как ни мала была эта цель, через одну-две минуты интенсивного обстрела представлялось уже невероятным, чтобы полуглиссер остался невредимым. Но сквозь пальбу доносился треск его мотора — корабль сохранял ход.Навигационная разведка была доведена до конца. Когда полуглиссер на обратном курсе проходил мимо нас — на большой скорости, хотя и не очень хорошо слушаясь руля, — удалось разглядеть на борту фигурки всех четырех моряков, и мы с Лялько облегченно вздохнули. Но порадоваться за них мы поспешили.Прикрыв отходящий полуглиссер огнем, бронекатера последовали за ним к приречному селению, где находился наш передовой лазарет. Там выяснилось: оба участвовавших в разведке офицера ранены, лейтенант Сигин — тяжело; уже раненный, он делал последние промеры. Полуглиссер имел десятки пробоин, дошел с перебитым, кое-как сращенным штуртросом.Сигин, перевязанный товарищами, обстоятельно доложил по карте результаты разведки, оказавшиеся очень важными. И пока не кончил, не дал медикам его унести. А жить [190] лейтенанту оставалось часа два. Боевого ордена он был удостоен посмертно.Промеры Сигина показали, что бронекатерам с 70-сантиметровой осадкой к Сероцку не подойти. Не дожидаясь уточнения нашей задачи в боях за город — а она окончательно определилась уже в ходе наступления, — мы сформировали для действий тут группу мелкосидящих (осадка не более полуметра) кораблей, куда вошли минометные катера Исаева и обычные сторожевые, а также два бронекатера-»малыша».Эти «малыши» входили в состав прежней Пинской флотилии, были затоплены своими экипажами осенью сорок первого под окруженным тогда Киевом, подняты нашим РАСО, приведены в порядок, перевооружены (в одной башенке — спаренный крупнокалиберный ДШК, в другой — спаренный «максим»). Они имели экипажи из семи человек со старшиной во главе и выполняли на реках Белоруссии чаще всего вспомогательные задачи. А теперь «малыши» (официально — бронекатера № 36 и № 37) были единственными бронированными кораблями в группе мелкосидящих и могли пригодиться, в частности, для подавления огневых точек противника близ уреза воды.
Группу кораблей возглавил заместитель начальника оперативного отдела штаба капитан 3 ранга Прохоров, энергичный офицер с хорошими командными задатками. Это временное назначение пришлось ему по душе.Армии правого крыла фронта перешли в наступление утром 19 октября. Наши плавбатареи, бронекатера и другие корабли, участвовавшие в артподготовке под Сероцком, выпустили более 1500 снарядов. В этот и на следующий день флотилия поддерживала огнем продвигавшиеся вперед части 46-го стрелкового корпуса. Обходя Сероцк с запада, они одновременно вышли к его северной окраине, но там врагу удалось их задержать. Тогда и настал момент вводить в бой группу кораблей Прохорова.Первоначально ее задача определялась как набег для подавления тех немецких огневых точек, приблизиться к которым можно было только с реки. Прохоров выполнил эту задачу. 13 мелкосидящих кораблей, прикрываемых огнем других, прорвались к устью Нарева и били по разведанным на берегу целям всем своим оружием — от «катюш» до пулеметов. Но сопротивление противника в Сероцке еще не было сломлено, а некоторые его огневые точки на берегу постепенно ожили, мешали готовившейся переправе стрелковой дивизии с левого берега. Через четыре часа после первого набега кораблей командир корпуса генерал-лейтенант К. М. Эрастов попросил нас повторить его.Капитан 3 ранга Прохоров вновь прорвался со своими кораблями к Сероцку. Опытный командир понял, что гитлеровцы, очевидно опасаясь окружения, начали свертывать свою оборону. В черте города нашлось место, где корабли смогли подойти к берегу, и Прохоров решил не упускать возможности еще активнее помочь армейцам, завязавшим бой на противоположной, северной, окраине Сероцка.На кораблях группы насчитывалось сто с небольшим моряков. Третья часть их сошла на берег, составив отряд примерно такой же по численности, каким был на Припяти отряд Чалого. Пулеметы, автоматы, гранаты на кораблях имелись — бой на берегу отнюдь не исключался (воюя на реках, к этому всегда надо быть готовым). Командовать высаженным отрядом Прохоров поручил старшине 1-й статьи Кравцу, командиру бронекатера-»малыша». А задача десантников состояла в том, чтобы при огневой поддержке кораблей продвигаться по мере возможности в глубь города, навстречу нашим войскам.Маленький десантный отряд, действуя отважно и дерзко, преследуя численно превосходящего, но дрогнувшего противника, овладел рядом приречных кварталов. На колокольне, самом высоком здании города, старшина Кравец водрузил Военно-морской флаг. В центре города моряки соединились с наступающими армейцами. К вечеру Сероцк был полностью очищен от гитлеровцев.В первом бою на Буго-Нареве флотилия потеряла два полуглиссера, разбитых минами при подходе к берегу. Потери в людях на воде и на суше свелись к одному убитому и пяти раненым, не считая тех, кто после перевязки остался в строю.Когда рассказываешь о таких боях, иногда задают вопрос: как все-таки удавалось выигрывать их с малыми потерями? Или противник не сопротивлялся? Нет, сопротивлялся. А потерь, убежден в этом, меньше там, где бойцы действуют смело, напористо. Десант всегда в какой-то степени ошеломляет врага, которому обычно трудно сразу оценить силы высадившихся. Важно воспользоваться этой ошеломленностью, не дать врагу опомниться, не упустить драгоценные для развития первоначального успеха минуты. Многое зависит также от умения командира быстро и расчетливо рассредоточить людей на берегу.Небольшие потери при высадке десантов были у нас не исключением, а, скорее, правилом, Напомню, что на Припяти отряд Чалого три раза подряд высаживался совсем без потерь, нанося немалый урон врагу и весьма успешно выполняя боевую задачу.
* * *
От Сероцка до Вислы — всего 40 километров по фарватеру извилистой, делающей много поворотов реки, а напрямик, по суше, — гораздо меньше. Но продвижение вперед было тут медленным и трудным. Гитлеровцы, еще надеясь не только остановить, но и отбросить советские войска, оказывали упорное сопротивление на заранее оборудованных рубежах.Следующим после Сероцка узлом вражеской обороны, я овладении которым активно участвовала флотилия, явилась старинная крепость Зегже, стоящая ниже и тоже на правом берегу. А перед тем у днепровцев была горячая переправочная работа — на расширявшийся сероцкий плацдарм перебрасывались с левого берега подкрепления.В ночь на 21 октября мы помогали форсировать Буго-Нарев 71-й стрелковой дивизии, а плавбатареи и бронекатера участвовали в прикрытии ее высадки и выхода на дорогу Сероцк — Зегже. В это время стало известно, что переправляться должен весь 47-й корпус генерала Кислицына, Мы решили, не дожидаясь ничьих просьб или приказаний, проявить инициативу и радировали командующему 70-й армией генералу Попову: флотилия готова перевезти корпус своими кораблями. Как-никак опыт у нас был — на Березине, имея намного меньше кораблей, перевозили целую армию.В четвертом часу утра переброска корпуса уже началась. Он, кстати сказать, был неполного состава. Генерал-майор Д. И. Кислицын объяснил: корпус давно наступает, не пополняясь. «Зато боеприпасов теперь вдоволь!» — добавил он. Так, на переправе, и познакомились с новым сухопутным соседом. На исходе дня части корпуса уже вели бой под Зегже. И от комкора поступила заявка — усилить артиллерийскую поддержку с реки.Корабли и плавбатареи меняли огневые позиции по мере того, как продвигались вперед войска. Из-за мелководья бронекатера все еще не везде могли включать моторы, работать винтами. Иногда команда спускалась за борт, чтобы облегчить корабль и протолкнуть его вперед.Для поддержки частей, наступавших непосредственно на Зегже, выбрали огневую позицию за речным островом. Туда были выдвинуты четыре бронекатера и четыре плавбатареи. Но этого могло оказаться недостаточно. С армейцами условились, если части 71-й дивизии, охватывавшие Зегже с севера и запада, не вынудят противника к отходу в течение ночи, то на рассвете отряд кораблей прорвется к южному выступу крепости, выходящему к реке, и поддержит новые атаки пехоты огнем с короткой дистанции.И такая поддержка понадобилась. Свободно маневрировать тут могли лишь корабли с небольшой осадкой. Для прорыва были выделены два бронекатера-»малыша» и два минометных катера из состава отличившейся у Сероцка корабельной группы капитана 3 ранга Прохорова. Он же командовал ими и теперь.Катера и здесь успешно выполняли боевую задачу, прикрываемые кораблями, что стояли за островом. Минометные катера, напомню, имели на борту эрэсы. А малые бронекатера, располагая довольно скромным вооружением, сумели почти в упор ударить по тем огневым точкам противника, к которым только с реки и можно было подступиться. Набег катеров был предпринят одновременно со штурмом крепости с суши. Гитлеровцы не выдержали согласованных ударов с разных направлений: гарнизон Зегже начал отходить.Казалось, теперь уж рукой подать до Вислы. На Припяти, в разгар Белорусской операции, такие расстояния иногда преодолевались одним рывком. Здесь же за каждый километр велись упорные бои и сопротивление противника на обоих берегах все возрастало. Первый эшелон флотилии, продвигавшийся единым фронтом с наступающими войсками, помогал взламывать вражескую оборону. Корабельная артиллерия выполняла заявки и правого и левого соседей, имея в боевых порядках стрелковых полков свои корпосты. Ниже Зегже река стала наконец глубже, корабли уже могли свободнее маневрировать, быстро менять огневые позиции.
На левом берегу, где мы взаимодействовали теперь с 96-м стрелковым корпусом генерал-майора Я. Д. Чанышева, оказался «крепким орешком» опорный пункт противника в приречном селении Коморница. Здесь впервые проверялась в жестоком бою рота берегового сопровождения капитана Старостина. Ей отводилась роль первого броска в десанте, высадка которого в ближайшем тылу противника производилась по заявке командования 70-й армии.Этот десант сложился не так, как его задумали. На рассвете 25 октября рота моряков ошибочно была высажена не за траншеями противника, а перед ними, иначе говоря — на приречном фланге своих же войск. Трагических последствий ошибка не имела — свои своих опознали вовремя. Наша рота — три взвода автоматчиков с минометной батареей — ощутимо усилила действующий здесь стрелковый полк. Однако десант уже не мог дать тех результатов, каких от него ждали. И случившееся нельзя было оправдать плохой видимостью на исходе непогожей ночи или тем, что готовился десант очень спешно, хотя и то и другое имело место. Командир высадки — а это был офицер решительный, но слишком самонадеянный — пренебрег прежде всего личной подготовкой к действиям в данных конкретных условиях, ну а мы, старшие, не проконтролировали. Еще раз подтвердилось: где-где, а уж в десанте нет так называемых мелочей.Бои под Коморницей затянулись на три дня. Гвардейские бронекатера Плёхова (его отряд снова действовал в первоначальном составе — корабли-ветераны, поврежденные в Белоруссии, вернулись в строй) еще дважды высаживали в этом районе армейские подразделения. Артиллерия кораблей непрерывно поддерживала атакующие части. 28 октября сопротивление врага было сломлено и его опорный пункт взят.Рота берегового сопровождения вернулась из полка, к которому вынужденно примкнула (в ошибке с высадкой морские пехотинцы повинны не были), заслужив похвалу и благодарность армейских командиров. По их отзывам, моряки капитана Старостина дрались геройски. Они не раз овладевали переходившей из рук в руки высотой, врывались и в саму Коморницу задолго до окончательного ее освобождения.В те же дни на правом берегу части 47-го стрелкового корпуса овладели Избицей и, отбивая контратаки противника, подошли к приречной крепости Дембе. Днепровцам хватало боевой работы и тут. Выполнением заявок сухопутного соседа были заняты плавбатареи и все корабли нашей 1-й бригады. В штабе флотилии уже прикидывали, когда первому эшелону может понадобиться подкрепление из второго.Однако последовал приказ командующего фронтом о переходе с 29 октября к жесткой обороне на сероцком плацдарме (а затем и в междуречье Западного Буга и Вислы). Много лет спустя я узнал из воспоминаний маршала Г. К. Жукова, что решение об этом было принято Ставкой по его настоянию, чтобы сберечь силы наших войск и дать им подготовиться к дальнейшему наступлению.Так поздней осенью 1944 года мы остановились перед самой Вислой.
Но боевые действия продолжались. Все корабельные огневые средства были включены в общий план использования артиллерии стоявших рядом армий. Наши корпосты по-прежнему находились в боевых порядках стрелковых полков. Плавбатареи и бронекатера изо дня в день вели огонь по заявкам армейцев, чаще всего — по целям в расположении эсэсовских дивизий «Викинг» и «Тотенкопф».До середины ноября на передовой линии оставались корабли бригады Лялько. Затем ее сменила, став первым эшелоном флотилии, бригада Митина. Временными базами кораблям служили недавние опорные пункты и крепости противника на Буго-Нареве, в том числе Сероцк и Зегже. Помогая войскам удерживать оборонительные рубежи, артиллерия обеих бригад уничтожила и подавила десятки вражеских артиллерийских и минометных батарей, вывела из строя больше двадцати танков и самоходок, разбила много дзотов.Многообразное взаимодействие с соседями включало в некоторых случаях и совместную разведку. С этим связан подвиг краснофлотца из зенитного артдивизиона комсомольца А. В. Новосельцева. Он вызвался пойти в группу разведчиков 176-й Краснознаменной стрелковой дивизии, имевшую задание доставить «языка» с определенного участка фронта и пополнявшуюся моряками-добровольцами. Взять «языка» — пулеметчика-эсэсовца — удалось именно Новосельцеву, но на пути к нашим окопам «язык» был убит, а тащивший его Новосельцев ранен. Моряк вместе с товарищами вернулся в расположение врага и сумел взять нового «языка» — капитана войск СС. Попав снова под минометный обстрел, Новосельцев получил еще одно, тяжелое ранение. Он передал пленного напарнику, а сам решил задержать преследовавших их гитлеровцев. И задержал — взрывом гранаты, при котором погиб...По приказанию комдива тело героя было вынесено из ничейной полосы (рядом с ним лежали четыре убитых гитлеровца). Комдив счел также своим долгом посмертно наградить моряка. Ценный «язык», о котором узнал командующий фронтом, был отправлен на его КП.После перехода к обороне производились перегруппировки войск, и у нас не раз менялись соседи. В ноябре по Буго-Нареву прошла разграничительная линия между 1-м и 2-м Белорусскими фронтами и флотилия оказалась на их стыке, оставаясь в оперативном подчинении 1-му Белорусскому. Но его теперь возглавлял Маршал Советского Союза Г. К. Жуков (а К. К. Рокоссовский стал командовать 2-м Белорусским фронтом). Предзимний ледоход и наступивший в середине декабря ледостав заставили отвести корабли в заранее присмотренные затоны на Буге. Плавбатареи, благодаря большой дальнобойности своих орудий, могли и оттуда поражать цели не только на переднем крае противника, но и дальше. В боевых действиях остальных кораблей наступила пауза. Ее использовали для ремонта, для боевой подготовки.Офицерский состав взялся за изучение по всем имевшимся материалам рек бассейна Одера. В том, что с Вислы пройдем и туда, не сомневался — после того как одолели бугские перекаты — никто. Беспокоило лишь, как бы не задержала зима: наступление в глубь Германии могло развернуться раньше, чем вскроются реки. Надеялись, однако, на то, что весны на западе ранние.
Глава шестая.
Берлинское направление
Курс — на реки Германии... Никто еще не предупреждал нас о предстоящем наступлении, не ставил флотилии связанных с ним задач, а подготовка к нему в первые дни нового, 1945 года становилась в прифронтовой полосе все заметнее. К переднему краю подтягивались по ночам войска, артиллерия, танки. На нашем ФКП появлялись армейские командиры и предупреждали, что придется «немножко потеснить матросиков» — приказано временно разместить часть по соседству с зимовавшими на берегу корабельными командами. В густых лесах вырастали прикрытые еловыми ветками штабеля снарядов. По всему чувствовалось — для сокрушительного удара по врагу накапливается громадная сила.Наши плавбатареи, которые со своих зимних стоянок простреливали расположение противника на глубину до 10 километров, также получили по три боекомплекта. Корабли же могли возобновить активные боевые действия только после вскрытия рек.Где будет к тому времени фронт? На каких водных рубежах понадобится боевое содействие флотилии сухопутным войскам? Мы с Балакиревым и Колчиным прикидывали на картах возможные варианты использования наших сил. Оперативный простор виделся широчайший. Протяженность Одера только от Бреслау до Штеттина (ныне Вроцлав и Щецин) — многие сотни километров. И сотни же километров — путь по рекам и системе каналов от Вислы до Шпрее, к центру Германии. А днепровские корабли могли пригодиться также и в низовьях Вислы и даже в прибрежных водах Данцигской бухты — допускали мы и это.12 января я был вызван в Москву. Как гласила телеграмма начальника Главного морского штаба — для доклада наркому о состоянии флотилии и ее готовности к ведению дальнейших боевых действий. Адмирал Н. Г. Кузнецов принял меня 15 января. В прошлый раз я был у него с докладом в ноябре сорок третьего, когда Днепровскую флотилию, только что возрожденную, представлял ее передовой отряд, находившийся на колесах, в пути с Волги на Десну. Теперь она, насчитывающая более ста вымпелов, стояла в бассейне Вислы, готовая двинуться дальше. Наверное, нарком не мог не оглянуться мысленно на пройденное.— На Березине, на Припяти и под Варшавой, — сказал Николай Герасимович, — днепровцы воевали смело, напористо. Армейское командование действиями флотилии довольно, и это самая большая ей похвала.По ходу моего доклада Н. Г. Кузнецов задавал много вопросов о практике взаимодействия с сухопутными войсками. Когда я перешел к дальнейшим возможностям флотилии, он решительно подчеркнул:— Вашу передислокацию на реки Германии подтверждаю безоговорочно.У нас уже разрабатывалась директива Военного совета флотилии о действиях на этих реках, а также в низовьях Вислы, и нарком проявил к изложенным мною соображениям большой интерес. Ряд вопросов предстояло решать или выяснять в управлениях. Нарком приказал после этого, перед отъездом, еще раз явиться к нему.На следующее утро я узнал, что наши войска перешли в наступление. Началась Висло-Одерская операция 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов, явившаяся как бы могучим запевом зимнего наступления Красной Армии на гигантском фронте от Балтики до Карпат.События развивались стремительно. 17 января была освобождена Варшава. Включение в активные боевые действия нашей флотилии не зависело от того, где находится командующий. То, что она могла сделать своей артиллерией, я знал, сделают и без меня (цели плавбатареям были назначены заблаговременно, все расчеты произведены, репера пристреляны). Но сидеть в такое время вдали от флотилии было тягостно, и я старался поскорее закончить московские дела.Начальник Главного морского штаба вице-адмирал В. А. Алафузов согласился с нашим предложением о создании на флотилии 3-й бригады кораблей на основе отдельного дивизиона, стоящего пока в Пинске. Выяснялась возможность перебросить к нам в качестве артиллерийских кораблей несколько быстроходных десантных барж, поступавших по ленд-лизу. Очень детально вникал в наши дела и нужды начальник управления боевой подготовки вице-адмирал С. П. Ставицкий, давая добрые советы. Когда я поделился своими опасениями насчет того, что продвижение кораблей может задержать расчистка фарватеров, перекрытых взорванными мостами, Ставицкий заметил:— Думаю, где-то за этими взорванными мостами, на чистой воде, окажутся брошенные противником речные суда, хотя бы самоходные баржи, которые смогут на какое-то время вас выручить. Там, где пока нельзя провести корабли, перебрасывайте вперед экипажи и орудия, а боезапас к вашим калибрам найдется у армейцев. К такому варианту тоже надо готовиться.
Беседы со старшими флотскими начальниками, естественно, не могли охватить всего, что потребовалось от флотилии в наступавшие последние месяцы войны. Но с предельной отчетливостью входило в сознание, что воевать нам выпадает там, где мера ответственности особая. На это настроил и заключительный разговор в кабинете наркома.— Какие перед вами открываются оперативные перспективы, вы понимаете, — говорил Николай Герасимович Кузнецов. — Но помните и о том, какая у флотилии миссия. Очевидно, днепровцам первым из соединений Военно-Морского Флота предстоит вторгнуться в пределы Германии и, возможно, доведется принять участие в боях за Берлин. Подумайте только — за Берлин!.. Какова честь представлять в таком сражении наш флот. Не каждое столетие такое бывает...Чуть помолчав, народный комиссар добавил:— Вряд ли смогу быть в это время с вами... А жаль!..19 января я вернулся на флотилию. Корабли, как и неделю назад, стояли скованные льдом в затонах Западного Буга. Орудия плавбатарей уже умолкли. Балакирев доложил, что за два дня они выпустили по назначенным целям 3000 снарядов и, по отзывам армейцев, стреляли неплохо. Потом линия фронта, сдвигаясь на запад, вышла за пределы их дальнобойности.Флотилия сразу оказалась в тылу, и днепровцы очень это переживали, хотя и понимали — весну не подгонишь.До вскрытия Буга оставалось месяца полтора. Но готовить для кораблей первую базу на Висле было уже пора. Об этом думали и в Москве. Пришла телеграмма наркома, предписывавшая принять меры к развертыванию передовой операционной базы в только что очищенной от гитлеровцев крепости Модлин.Модлин, стоящий у впадения в Вислу Западного Буга, находился на разграничительной линии 1-го и 2-го Белорусских фронтов. Получалось, что наше выдвижение туда нужно согласовывать с двумя командующими. Маршалам Г. К. Жукову и К. К. Рокоссовскому были посланы соответствующие телеграммы. В телеграмме Рокоссовскому, с которым не раз обсуждались перспективы флотилии на завершающем этапе войны, я добавил несколько строк относительно возможных ее действий в низовьях Вислы и в районе Бреслау на Одере.Маршал Рокоссовский, сообщив, что возражений насчет Модлина не имеет, живо откликнулся на мои соображения о возможных районах боевого использования кораблей. Условия действий флотилии в полосе фронта, отмечал он, интересны и рассмотреть их желательно немедленно. Высказал маршал и такую мысль: в Берлин от Бреслау по Одеру путь прямой, но по Висле может оказаться ближе.Ответа маршала Жукова ждал с некоторым волнением. С его приходом в штабе 1-го Белорусского фронта почти все осталось по-прежнему. У меня давно сложились наилучшие служебные отношения с начальником штаба М. С. Малининым. Но как относится к флотилии, к ее выдвижению на Вислу и дальше новый командующий, я еще не знал. Запрос о базе в Модлине должен был это прояснить.Маршал Жуков ответил лаконично и определенно: «Разрешается».В Модлин был перенесен наш флагманский командный пункт. В казарменных зданиях во внутреннем дворе крепости, построенной в прошлом веке русскими военными инженерами, разместились штаб, политотдел и службы флотилии. Со стен Модлина мы увидели Вислу — замерзшую и оставшуюся здесь, в среднем ее течении, уже позади у наших наступающих войск.Днепровцам не довелось сражаться на Висле за Варшаву. Но боями за нее были и те, в которых флотилия участвовала осенью и в начале зимы севернее польской столицы, и члены экипажей всех действовавших там кораблей получили медаль «За освобождение Варшавы». Десятки днепровцев были удостоены также наград Польской Народной Республики.
* * *
Наступление советских войск развертывалось со всесокрушающей силой, в темпе, поражавшем всех. Рухнула вражеская оборона на Висле и за Вислой — последние рубежи, у которых гитлеровское командование еще надеялось остановить Красную Армию перед порогом фашистского рейха. 29 января войска 1-го Белорусского фронта пересекли довоенную границу Германии. К 3 февраля шесть армий фронта, преодолев за 20 дней до 500–600 километров, достигли правого берега Одера. На левом, западном его берегу был захвачен плацдарм напротив Кюстрина (ныне Костшин). В междуречье Вислы и Одера враг потерял десятки дивизий. От кюстринского плацдарма оставалось 60 километров до Берлина.Днепровцы восторженно встречали победные сводки Совинформбюро. Подготовка кораблей к плаванию и боям шла полным ходом. В штабе флотилии, где преобладала офицерская молодежь, горячо спорили, стараясь предугадать развитие событий, и о том, как сложится обстановка под Берлином, и о положении на Верхнем Одере, а также в низовьях Вислы. В принципе, на каждом из этих направлений могли пригодиться наши корабли. Вопрос был, однако, в том, удастся ли вовремя вывести их куда надо.Как известно, после Висло-Одерской операции еще потребовалась серьезная подготовка к завершающим сражениям. Необходимо было не только подтянуть отставшие при стремительном наступлении тылы и средства усиления, перебазировать на новые аэродромы авиацию, наладить коммуникации, но также и предупредить контрудары противника по флангам фронтов, резко выдвинувшихся вперед, разгромить угрожавшие этим флангам вражеские группировки. На берлинском направлении наступила в феврале оперативная пауза.Сколько она продлится и хватит ли времени выдвинуть корабли на новые водные рубежи, мы не знали. Но днепровцам надлежало быть готовыми помочь сухопутным войскам по любому из возможных вариантов боевого взаимодействия.Начальник гидроотдела капитан 2 ранга Н. Ф. Новоселов доложил Военному совету собранные им сведения о реках и каналах, лежавших на пути к Берлину. По этим предварительным данным, все они, кроме некоторых участков среднего течения Вислы, содержались у немцев в зарегулированном, то есть судоходном состоянии. Труднопреодолимых перекатов как будто не было нигде, но реки и каналы пересекались десятками мостов, многие из которых, если не все, вероятно, окажутся взорванными. Расчистка проходов на фарватерах, как и восстановление выведенных из строя шлюзов, могла занять немало времени. Все это должно было выясняться по мере продвижения наших войск.Мы зафиксировали мнение Военного совета, что боевые действия флотилии возможны одновременно в полосах трех наступающих фронтов: 1-го Белорусского — в среднем течении Одера с выходом на канал Гогенцоллернов, ведущий к Шпрее, 1-го Украинского — тоже на Одере, в районе Бреслау, и 2-го Белорусского — в низовьях Вислы и в прибрежных водах Данцигской бухты.Кораблей для этого у нас хватало (хотя иметь побольше бронекатеров или других артиллерийских кораблей было бы нелишне). На центральное, берлинское, направление мы намечали двинуть 1-ю Краснознаменную Бобруйскую бригаду, на Вислу — 2-ю Краснознаменную Лунинецкую бригаду, в верховья Одера — отдельный дивизион, преобразуемый в 3-ю бригаду (с подачей кораблей из Пинска в район Бреслау по железной дороге).
Предполагаемые районы развертывания бригад подлежали обследованию, как только станет возможным, рекогносцировочными группами. Их мы сформировали заблаговременно. Группу с самым ответственным заданием — проверить возможность прохода кораблей с Вислы на Одер для действий на берлинском направлении — возглавил начальник оперативного отдела капитан 2 ранга Е. С. Колчин, в ее составе были начальник гидроотдела Н. Ф. Новоселов, начинж И. Л. Белявский. В тот же день, когда наши войска вышли к Одеру у Кюстрина, группа направилась туда.Через шесть суток Колчин и его помощники доложили о результатах обследования. На водном пути из района Варшавы на Одер — по Висле, Бромбергскому каналу, рекам Нетце (Нотец) и Варте — они насчитали 48 взорванных мостов. А вместе с действующими переправами, не приспособленными для пропуска кораблей, нанесли на карту 75 препятствий, для преодоления которых требовались инженерные работы. Шлюзы на канале гитлеровцы не взорвали — то ли не успели, то ли еще надеялись сюда вернуться.По подсчетам Белявского, два саперных батальона, если их теперь же выделит фронт, могли бы справиться с расчисткой всей трассы к вскрытию Буга и Вислы (уточненный прогноз обещал это к 10–15 марта). На переход кораблей, учитывая шлюзование и другие неизбежные задержки, следовало планировать 20–25 дней. Получалось, что выйти к Кюстрину флотилия могла бы 7–15 апреля.Эти цифровые выкладки были изложены в донесении маршалу Г. К. Жукову. Не зная, как планируется дальнейшее наступление, трудно было даже гадать, что решит командующий фронтом. Военный совет допускал, что нам могут сказать: в апреле флотилия на Одере уже никому не понадобится и потому нет необходимости занимать сейчас инженерные части расчисткой каналов и рек.Тем временем в порядок дня встала новая задача. Около 10 февраля Одер в среднем течении — за сотни километров от нашей зимней стоянки на Буге — уже начал очищаться ото льда. И сразу же воздушная разведка обнаружила между Кюстрином и Штеттином какие-то суда, которые были предположительно классифицированы как речные боевые корабли противника. Начальник штаба фронта сообщил об этом нам.До тех пор у нас не было сведений о существовании на Одере немецкой военной флотилии. Однако нельзя было исключить, что гитлеровцы за последнее время создали там какие-то корабельные формирования, вооружив гражданские речные суда или использовав десантные баржи вроде тех, какие они посылали в прибрежные районы Черного моря. Такие баржи с сильной артиллерией вполне могли действовать и на большой реке.Командование фронта в данном случае ничего от нас не требовало. Но если на Одере, ставшем на какое-то время передним краем, действовали вражеские корабли, надо было сделать все, чтобы для борьбы с ними там побыстрее появились наши корабли. Сразу вспомнился разговор в Москве с вице-адмиралом Ставицким, предвидевшим, что на реках, куда еще не успеют выйти соединения флотилии, целесообразно использовать трофейные плавсредства. Искать их теперь, очевидно, имело смысл на Варте — притоке Одера, тоже уже очищавшемся ото льда.Наркому ВМФ была послана телеграмма с просьбой санкционировать формирование в составе флотилии отдельного дивизиона канонерских лодок из трофейных судов. Офицер штаба, ответственный за организацию дивизиона, капитан 3 ранга А. И. Усынин подобрал в затонах Варты четыре дизельные баржи, которые были пригодны для установки на них — по два на каждой — 85-миллиметровых орудий нашего зенитного артдивизиона, способных бить не только по воздушным целям.Командиром дивизиона был назначен И. М. Плёхов, теперь уже капитан-лейтенант, командовавший до этого отрядом бронекатеров. Артиллерист плёховского отряда старший лейтенант С. П. Хватов стал у него начальником штаба и одновременно — флагартом. Командирами канлодок назначались лейтенанты, передавшие в соответствии с новыми штатами свои бронекатера старшинам. Головную канлодку принял отличившийся во многих боях лейтенант С. И. Малов. Машинные команды и рулевых-сигнальщиков подобрали с разных кораблей.Усыпин и Плёхов уложились в жесткий срок, данный им на переоборудование трофейных барж и подготовку дивизиона к боевым действиям. Канлодки, стоявшие в районе Ландсберга, после проверки штабом флотилии подняли 12 марта советский Военно-морской флаг. Они получили названия родных или памятных нам рек: «Припять», «Печора», «Донец», «Нарев».К тому времени выяснилось, что донесения воздушной разведки о немецких военных кораблях на Одере были ошибочными. Но новый дивизион артиллерийских кораблей мы сформировали не напрасно.
Выходим на ОдерВернемся, однако, на месяц назад.13 февраля начальник штаба фронта сообщил, что маршал Г. К. Жуков приказал начальнику инженерных войск обеспечить к началу ледохода на Висле возможность прохода кораблей флотилии по всему водному пути до Одера. Надо ли говорить, как обрадовало всех нас такое известие! Распоряжение командующего фронтом проясняло наши перспективы на берлинском направлении. Оно означало, что к решающим боям за Берлин днепровцы могут и должны поспеть. И что маршал Жуков считает это нужным.Пришло время подписать давно уже подготовленную директиву Военного совета «О перенесении боевой деятельности Краснознаменной Днепровской флотилии на территорию Германии». Директива предназначалась для командиров бригад и дивизионов. Она ориентировала в особенностях обстановки, определяла вероятные боевые задачи, к которым следовало быть готовыми, и возможные формы взаимодействия с наступающими войсками фронта на территории противника.Командованию флотилии пора было осмотреть вслед за рекогносцировочной группой всю трассу предстоящего перехода кораблей, иметь ясное представление о каждом ее участке. Вместе со мной и членом Военного совета отправились к Одеру знакомые уже с этим маршрутом Белявский и Новоселов, а также начальник ВОСО Кобылинский. Для связи с ФКП, где старшим оставался начштаба Балакирев, взяли о собой рацию, установленную на автомашине.До Бромберга (ныне польский город Быдгощ) ехали берегом Вислы, потом повернули на запад, двигаясь вдоль канала, соединяющего бассейны Вислы и Одера. По мокрым от февральской слякоти дорогам, по которым теперь следовали подкрепления наступающим войскам, двигался нам навстречу пестрый, оттесняемый на обочины поток людей. Кто шел пешком, кто ехал на чем мог. Слышалась речь то польская, то русская. Это возвращались домой те, кого оккупанты угнали в фашистское рабство. А сколько их еще ждало освобождения там, за Одером!..Бросались в глаза скопления, завалы брошенной гитлеровцами техники — где разбитой и искореженной, где совсем целой на вид. В городке Солец, еще не доезжая Бромберга, у приземистого складского здания привлекли внимание конусообразные ящики, напоминавшие что-то знакомое, связанное с флотом. Остановили машину, подошли. Надпись на ящиках «Научные сельскохозяйственные приборы» явно была маскировкой. Вскрыли один — так и есть! Ящики содержали гирокомпасы известной фирмы «Аншютц» для подводных лодок. Каждые два ящика — комплект для одного корабля. На складе и около него насчитали ровно сто ящиков — ценнейшее навигационное оборудование для пятидесяти подлодок! Должно быть, гирокомпасы отправлялись отсюда на верфи Данцига (Гданьск) или Эльбинга (Эльблонг).Находка была такой, что я решил донести о ней через нашу походную рацию Наркому ВМФ. Из Модлина был вызван караул для охраны склада.А в Бромберге, в здании учреждения, ведавшего перевозками по каналу, обнаружили полезную для нас документацию об устройстве канала, о водном режиме связанных с ним рек.
За два дня обследовали все шлюзы, не переставая удивляться их исправности. Действовал и гидравлический судоподъемник, построенный, взамен старого пятиступенчатого шлюза и считавшийся крупнейшим гидротехническим сооружением довоенной Германии. Найдя какой-то катерок, мы ввели его в громадное стальное «корыто», вмещавшее суда общим водоизмещением до четырех тысяч тонн, и Исаак Львович Белявский, став к пульту управления, за несколько минут поднял нас на 120-метровую высоту.То, что отступавшие гитлеровцы не успели вывести из строя судопропускные устройства канала или не получили санкций на это от своего начальства, было большой удачей для нас. Благополучно обстояло дело и с глубинами: промеры показывали, что они достаточны для всех кораблей флотилии.Но в той поездке я собственными глазами увидел сорок восемь взорванных мостов и почти три десятка действующих переправ, не рассчитанных на пропуск кораблей. И особенно остро почувствовал, насколько зависим мы от разворотливости армейских саперов. А они к работе на канале и реках еще не приступали — видно, имели еще более спешные дела...О результатах своей рекогносцировки водного пути на Одер я доложил 23 февраля в Бринбауме начальнику штаба фронта. М. С. Малинин заверил, что у начальника инженерных войск генерал-полковника инженерных войск А. И. Прошлякова саперов достаточно, и направил меня к нему для согласования практических вопросов.Генерал-полковник Малинин вручил мне письменное боевое распоряжение на передислокацию флотилии с началом ледохода в район Кюстрина. Это касалось теперь как 1-й, так и 2-й бригады кораблей.Особый разговор был об отдельном дивизионе (будущая 3-я бригада). Его корабли, которые пока вырубались изо льда и ставились на кильблоки на берегу Пины, с самого начала намечалось использовать в полосе 1-го Украинского фронта — в районе Бреслау и ниже по Одеру, а возможно, также и на впадающей в Одер реке Нейсе. Но невдалеке от ее устья (уже в полосе 1-го Белорусского фронта) начинался 90-километровый канал Одер — Шпрее, и теперь Малинин высказал мысль, что там силы флотилии могут оказаться нужнее, чем где-либо еще. Однако перебрасывать корабли на это направление, он считал, еще рано. И я получил указание готовиться к отправке эшелонов из Пинска сперва в Познань, с тем чтобы место спуска кораблей на воду определить потом. (Городом и крепостью Познань, где упорно сопротивлялся окруженный фашистский гарнизон, войска фронта овладели как раз в тот день, когда мы находились в Бринбауме.)В Модлин возвращались уже ненадолго. Еще во время обследования Нетце и Варты Балакирев сообщил о поступившем от фронтового командования распоряжении перенести ФКП флотилии на территорию Германии, дислоцировав его не далее ста километров от штаба 1-го Белорусского фронта. Для размещения ФКП до выхода кораблей на Одер выбрали городок Дризен, в 80 километрах от Кюстрина и устья Варты.Знакомясь с районом Дризена, мы сделали довольно любопытное открытие. Вблизи городка над рекой и над всей ее поймой возвышались какие-то сооружения, похожие на опоры моста. На лодке добрались до одной из опор. И тогда увидели врезанную в бетон бронированную дверь и амбразуры. Похоже, это был дот. А между «быками» обнаружили квадратные щиты. Белявский первым догадался: «Это же сегментные затворы плотины!» Потом Новоселов раздобыл трофейные документы, из которых явствовало, что закрытие затворов плотины подняло бы уровень Варты на три метра, в результате чего один берег затоплялся на два километра, а другой на десять. Вот какими были гитлеровцы. Собирались брать Москву и Лондон, а в ста с небольшим километрах от Берлина готовились затоплять немецкую землю... Однако что-то, видно, помешало.
* * *
До вскрытия Западного Буга оставалось не более трех недель. Подготовленность экипажей 1-й и 2-й бригад к боевым действиям сомнений не вызывала. Мы заботились, чтобы за зимнюю стоянку, хоть и недолгую, не утратили навыков прежде всего огневики. Был оборудован учебный артиллерийско-минометный полигон. Много внимания уделялось огневой подготовке командиров бронекатеров — старшин по званию, командовавших до того сторожевыми катерами и тральщиками.Радовала активность офицеров на занятиях, посвящаемых опыту действий на Березине, Припяти и Буге. Разбирались как удачи, так и ошибки, промахи, не обходя и допущенные командованием бригад, штабом флотилии. В Военном совете было единое мнение, что нужен именно такой подход к собственному опыту — непредвзятый, без замазывания недостатков.О том, к чему обязывает переразвертывание на реки Германии, шла речь на партийных и комсомольских собраниях. На них выступали член Военного совета П. В. Боярченко, начальник политотдела В. И. Семин и я. Замечательный боевой настрой матросских коллективов прибавлял уверенности и нам.В политико-воспитательной работе вставали в порядок дня новые задачи. С перенесением действий флотилии на территорию противника еще больше значила политическая бдительность, готовность ко всяким неожиданностям. И в то же время советские воины были призваны гуманно, великодушно отнестись к мирным жителям Германии, помнить, что Красная Армия несет немецким трудящимся освобождение от фашистской чумы.На малых кораблях люди наперечет, и исход боя может зависеть от любого члена экипажа. В политработе на флотилии всегда соблюдалось правило доходить до каждого человека, а уж теперь — тем более. Как обычно перед трудными боями, непосредственно на кораблях работали все политотдельцы бригад и флотилии.Из молодых политработников — они составляли у нас большинство — успели заслужить высокий авторитет заместитель начальника политотдела 2-й бригады капитан-лейтенант В. В. Шеляг (прервавший с началом войны учебу на первом курсе Военно-политической академии имени В. И. Ленина) и пропагандист политотдела флотилии старший лейтенант В. И. Ачкасов. Василий Васильевич Шеляг впоследствии стал контр-адмиралом, долгие годы занимал ответственные должности в Главном политуправлении и Военно-политической академии, ныне доктор философских наук, профессор. Доктор исторических наук капитан 1 ранга Василий Иванович Ачкасов — видный военный историк.Гораздо больше, чем бригады, уже испытанные в боях, заботил командование флотилии отдельный дивизион, зимовавший в Пинске. Почти не уступая бригадам по числу кораблей, он даже превосходил любую из них по огневой силе, насчитывая 16 бронекатеров, в том числе отряд новейших двухбашенных, три плавбатареи. Но большинство этих кораблей вошло в строй уже после освобождения Пинска и в боях еще не участвовало.Командиром дивизиона был капитан-лейтенант Н. М. Лупачев, офицер, заслуживший повышение смелыми действиями на Припяти, начальником штаба — старший лейтенант Н. М. Попов, еще более молодой офицер, а заместителем командира по политчасти — капитан 3 ранга И. Н. Завернин, ветеран флотилии. Они энергично готовили дивизион к боевым действиям и переброске кораблей в новый район. В помощь им штаб флотилии откомандировал флагманских специалистов, в том числе флагмеха С. Г. Ионова, флагарта Н. И. Солейникова, начальника связи Ф. И. Мальца (подполковник Федор Иванович Малец, знакомый читателю по дунайской главе, был назначен на Днепровскую флотилию после того, как В. А. Баранова перевели в наркомат).
Съездили в Пинск и мы с членом Военного совета. Дивизион Лупачева, начинавший уже грузиться на платформы, прошел инспекторскую проверку. На кораблях, еще не поднятых на берег, провели стрельбы. Видно было, что за короткий срок сделано немало. А испытание боем ждало на Одере.Весна уже давала о себе знать и в устье Буга. Еще 1 марта была отмечена подвижка льда на Висле в районе Варшавы. Оперативная группа штаба во главе с капитаном 1 ранга Балакиревым отбыла в Дризен развертывать там ФКП. Расчистка проходов для кораблей на почти 300-километровом пути от Бромберга до Кюстрина постепенно продвигалась.Наверстывая опоздание, командование инженерных войск фронта направило на трассу более 1200 саперов и военных строителей. Основные работы, в том числе и на Висле, производились частями 27-го управления оборонительного строительства резерва Верховного Главнокомандования под руководством главного инженера управления А. И. Краснобаева.К середине марта окончательно решилось, что корабли, перебрасываемые из Пинска, будут действовать на Одере в районе Фюрстенберга, а затем выдвигаться на канал Одер — Шпрее. Белявский и Кобылинский, выбиравшие место спуска кораблей на воду, предложили маленький речной порт Одерек в нескольких десятках километров от устья Нейсе. Съездив туда, я удостоверился, что затон у Одерека пригоден для первоначальной стоянки кораблей, прибрежные заросли обеспечивали их маскировку.Через Познань, где составы переводились на другую колею, корабли Лупачева, снабженные всем необходимым для боевых действий, двинулись тремя эшелонами к Одеру. А из Ландсберга пошли к Кюстрину только что поднявшие флаг канонерские лодки Плёхова.Для бригад, зимовавших на Буге, командующий фронтом назначил срок сосредоточения в районе Кюстрина — 10 апреля. Единственным, что могло задержать их выход, были двигатели. Моторы с 40 бронекатеров и сторожевых катеров, изношенные форсированной работой на мелководье, пришлось отправить в декабре на капитальный ремонт. И лишь в первых числах марта они были возвращены отремонтированными. Устанавливая моторы, моряки сутками не выходили из корабельных отсеков. За два дня до того, как ледовая обстановка позволила начать переход, флагманский механик доложил, что двигатели на всех кораблях опробованы.Вечером 17 марта капитан 1 ранга Лялько получил приказание с утра выводить свою бригаду из затонов. Днем позже должна была выходить 2-я бригада. Лед на Буго-Нареве стал рыхлым, неопасным для корабельных корпусов, а Висла ниже Варшавы уже очистилась.Однако еще до выхода на Вислу перед кораблями возникло новое серьезное препятствие. И надо признаться — непредвиденное.
* * *
До той поры все наши навигационные затруднения на Западном Буге были связаны с его маловодностью. Прогнозы не предвещали значительного подъема воды и ранней весной. Поэтому не вызывало опасений то, что в низовьях Буго-Нарева, у Нового Двура, где гитлеровцы взорвали большой железнодорожный мост, появился спешно построенный новый. Запас высоты под этим временным мостом представлялся достаточным для прохода кораблей.Но весна нагрянула дружная, довольно обильные в тот год снега растаяли прямо на глазах. И с началом ледохода вода стала быстро прибывать. За считанные часы, пока корабли шли среди льда до Нового Двура, уровень ее поднялся очень заметно.Комбриг Лялько, шедший на головном бронекатере, опытным глазом определил: под мостом уже вряд ли пройдешь. Движение бригады было приостановлено. Измерения, произведенные с катера-»малыша», показали, что от поверхности воды до мостовых балок — 265 сантиметров. А надстройки бронекатера поднимаются над водой на 273. Между тем вода продолжала прибывать. Не могли пройти под мостом и плавбатареи.Посоветовались с армейскими инженерами, ведавшими эксплуатацией моста. Первой мыслью было — нельзя ли разобрать пролет над фарватером? На проводку обеих бригад хватило бы двух часов. Инженеры отвечали, что разобрать, конечно, можно, если будет приказ. Но такой приказ вряд ли дадут: разборка и сборка займут около суток, а по мосту, сами видите, идут состав за составом...Мост, расположенный в тыловом районе двух фронтов, имел большое значение для них обоих. Я поспешил на ФКП в Дризен, к прямым каналам связи. С кораблями, остановленными выше Нового Двура, находились член Военного совета Боярченко и начальник штаба Балакирев. Как выяснилось, вывести из действия на сутки новодвурский мост не мог своею властью даже командующий фронтом — перевозки по нему контролировались Генеральным штабом. Надежды на то, что развести мост разрешат, становилось все меньше. Да и нельзя было ждать. Паводок на Висле, пока только начинавшийся, мог создать новые осложнения. А продолжавшийся подъем воды в Буго-Нареве все сокращал просвет между поверхностью реки и мостовыми конструкциями.Выход из положения искали общими усилиями. Убрать корабельные надстройки, демонтировать боевые рубки, орудийные и пулеметные башни? Нет, это не годилось. Потребовался бы чуть не месяц, чтобы потом снова все смонтировать. Оставалось другое — предельно увеличить осадку кораблей.
Ветераны Сталинграда помнили, как бронекатера, снабжавшие армию Чуйкова, принимали на борт столько боеприпасов, что погружались по иллюминаторы, и ни один не перевернулся, пересекая Волгу. Теперь проще всего было бы притопить корабли, приняв водяной балласт. Однако механики опасались, что в корпусах, ослабленных заделанными пробоинами, не выдержат переборки и вода зальет моторы. Другим возможным балластом был речной песок. Лялько категорически возражал против засыпки его без мешков — потом не отчистишь отсеки, песчинки попадут в механизмы. Но интенданты доставили несколько сот мешков, и загрузка кораблей началась.А сперва проверили на одном из бронекатеров, как будет он, осев по иллюминаторы, вести себя на неспокойной, вспученной паводком реке. И поняли: для надежности следует спаривать катера, как уже делали при переправе армии на Березине.Как ни увеличивали осадку, первая пара бронекатеров, буксируемая «малышом», прошла под мостом впритирку — зазор над рубками составлял около сантиметра. А подъем воды хоть и замедлился, но продолжался. На палубу каждого катера стали ставить по нескольку десятков матросов. Они руками упирались в мост, и это позволяло еще немного притопить корабль.Мешки набивали мокрым песком днем и ночью. Нужно было спешить, иначе все могло оказаться напрасным. В конце концов катера прошли мост. А на плавбатареях все-таки пришлось снимать и потом вновь устанавливать орудия.Весенний сюрприз Буга задержал, нас у Нового Двура до 27 марта. Зато дальнейший переход совершался быстрее ожидаемого. На канале действовали все шлюзы. Проходы через взорванные мосты были расчищены на совесть. Наши зенитчики и роты берегового сопровождения (к тому времени их было уже две) следовали за кораблями.К вечеру 6 апреля бригада Лялько сосредоточилась вблизи Кюстрина, в пяти километрах от линии фронта. Через сутки подошла бригада Митина. Переразвертывание обеих бригад на реки Германии удалось закончить, несмотря на все осложнения, за три дня до срока, установленного маршалом Жуковым.С Буга флотилия вышла в составе ста кораблей. Но на Одер пришло 94 вымпела. Шесть бронекатеров под командованием старшего лейтенанта А. А. Николаева, два из которых имели на вооружении эрэсы, проследовали дальше по Висле, держа курс в только что освобожденный Данциг. Теперь они по распоряжению Главморштаба вошли в состав Балтийского флота.С 9 апреля отряд бронекатеров старшего лейтенанта Николаева, оперативно подчиненный коменданту 161-го укрепрайона, поддерживал огнем сухопутные части в устье Вислы и на побережье Балтики. В последний день войны катерники высаживали десант для перехвата отходивших фашистских войск. С благодарностью за отличное выполнение боевых заданий отряд вернулся после победы в состав нашей флотилии.Ко времени выхода 1-й и 2-й бригад в район Кюстрина в Одерек прибыли и разгрузились два эшелона с кораблями отдельного дивизиона Лупачева. Последний эшелон ожидался через двое суток, и принимались меры, чтобы разгрузить его в течение одного дня.
Всего на Одере вместе с вступившими в строй канлодками сосредоточивалось более ста тридцати советских кораблей.«Вперед, на Берлин!»7 апреля меня вызвали на КП фронта. К командующему фронтом пошли вместе с генерал-полковником Малининым. Маршал Г. К. Жуков встретил приветливо:— Ну что, моряк, досталось кораблям? А все-таки доползли уже чуть не до Берлина!Начальник штаба фронта изложил основные положения проекта директивы, адресованной командующему Днепровской флотилией и командующим 5-й ударной, 8-й гвардейской и 33-й армиями. Для совместных действий с каждой из них мы должны были выделить по бригаде кораблей. Малинин подчеркнул, что нужно очень быстро согласовать порядок взаимодействия со всеми тремя армиями.Тут же вспомнили, что с 8-й гвардейской армией генерал-полковника В. И. Чуйкова, бывшей 62-й, многие наши корабли, входившие тогда в Волжскую флотилию, вместе воевали еще под Сталинградом.— Значит, старые знакомые, — сказал Георгий Константинович. — Это хорошо.Директива, тут же подписанная маршалом Г. К. Жуковым, окончательно определяла место флотилии в боях за Берлин.Из трех армий, с которыми нам предстояло взаимодействовать, две — 5-я ударная и 8-я гвардейская — входили в главную ударную группировку фронта, которой предстояло наступать с кюстринского плацдарма, и, таким образом, к ней подключались две бригады днепровских кораблей. 33-я армия, для содействия которой предназначалась наша 3-я бригада (отдельный дивизион Лупачева во фронтовых оперативных документах стал именоваться бригадой еще до того, как это узаконил приказ Наркома ВМФ), наносила вспомогательный удар на левом фланге фронта.Директива командующего фронтом выделяла среди боевых задач флотилии содействие переправам наступающих войск и прикрытие этих переправ, в том числе от нападения речных кораблей противника и от мин. Сведения о присутствии в бассейне Одера немецких военных кораблей пока не подтверждались, однако гитлеровцы, мобилизуя все свои ресурсы, могли вооружить и какие-то речные суда, как могли ввести в действие и мины любого типа.В директиве оговаривалось, что задачи, которые будут ставить бригадам кораблей командармы, должны согласовываться с командующим флотилией. Смысл тут был в том, чтобы общевойсковой начальник, недостаточно знакомый с возможностями кораблей, не потребовал невыполнимого. Начальник тыла и начальник инженерных войск фронта обязывались содействовать флотилии при проходе через мосты и временные переправы. На водных путях, ведущих к Берлину, предвиделось много препятствий. Но переправы, связывавшие правый берег Одера с кюстринским плацдармом, с самого начала по распоряжению, отданному генерал-полковником Малининым еще в феврале, строились «горбатыми» с расчетом на пропуск кораблей.
Итак, Днепровская флотилия должна была поддерживать одновременно три наступающие армии. Мне требовалось побывать у каждого командарма. И хотелось представить им командиров корабельных бригад.Правда, к командарму 5-й ударной генерал-полковнику Н. Э. Берзарину пришлось поехать без капитана 1 ранга Лялько, бригада которого выделялась для содействия этой армии: в тот день, 8 апреля, Степан Максимович выводил свои корабли к линии фронта.Николай Эрастович Берзарин, очень общительный, темпераментный, молодой для своего поста и звания (ему было едва за сорок, хотя курчавая его голова успела поседеть), увлеченно рассказал о боевой задаче армии: ей планировалось овладеть в Берлине районом правительственных кварталов, в том числе имперской канцелярией. Разговор шел у цветного крупномасштабного плана Берлина. В полосе наступления армии было много голубых пятен и линий — озера, протоки, извилины Шпрее.— Берега Шпрее в черте города одеты в бетон, высота стенок до пяти метров, мостов мало, — говорил Берзарин. — Понтонными средствами тут обойтись трудно, нужны более активные способы форсирования. Чем можете помочь?Я охарактеризовал корабли, составляющие бригаду Лялько. Командарм сразу заинтересовался полуглиссерами.— Говорите, скорость до тридцати пяти километров, есть пулемет и может брать по десять — двенадцать бойцов?.. А габариты корабля какие, сколько весит?Узнав, что вес полуглиссера 1,2 тонны, длина 7 метров, а ширина 170 сантиметров, он оживился:— Постойте, постойте! А их нельзя погрузить на автомашины? Скажем, на «студебеккеры»? — И тут же позвонил начальнику бронетанкового отдела. Выслушав его, обернулся ко мне: — Говорит, что можно! Сколько их в бригаде? Ну что ж, так и запишем в боевое задание!..Так зарождался замысел, осуществление которого помогло советским войскам быстрее продвинуться к центру фашистской столицы.У командующего 8-й гвардейской армией генерал-полковника В. И. Чуйкова (его КП, как и КП Берзарина, располагался за Одером, на левом крыле кюстринского плацдарма) были в тот же день с командиром 2-й бригады Митиным. Василий Иванович держался просто, вспоминал Сталинград.— Там я просил корабельного огонька у «Волги». А тут какой у вас позывной? «Одер»?— «Днепр», — ответил я. На КП 8-й гвардейской мы застали командующего артиллерией армии генерал-лейтенанта Н. М. Пожарского, с которым тут же договорились о порядке включения кораблей в общую систему огня. Капитан 2 ранга Митин остался в штабе дорабатывать с операторами проект приказа о боевой задаче его бригады.А я отправился в 33-ю армию, в район Гроссена, недалеко от Франкфурта-на-Одере. По пути заехал в Одерек за Н. М. Лупачевым.Николай Михайлович, только что ставший капитаном 3 ранга, конфузился оттого, что армейцы считают его командиром бригады, тогда как приказа о преобразовании еще нет. Его вообще смущало повышение в должности, хотя оно мало что меняло в его положении, — такой уж был у Лупачева характер. В боевой обстановке смел и тверд, рост и сложение богатырские, голос не заглушить и пушкой, а вот иметь больше служебных прав не стремился.
Командующий 33-й армией генерал-полковник В. Д. Цветаев принял нас вместе с членом Военного совета армии генерал-майором Р. П. Бабийчуком. Командарм сказал, что поддержке речной бригадой рад, тем более что тут, на фланге фронта, сил не так много, как на центральном участке.Докладывая о составе и возможностях соединения Лупачева, я упомянул, что оно хоть и самое молодое у нас, но по числу стволов сейчас самое сильное. Бронекатеров почти столько, сколько в двух других бригадах, вместе взятых, есть дальнобойные плавбатареи, а также дивизион канлодок — переоборудованных трофейных барж.Один такой дивизион под командованием капитан-лейтенанта Плёхова пополнил бригаду Митина. А это был уже второй: еще четыре немецкие баржи вооружили 100-миллиметровыми морскими орудиями, предназначавшимися для новых плавбатареи, понтоны к которым где-то задержались и опаздывали. Дивизион вверили смелому и энергичному капитану 3 ранга Зинину — на командной должности он мог себя показать (и действительно показал) лучше, чем на штабной.Дальнобойность плавбатареи и орудий канлодок, а также вооружение минометных катеров генерал-полковник оценил. В штабе армии, сказал он, продумают, как лучше использовать эту огневую силу. Понравилось Цветаеву и то, что бригаде кораблей, взаимодействующей с армией, мы придаем всю нашу морскую пехоту — две роты берегового сопровождения, насчитывавшие 600 активных штыков и имевшие пулеметные и минометные подразделения. Весь следующий день Военный совет флотилии, офицеры штаба и политотдела провели на кораблях 1-й и 2-й бригад. Флагманские специалисты еще раз проверяли, каждый по своей части, состояние техники, знание личным составом обязанностей. Мне и Боярченко надо было поговорить с командирами дивизионов, отрядов, а особо — с командирами бронекатеров — старшинами, сменившими лейтенантов. После проверок их подготовленности хотелось почувствовать, как они настроены, насколько уверены в себе.С выходом на огневые позиции у кюстринского плацдарма корабли переводились на боевую готовность номер один. Наверное, это понятие, всегда многозначащее, теперь с бóльшим, чем когда-либо, правом могло быть отнесено и к состоянию самих людей. Все настроили себя, внутренне мобилизовались на последнюю, решительную битву подходившей к концу войны. Никто еще точно не знал, когда начнется эта битва, но все понимали — теперь уже очень скоро.Думалось о том, что еще надо сделать до неизвестного пока «Ч» — дня и часа начала наступления. И о том, кому из командиров, встречающих этот час в новых должностях, с иными, чем прежде, обязанностями, необходимо уделить больше внимания.А перестановки в командных кадрах после прошлой кампании произошли немалые. Были они не только на бронекатерах, но и на сторожевых катерах и тральщиках. Да и в звене отрядов и дивизионов.Еще при форсировании бугских перекатов получил тяжелейшую травму и надолго выбыл из строя капитан 3 ранга Александр Иванович Песков. В командование гвардейским дивизионом вступил капитан 3 ранга К. В. Максименко, возглавлявший до этого дивизион плавбатарей. А свое прежнее «хозяйство» он передал капитану 3 ранга А. И. Кузнецову, начальнику отдела штаба флотилии, командовавшему раньше, на Волге канонерской лодкой. Хороший артиллерист, Кузнецов тяготел к практической командной работе и теперь нашел свое настоящее место. Так обстояло дело и с капитаном 3 ранга П. С. Зининым, принявшим, как уже говорилось, новый дивизион канлодок. Вместо него начальником штаба 1-й бригады кораблей стал сослуживец комбрига Лялько еще по Амуру капитан 3 ранга Г. С. Грецкий, занимавший такую же должность во 2-й бригаде. А во 2-ю бригаду был назначен сильный, как мы считали (в чем и не ошиблись), штабной работник и волевой офицер из морских пограничников капитан 3 ранга А. А. Комаров, возглавлявший прежде штаб бригады траления, а потом штаб нашей Киевской базы.В ходе наступления многое требуется безотлагательно решать на месте. Из командиров бригад был наиболее подготовлен к этому, конечно же, Степан Максимович Лялько. В Военном совете пришли к единому мнению, что начальнику штаба флотилии Балакиреву целесообразно находиться теперь в 3-й бригаде, помогая молодому комбригу Лупачеву (работу штаба в отсутствие Балакирева способен обеспечить опытнейший начопер Колчин), а мне — побольше быть во 2-й бригаде у Митина.Таким образом, боевое управление флотилией строилось на сей раз не совсем обычно. Но необычной была и одновременная поддержка тремя бригадами кораблей частей трех армий, одна из которых действовала на далеком фланге фронта.
12 апреля ФКП флотилии был перенесен на окраину прифронтового Кюстрина. К утру того же дня Лялько и Митин закончили выдвижение артиллерийских кораблей и плавбатарей на назначенные им огневые позиции. Бригады получили от командующих армиями боевые задачи, штабы установили контакт с сухопутными соседями. На передний край отправились наши корректировщики. На всех направлениях совместных действий с наземными войсками была развернута более разветвленная, чем когда-либо прежде, система связи. Бригады кораблей впервые имели взводы связи.Службы нашего тыла, возглавляемого полковником Степаном Никифоровичем Кузьмичем, вовремя обеспечили соединения всем необходимым, хотя снабжение шло издалека — из Пинска и Киева. Успели подтянуть и судоремонтные средства. Начальник техотдела инженер-капитан 3 ранга А. В. Вешняков, в ведении которого они находились, зарекомендовал себя еще в прошлогоднюю кампанию отличным организатором срочного «лечения» кораблей, получивших повреждения в боях.Выслушав мой краткий доклад по ВЧ о том, что развертывание сил флотилии у кюстринского плацдарма закончено, начальник штаба фронта М. С. Малинин поинтересовался, какое у моряков настроение.— С нетерпением ждем. — ответил я, — когда прикажете наступать!— Теперь уже недолго ждать, потерпите, — обнадежил Малинин. Тем временем «студебеккеры» увезли одиннадцать полуглиссеров — отряд лейтенанта Калинина — в район сосредоточения частей 9-го стрелкового корпуса генерал-майора И. П. Рослого, которому командарм 5-й ударной придал эти легкие корабли.Дивизион катеров-тральщиков 1-й бригады — об этом попросил командарм Берзарин — включился в наведение новых переправ: требовалось буксировать к ним мостовые конструкции. Работы велись днем и ночью, часто под бомбежками. Пятнадцать днепровцев, отличившихся здесь, первыми на флотилии за время Берлинской операции удостоились боевых наград еще до начала наступления. Начальник инженерных войск армии особо отметил действия экипажа старшины 1-й статьи Филиппа Вопилова. Его тральщик, хорошо помогая мостовикам, вдобавок сбил два фашистских самолета.Вновь побывав у Лупачева, я удостоверился, что он разворачивается энергично. Задачи у него были интересные: сначала — огневые, а затем — брать Фюрстенберг, прорываться в канал Одер — Шпрее... Перед наступлением, получив по телеграфу приказ из Москвы, я объявил капитану 3 ранга Лупачеву и его замполиту капитану 3 ранга Завернину, что их дивизион преобразован в 3-ю бригаду речных кораблей, а они стали соответственно комбригом и начальником политотдела.В дивизионах, отрядах, изготовившихся к бою, зачитывались обращения Военного совета фронта и Военного совета флотилии. Где-нибудь поблизости от позиций кораблей, замаскированных в прибрежных зарослях, моряки собирались на короткие митинги. Так бывало и на берегах Березины, Припяти, а теперь горячие матросские клятвы выполнить до конца свой воинский долг звучали у Одера. И всем хотелось повторить слова, ставшие нашим боевым девизом: «Днепровцы, вперед, на Берлин!»В каждом подразделении выступал кто-нибудь из восьми моряков, на форме которых недавно засияли Золотые Звезды Героев.7 марта 1945 года звание Героя Советского Союза было присвоено командиру нашего первого десантного отряда младшему лейтенанту Николаю Чалому — посмертно, а также заменившему его главному старшине Геннадию Попову и еще девяти морским пехотинцам — Владимиру Канарееву, Владимиру Кириллову, Леониду Куколевскому, Галляму Мурзаханову, Михаилу Пономареву, Николаю Сикорскому, Александру Столярову, Григорию Тулицыну и Александру Фирсову. Кириллову и Мурзаханову, уволенным по состоянию здоровья в запас, предстояло получить награды на родине. Остальные восемь моряков продолжали службу на флотилии — в ротах берегового сопровождения и в составе корпостов корабельных соединений, и незадолго до берлинской битвы я вручил им от имени Президиума Верховного Совета СССР ордена Ленина и Золотые Звезды.Газета флотилии «Красный днепровец» напомнила в те дни о подвигах героев, познакомила с их делами молодых моряков. И уже то, как встречали бывалых воинов на митингах перед новыми боями, говорило о воодушевляющей силе их примера.
* * *
14 апреля войска, развернутые на кюстринском плацдарме, начали разведку боем — одним усиленным батальоном от каждой дивизии первого эшелона, а на некоторых участках и более крупными силами. В связи с этим перед флотилией были поставлены дополнительные задачи. 8 бронекатеров 1-й бригады поддерживали огнем батальоны 9-го стрелкового корпуса армии Берзарина. В полосе армии Чуйкова бронекатера и канлодки 2-й бригады подавляли огневые точки противника, мешавшие продвижению батальонов 4-го гвардейского стрелкового корпуса.Вклиниваясь в первую полосу вражеской обороны, атакующие батальоны занимали более выгодные исходные позиции для решительного наступления.Разведка боем продолжалась и на следующий день. Части 9-го корпуса продвинулись местами на пять километров. Корабли, получая новые целеуказания, переносили огонь все дальше. Одновременно были пристреляны основные цели, назначенные днепровцам по плану артподготовки перед общей атакой пехоты. Корабли участвовали также в прикрытии переправ через Одер, где тоже хватало горячей боевой работы. Отряд катеров ПВО старшего лейтенанта Н. М. Вайтюляна (бывший командир оставшегося на Пине «Каманина») сбил за два дня 6 фашистских самолетов.К вечеру 15-го орудийная канонада стихла. Как стало потом известно, это сбило гитлеровцев с толку: они уже было решили, что наша крупномасштабная разведка боем перерастет без всякой паузы (так было в Висло-Одерской операции) в генеральное наступление, и стали выдвигать к переднему краю резервы, которые вскоре попали под огонь небывалой еще плотности и силы.У нас все чувствовали, что затишье предгрозовое и до начала наступления на Берлин остаются, очевидно, считанные часы. Я представлял, как должен быть занят в этот вечер начальник штаба фронта, и все же решился позвонить ему и попросить разрешения прибыть на три — пять минут. Генерал-полковник Малинин обычно безотказно принимал меня с такими краткими докладами, быстро решая возникшие вопросы, а попутно что-то советовал, в чем-то ориентировал.— Приезжайте, жду, — ответил Михаил Сергеевич. Через полчаса я был у знакомого уже, обвитого плющом домика на окраине маленького городка недалеко от Кюстрина. Адъютант сразу же пригласил к генерал-полковнику.Докладывал я предельно сжато, но Малинин стал спрашивать о разных деталях, и я понял — можно не так уж торопиться. Потом он сказал, что командармы и комкоры довольны первыми стрельбами моряков на Одере. Михаил Сергеевич был как-то подчеркнуто спокоен. Таким он становился, наперекор всем обстоятельствам, именно тогда, когда на фронте начинались важные события. Меня всегда восхищало его умение так организовать работу фронтового штаба, что в самые напряженные моменты дело шло будто само собой.Генерал-полковник дал указания, касавшиеся действий флотилии уже в ходе наступления, не назвав, однако, никаких сроков. Я встал, собираясь уходить, — пять минут истекли.— Погоди, Виссарионыч, — остановил меня Малинин. — На корабли еще успеешь. Людям и на войне когда-то нужно поговорить не только о срочных делах.Он поднялся из-за стола, прошелся по комнате и остановился у распахнутого окна — было уже тепло, как у нас в мае.— Весна пришла, — негромко заговорил Михаил Сергеевич. — И какая весна! Осталось шестьдесят километров до Берлина... А у меня все еще стоит перед глазами лето сорок первого, фронт под Смоленском, Ельня, потом бои под Москвой, Сталинград... До чего же было тяжело, как дьявольски силен был враг!..Малинин вспоминал, как в начале войны, еще в звании полковника, был начальником штаба мехкорпуса, как познакомился с назначенным командиром этого корпуса Рокоссовским... Они провоевали вместе, не разлучаясь, почти три с половиной года — до того как Рокоссовского перевели на 2-й Белорусский. Задумчиво глядя в окно, Михаил Сергеевич говорил и о более далеком — о двадцатых годах, о службе в знаменитой тогда Московской, Пролетарской дивизии. .. Усталое лицо его потеплело, исчезла обычная суховатость. Начальнику штаба фронта, известному неистощимой работоспособностью, волевому, подчас крутоватому, наверное, понадобилось чуть-чуть расслабиться, снять скрытое внешним спокойствием невероятное напряжение, которого потребовала подготовка грандиозной операции (и должно было вновь потребовать управление ею). А я, быть может, нечаянно оказался подходящим для него собеседником. Крупнейший армейский штабной работник, с которым мне доводилось соприкасаться по службе (после войны генерал армии М. С. Малинин стал первым заместителем начальника Генерального штаба), безгранично мною уважаемый, открывался для меня в тот вечер какой-то новой стороной своей недюжинной натуры.
Взглянув на часы, Малинин протянул мне руку и без всякого перехода, так, будто я уже знал, каким будет следующий день, сказал:— Надеюсь, ваши матросы завтра не подкачают.Затем он подвел меня к занимавшей всю стену карте, показал указкой перекресток двух дорог и распорядился:— Сегодня ночью, в четыре ноль-ноль, будьте вот тут. В машине не должно быть никого, кроме вас и водителя.Вопросов задавать не полагалось, но я догадался: это приглашение на НП фронтового командования.Вернувшись к себе на ФКП, я поочередно соединился с командирами всех трех бригад кораблей. Лялько, Митин и Лупачев подтвердили, что у них все «на товсь».С армиями, наносящими главный ударНочь на 16 апреля была безлунной, и Федор Нагорнов вел машину чуть не на ощупь. Миновав несколько КПП, прибыли с запасом в десять минут к указанному Малининым перекрестку и встали у обочины. Точно в четыре ноль-ноль рядом притормозили две машины. Из одной высунулся, подсветив фонариком, адъютант генерал-полковника. После обмена паролями раздалось негромкое «За нами!», и мы поехали дальше.Остановились среди густого леса. Углубляясь в него, прошли с автоматчиками охраны по узкой дорожке. Начальника штаба фронта встретила группа генералов, и все начали подниматься по крутой деревянной лестнице на вышку.Глаза уже привыкли к темноте. С площадки на самом верху угадываются очертания Одера. Передний край примерно в двух километрах. Дальше — сильно укрепленный рубеж Зееловских высот, вторая полоса немецкой обороны.Вокруг удивительно тихо. Только зуммерят время от времени телефоны. Малинин принимает последние доклады, коротко отвечает на них. Перед пятью часами смолкает и связь. Тишина становится абсолютной, давящей.В пять ноль-ноль по московскому времени (тут, под Берлином, стояла еще глубокая ночь) эту тягостную тишину взорвал оглушающий грохот. Я наблюдал уже немало артподготовок, но того, что разразилось теперь, пожалуй, не смог бы представить, если бы не видел и не слышал этого сам. Только армии Берзарина и Чуйкова имели 65 артполков и 12 артбригад, да еще минометные полки, гвардейские минометные части. Плотность артиллерии на направлении главного удара, который наносили четыре общевойсковые армии, превышала двести стволов на километр, а на участках прорыва приближалась к тремстам.Но и в этом громе тысяч орудий я вскоре стал различать знакомый голос наших дальнобойных плавбатарей — их позиции были невдалеке от фронтового НП. И оказалось, характерный голос морских орудий выделило не только мое, привычное к нему ухо.— Кто это тут бухает так гулко? — расслышал я вопрос Михаила Сергеевича Малинина.— Моряки стараются... — ответил, опередив меня, кто-то из находившихся на вышке артиллеристов.— Это те, что работают на Берзарина?— Так точно, на него.Артподготовка длилась всего 20 минут. За это время в полосе главной ударной группировки фронта было выпущено до полумиллиона снарядов и мин. А ночные бомбардировщики, проходившие над нами волна за волной, наносили удары по третьей и четвертой линиям траншей противника, по его артиллерийским позициям и расположению штабов. Оборона врага подавлялась на глубину шесть-семь километров, на некоторых участках — до десяти.Разрывы на вражеских позициях слились в море огня. Но и оно тускнело за поднявшейся стеной дыма и пыли. Когда был подан сигнал к атаке, на нашей стороне вспыхнули мощные зенитные прожекторы. Направленные теперь не в небо, а на передний край противника, они ослепляли еще уцелевших там гитлеровцев и освещали путь поднимавшимся из траншей советским солдатам. А перед ними покатился вперед вал артиллерийского огня. Картина была потрясающая... Потом установили, что артподготовка вывела из строя на разных участках от 30 до 70 процентов живой силы врага в первой и второй траншеях. На НП фронта доносили: местами наша пехота, поддерживаемая танками, смогла одним рывком, не встречая сильного сопротивления, продвинуться на полтора-два километра. Однако и такие удары, какие уже обрушились на оборону противника, не сломили ее до конца, и постепенно она оживала. В стереотрубу было видно, как там, где движутся наши войска, все гуще вспыхивают разрывы немецких снарядов и мин. В атаку на всех доступных обзору участках вводилось все больше наших танков. Бои за Одером разгорались жестокие, упорные.С вышки фронтового НП было видно многое, а доклады и распоряжения, которые я слышал, позволяли представить почти весь ход событий. Но оставаться на НП слишком долго я не мог и того, что происходило, когда стало совсем светло, уже не видел.Отпуская меня, Малинин сказал:— Морякам, вероятно, придется поработать на генерала Белова. Указания получите.61-я армия генерал-полковника П. А. Белова, с которой днепровцы взаимодействовали на Припяти и расстались после освобождения Пинска, находилась на правом фланге фронта. О совместных с нею действиях флотилии в Берлинской операции до того речи не было. Но само собой разумелось, что по ходу событий наши задачи могут и будут корректироваться.
* * *
Поддерживать огнем части 9-го корпуса армии Берзарина и 4-го гвардейского корпуса армии Чуйкова, помогая им взламывать оборону противника, наши корабли и плавбатареи смогли с позиций у кюстринского плацдарма в течение семи часов. Надежная связь с корректировщиками, находившимися в передовых подразделениях наступающих корпусов, позволяла быстро переносить огонь на новые цели.Но вот и эти цели оказались за пределами дальности огня корабельной артиллерии. На КП бригады Лялько позвонил командующий артиллерией 9-го корпуса П. М. Игнатьев. Он поблагодарил за точность и эффективность «флотского огонька». Высокую оценку действий корабельных артиллеристов командующий артиллерией подтвердил затем в письме Военному совету флотилии. На боевой счет пушкарей двух бригад кораблей занесли 17 уничтоженных и подавленных артиллерийских и минометных батарей противника и много других пораженных целей.По представлению командования корпуса были удостоены ордена Красного Знамени флагарт 1-й бригады капитан-лейтенант Н. И. Климец, командир корпоста бригады старший лейтенант А. Н. Телепаев (он корректировал огонь кораблей с переднего края с такой же виртуозностью, как в Пинске), помфлагарта бригады капитан 3 ранга Б. А. Молодцов, управлявший огнем плавбатарей и канлодок, и другие наши артиллеристы. В числе днепровцев, причастных к выполнению первых в Берлинской операции огневых задач, были Герои Советского Союза старшины Владимир Канареев и Николай Сикорский. Они вместе со старшиной Е. Слепневым и старшим краснофлотцем К. Авхадиевым наводили проводную связь между кораблями и корректировщиками и, отвечая за ее исправность, многократно сращивали под вражеским обстрелом перебитые провода. Так обеспечивалось устойчивое управление огнем кораблей.А катера ПВО старшего лейтенанта Вайтюляна продолжали вахту у переправ, по которым сплошным потоком двигались за Одер включаемые в наступление войска. Господство в воздухе было за нашей авиацией, но отдельные группы фашистских бомбардировщиков прорывались к переправам. Большинство их сбивали армейские зенитчики. Однако и наши катерники прибавили еще 16 вражеских самолетов к шести, уничтоженным за прошлые два дня.16 апреля начала боевые действия и бригада капитана 3 ранга Лупачева. Три плавбатарей, шестнадцать бронекатеров, четыре канонерские лодки и четыре минометных катера поддерживали с огневых позиций ниже устья Нейсе перешедшие в наступление части 33-й армии. На небольшом плацдарме на левом берегу Одера севернее Фюрстенберга, на высокой трубе электростанции, был развернут очень важный для бригады корректировочный пост.Лупачев вел бой вдалеке от остальных бригад флотилии. Но с ним находился наш начштаба Балакирев. В 3-ю бригаду отправился также и член Военного совета Боярченко. Там, на левом фланге фронта, действовало около трети всех наших кораблей. И канал Одер — Шпрее, начинающийся у Фюрстенберга, мог оказаться более верным путем к Берлину, чем канал Гогенцоллернов (Одер-Хавель), хотя бы уже потому, что пересекался меньшим количеством мостов. В штабе флотилии не раз спорили о том, какая бригада имеет больше шансов дойти до Шпрее или выйти на эту реку первой. Но нельзя было полагаться даже на самые свежие сведения о состоянии каналов: положение могло измениться не только за день, но и за час.Отнюдь не исключалось, что противник произведет на обоих каналах такие разрушения, которые сделают их непроходимыми надолго. Тогда часть кораблей, очевидно, могла бы, если понадобится, подняться по Одеру выше, в район Бреслау, еще находившегося в руках врага, а остальные (кроме отряда полуглиссеров, продвигавшихся к Шпрее о армией Берзарина) действовали бы на Нижнем Одере, в полосе 2-го Белорусского фронта. Связь с его штабом у нас не прерывалась.Вскоре подтвердилось, что именно о таком использовании основных сил Днепровской флотилии, если им нельзя будет двигаться к Берлину, думали старшие морские начальники. Мы получили телеграмму из Главного морского штаба, требовавшую безотлагательно изучить условия плавания в низовьях Одера, а также в районе Померанской бухты.
* * *
Вечером генерал-полковник Малинин позвонил по ВЧ:— Так вот о работе с Беловым. Прежде всего надо помочь ему форсировать Одер. Очевидно, потребуется и дальнейшее содействие. Связывайтесь с ним, договаривайтесь и действуйте. О пропуске кораблей через переправы указания будут даны.Двум бригадам, высвободившимся у кюстринского плацдарма, в любом случае предстояло начать следующим утром движение вниз по Одеру, и корабли были к этому готовы. Но теперь надо было идти уже не до канала Гогенцоллернов, а несколько дальше, к устью Альт-Одера (рукав Одера, пролегающий западнее и выглядящий как самостоятельная, довольно широкая река), на правый фланг 1-го Белорусского фронта. Таким образом, флотилия развертывалась на всю ширину его полосы, и требовалось внести коррективы в организацию боевого управления. Сохранив пока ФКП под Кюстрином, я приказал развернуть к утру ВПУ в Гюстебизе, на полпути к устью Альт-Одера.Задача на переход формулировалась как прорыв: на многих участках Одер оставался линией фронта — левый берег еще удерживался противником. Но больше всего осложнений вызвал все-таки проход через переправы, наведенные к нашим эаодерским плацдармам. Свободно пройти под «горбатыми» мостами мешал многим кораблям высокий уровень воды, а прервать движение войск не всегда позволяла боевая обстановка. Вдобавок переправы и подходы к ним подвергались налетам вражеской авиации, от которых надо было укрывать корабли, а при повреждениях мостов — ждать, пока саперы расчистят фарватер. Бригады продвигались без потерь, но невероятно медленно.Обогнав корабли, я приехал 18 апреля на КП 61-й армии у городка Редорф. Поздоровавшись, командарм П. А. Белов сказал:— Подавайте корабли как можно скорее.Я доложил, где находятся корабли и что их задерживает. А меня познакомили с положением на правом фланге фронта. 61-я армия перешла в наступление 17 апреля, и ее передовые отряды вели бои за Одером, где был захвачен небольшой плацдарм. Но на соседних участках закрепиться на левом берегу Одера пока не удавалось. Враг оказывал ожесточенное сопротивление, оборона одерского рубежа была усилена здесь полками фашистской морской пехоты. Армия Белова нуждалась в быстроходных и маневренных средствах форсирования широкой тут реки.Заверив, что мы делаем для этого все возможное, я был, однако, не в состоянии назвать точный срок подхода кораблей — не от нас он зависел. А обе бригады смогли дойти в назначенный район еще позже, чем можно было надеяться, — лишь к 22 апреля.За это время в ходе Берлинской операции произошло много больших событий. Еще 17 апреля 8-я гвардейская армия Чуйкова и 1-я гвардейская танковая армия Катукова овладели Зееловскими высотами. В битву за Берлин включились главные силы 1-го Украинского и 2-го Белорусского фронтов. Темпы продвижения войск на основных направлениях (сначала отстававшие от запланированных) нарастали. 21 апреля на центральном участке 1-го Белорусского фронта был прорван внешний оборонительный обвод Берлина и части трех армий, в том числе 5-й ударной Берзарина, ворвались на окраины города, завязали там уличные бои.Судьба фашистской столицы решалась, естественно, не на флангах фронта. Но Берлинская операция была битвой не за один город, а за полный, окончательный разгром гитлеровской Германии, и на направлениях вспомогательных ударов борьба, особенно вначале, шла тоже жестокая и упорная. Если бы корабли поспели на правый фланг быстрее, они смогли бы сделать для армии Белова больше. Однако работы морякам тут еще хватило, и наиболее активное содействие частям 61-й армии — в устье Альт-Одера и у канала Гогенцоллернов — потребовалось, когда Берлин был уже окружен.К боям в этом районе я вернусь. Сначала, думается, следует рассказать о том, что происходило раньше и ближе к Берлину.
Днепровцы на ШпрееГде бы ни находился в те дни, мысли то и дело обращались к маленькому подразделению флотилии — отряду полуглиссеров лейтенанта Калинина. Вот уж кто из днепровцев был в гуще самых главных событий, а затем и прямо на острив удара, направленного к центру Берлина!С отрядом Калинина, продвигавшимся на машинах в боевых порядках 9-го стрелкового корпуса, были посланы помначштаба 1-й бригады кораблей старший лейтенант В. П. Серегин и помначполитотдела бригады по комсомольской работе лейтенант Г. С. Суворов. Серегин, являвшийся также офицером связи флотилии при 5-й ударной армии, регулярно доносил о движении полуглиссеров.Раза два-три звонил по ВЧ командарм Берзарин, который после первой нашей встречи у него на КП разговаривал со мною как со старым знакомым:— Салют, адмирал! Ваш флот плывет со мною. Правда, пока по суше, но скоро спустим на воду.В районе расположенных под Берлином озер части 5-й ударной армии обошлись без кораблей, — оказалось, озера выгоднее обойти, чем форсировать. 22 апреля на моей рабочей карте значилось, что машины с катерами находятся в лесопарке Плантервальде у берлинского предместья Карлсхорст. Передовые части корпуса И. П. Рослого выходили тут к восточному берегу Шпрее.С приближением фронта к Берлину многим думалось: быть может, у фашистских главарей все-таки хватит здравого смысла признать себя побежденными, дабы избежать напрасных жертв и разрушения германской столицы? Однако бои на берлинских оборонительных обводах показали — гитлеровская клика намерена драться с Красной Армией до последнего своего солдата. Поступали сведения о том, что на восток перебрасываются соединения вермахта, действовавшие против американцев и англичан.Говоря об условиях, в которых наступала 5-я ударная армия Берзарина, маршал Г. К. Жуков писал потом в своих воспоминаниях: «Наиболее сложной задачей на первом этапе был штурм сильно укрепленного Силезского вокзала и форсирование реки Шпрее с ее высокими бетонными берегами». Тут и были введены в действие катера-полуглиссеры, легчайшие корабли нашей флотилии (по основному своему назначению — связные, посыльные, а по материалу, из которого сделаны, — фанерные).В то время я должен был находиться с основными силами флотилии. За действиями полуглиссеров на Шпрее следил по поступавшим оттуда донесениям, а многие подробности узнал уже потом. Но сейчас постараюсь изложить самое существенное по порядку....Поздно вечером 22 апреля командир корпуса И. П. Рослый поставил командирам вышедших к Шпрее дивизий задачу на форсирование реки наступающей ночью. Речь шла о высадке на западный берег десанта с полуглиссеров, и вместе с комдивами были вызваны на корпусной КП старший лейтенант Серегин и лейтенант Калинин. Им запомнились слова комкора:— От моряков требую действовать стремительно. Особенно при переправе первого броска.Ширина Шпрее в этом районе около 300 метров. На западном берегу — укрепленные позиции гитлеровцев, много огневых средств в подготовленных к обороне заводских и жилых строениях. Но имелись основания считать, что противник, не видя на восточном берегу, на который вышли наши войска, обычных приготовлений к переправе, не ожидает форсирования ими Шпрее немедленно, с ходу. И надо было максимально использовать те минуты, когда он, может быть, еще не успеет понять, что на реку спускаются в темноте легкие корабли и переправа начинается с ночного десанта.
Для форсирования наметили три участка недалеко один от другого, выбирая места, где в бетонном ограждении реки есть проемы, позволяющие быстро производить посадку и высадку бойцов. Калинин разделил десять полуглиссеров на три группы. Одной решил командовать лично, другую вверил лейтенанту Суворову, третью — старшине 1-й статьи Александру Пашкову, комсоргу, отряда.Во втором часу ночи машины с полуглиссерами начали подходить к реке. Солдаты, выбегая из укрытий, вместе с матросами подхватывали катера на руки (как ни малы, а каждый весил по тонне с лишним), опускали их на землю, а затем на воду. Гитлеровцы заметили, что на восточном берегу что-то происходит, открыли беспорядочный огонь — сначала только из автоматов и пулеметов, стали освещать реку ракетами.Первым отвалил, приняв на борт 15 разведчиков — абсолютный предел загрузки, — полуглиссер № 111 старшины Михаила Сотникова, на котором пошел и лейтенант Калинин. Вслед за ним стали отходить другие. Полуглиссер Сотникова переправил первых десантников в 01.45 23 апреля. И это время вошло в хронику Берлинской операции как начало высадки 5-й ударной армии на западном берегу Шпрее.В ту ночь переправлялись передовые подразделения 301-й стрелковой дивизии полковника В. С. Антонова и 230-й стрелковой полковника Д. К. Шишкова. На том берегу они с ходу вступали в бой. Враг пытался пресечь десантирование огнем пулеметов, минометов, орудий. С нашей стороны делалось все возможное для их подавления — этим лично руководил командующий артиллерией корпуса, и временами огонь противника слабел. Но полуглиссеры при всей своей быстроходности и малых габаритах не могли долго оставаться невредимыми, как и их экипажи.Во время третьего рейса был ранен старшина Сотников. Не выпустив из рук штурвала, он довел корабль до западного берега, высадил бойцов, вернулся за следующей группой... 28-летний коммунист Михаил Трофимович Сотников, бывший тихоокеанец, до службы — комбайнер из Ставрополья, оставался на посту до последних мгновений жизни. Он упал мертвым, когда полуглиссер вновь пересекал Шпрее с солдатами-автоматчиками — через сорок пять минут после начала переправы... Штурвал перехватил и завершил рейс моторист Николай Баранов.Лейтенант Калинин приказал заменить погибшего старшину старшему краснофлотцу Николаю Филиппову (его катер был неисправен, и он уговорил командира отряда взять его как запасного). Быстро осмотрев «Сто одиннадцатый», Филиппов доложил, что в корпусе много мелких пробоин, есть течь. «Разрешите перевезти в память Сотникова еще хоть пять солдат!» — попросил командира отряда комсомолец Баранов. Его поддержал Филиппов. Лейтенант разрешил взять пять бойцов и миномет. Они были успешно переправлены, и поврежденный полуглиссер продолжал и дальше, только с уменьшенной загрузкой, ходить от берега к берегу.На исходе ночи в полуглиссер попала мина, ранив нескольких десантников, а моториста — смертельно. Николаю Баранову было 19 лет, из которых три года он провоевал: на фронт ушел 16-летним мальчишкой... Немного позже, разрывом фаустпатрона убило Николая Филиппова, второго за неполных три часа командира этого корабля.
К рассвету на западном берегу находились стрелковый полк в полном составе и подразделения других частей. Они вели тяжелый бой, необходимо было наращивать там наши силы. Но огонь врага угрожал вывести полуглиссеры из строя. Да и потери среди десантников, ничем не защищенных на открытых катерах, были значительны, и командир корпуса временно приостановил десантирование. Бойцы стали ставить дымзавесу. Генерал Рослый сообщил вызванному на его НП лейтенанту Калинину, что к реке подтягиваются танки и самоходные орудия — прикрывать переправу огнем прямой наводки. И вновь потребовал, чтобы моряки, как только будут возобновлены рейсы, действовали с предельной быстротой.— От этого, — подчеркнул генерал, — зависит успех наступления корпуса.Весь день 23 апреля переброска войск через Шпрее продолжалась. Отряд Калинина постепенно редел. Катеров, не задетых осколками и пулями, уже не было. Но поврежденные корабли не выводились из строя, если могли держаться на плаву и двигаться. А раненые моряки, перевязанные за время короткой стоянки, шли в следующий рейс. Некоторые старались скрыть свои ранения. Днепровцы видели, как нужны на том берегу подкрепления. Да и знали — командиру отряда некем заменять выбывших.Две стрелковые роты перебросил через Шпрее полуглиссер № 104 с первоначальным своим экипажем: командир — старшина 1-й статьи Георгий Дудников, моторист — старший краснофлотец Александр Самофалов (это они обеспечивали разведку под Сероцком). Старшине было 30 лет, мотористу всего 19, но он уже стал отличным специалистом и подтверждал это на Шпрее, быстро устраняя повреждения в двигателе. Полуглиссер, имея на борту десантников, загорелся от фаустпатрона. Экипаж и солдаты потушили пожар. Старшина Дудников, сильно обожженный, успешно завершил рейс. А на обратном пути — новое попадание фаустпатрона, и старшина был убит. Моторист Самофалов довел катер до берега и, ликвидировав последствия пожара, еще раз возвратил корабль в строй. Через несколько часов был убит и Самофалов. Но «Сто четвертый» еще мог действовать.Геройски закончил свой последний рейс старшина Александр Пашков, командир полуглиссера № 116 и одной из трех групп отряда. Его катер попал под огонь крупнокалиберного пулемета, вероятно только что выдвинутого к реке. Пашкова ранило в руку. А ему надо было не только доставить на берег солдат, но и подавить огневую точку, опасную для двух других кораблей группы, для всего участка переправы, за который старшина отвечал.Передав штурвал мотористу Борису Бочкареву, Пашков бросился к пулемету и заставил замолчать вражеский. Но ранен был уже и моторист, а старшина — повторно, в другую руку. Бочкареву запомнилось, как Пашков крикнул солдатам: «Ничего, ребята, берег близко!» — и навалился на штурвал, уткнулся в него головой. И как у самого берега, разжав зубы, которыми вцепился в штурвал, выдохнул: «Врешь, матроса не возьмешь!»Когда десантники уже прыгнули на берег, Пашков был сражен фаустпатроном. Бывалый моряк-североморец, он к началу войны служил последний год срочной. Пошел добровольцем в морскую пехоту. Раненный под Старой Руссой, попал из госпиталя на Волжскую флотилию, а с нее на Днепровскую. И вот закончил свой путь на Шпрее...Убитых или тяжело раненных старшин заменяли матросы. Полуглиссером № 107 стал управлять и переправил около пятисот десантников 19-летний краснофлотец Владимир Черинов. Становились к штурвалам и офицеры. Более десяти рейсов совершил старший лейтенант Серегин, помначштаба бригады. Помогая Калинину, он брал в свои руки непосредственное руководство переброской войск на особенно трудном в данный момент участке. И успевал каждые два часа доносить по армейской связи о положении на переправе и состоянии отряда.
Вновь позвонил по ВЧ Николай Эрастович Берзарин:— Я был на НП у Рослого и видел, как действуют ваши ребята. Спасибо за них! Будем представлять на Героев!..На плацдарм, захваченный на западном берегу Шпрее, надо было переправлять все больше и больше бойцов, а также орудия, танки, боеприпасы. Обстановка позволила спустить на воду понтоны, составить из них паромы, и теперь полуглиссеры стали использоваться в качестве буксировщиков. Конечно, они не могли при этом пересекать реку с прежней скоростью, но все равно такой способ переброски войск и техники был наиболее быстрым.А гитлеровцы все еще пытались ликвидировать наш плацдарм. На одном из участков на набережную прорвались самоходные орудия «фердинанд». Прорыв приостановила наша артиллерия. Фашистскую пехоту сразу же удалось отсечь от самоходок. Однако момент был напряженный, и в эти минуты еще раз отличился экипаж полуглиссера № 117 — старшина Григорий Казаков и моторист Виктор Черников, уже перевезшие более четырехсот бойцов.Посреди реки находился паром с танком Т-34 и группой автоматчиков. От прямого попадания танк загорелся. Лейтенант Гавриил Суворов, понимая, что на тридцатьчетверке вот-вот начнет рваться боезапас, бросился на катер, только что подошедший к берегу, и приказал Казакову идти к парому спасать людей.Вплотную подвести деревянный катер с бензиновым двигателем к парому, где бушует пламя, — огромный риск. Командир танковой бригады с берега крикнул танкистам, чтобы те прыгали в воду. Но лейтенанта Суворова опасность не остановила (не сомневаюсь, что старшина Казаков и сам действовал бы так же, не окажись лейтенанта рядом). На полуглиссер приняли с парома раненых, а затем и всех остальных, подобрали и тех, кто был уже в воде. И успели отойти за мгновение до того, как танк взорвался. На берегу моряки попали в объятия танкистов, благодаривших за спасение товарищей.Появление за Шпрее советской артиллерии и танков обеспечивало уверенное отражение вражеских контратак. Плацдарм постепенно расширялся. В воспоминаниях маршала Г. К. Жукова отмечается, что 23 апреля наибольших успехов в штурме Берлина добился именно 9-й стрелковый корпус. А к утру 24-го на плацдарме, увеличившемся до двух с половиной километров по фронту и до двух в глубину, находились уже две стрелковые дивизии и танковая бригада. К исходу дня корпус Рослого, продвигаясь дальше, овладел территорией Трептов-парка.
Отряд лейтенанта Калинина продолжал переправлять части корпуса через Шпрее и в этот день, и на следующий, но уже в более спокойной обстановке. Никто в отряде не вел учет сделанному — было не до того. Но штаб корпуса потом удостоверил: на полуглиссерах и на буксируемых ими паромах перевезено 16 тысяч бойцов, 600 орудий и минометов, 27 танков, сотни повозок с боеприпасами и другими грузами... Моряки отряда участвовали в наведении понтонной переправы, вели разведку приречных кварталов Берлина, поддерживали связь между дивизиями и полками. Боевую работу на Шпрее отряд заканчивал, имея в строю всего 16 человек.В каждом бою бывают счастливые солдаты, которых «пуля не берет». Бывают и такие корабли. Некоторые полуглиссеры совершили до ста рейсов через Шпрее, не имея серьезных повреждений и потерь в людях.Одним из таких оказался «Сто пятнадцатый», которым командовал старшина 1-й статьи Михаил Зеленер, москвич, призванный из запаса, давно отслуживший срочную на. Северном флоте, а мотористом на нем был краснофлотец Валентин Кулешев — 18-ти лет отроду, но уже два года провоевавший на речных флотилиях. Трое суток пересекали они почти без отдыха опаленную боем реку, перевезли сотни бойцов на борту полуглиссера и еще больше — на буксируемых понтонах. Они же помогли пулеметным огнем отбросить гитлеровцев от реки, подойдя к западному берегу в момент вражеской контратаки. А когда работа на переправе закончилась, старшина доложил командиру отряда, что корабль готов к выполнению новых боевых заданий. И лейтенант Калинин прошел на этом полуглиссере по Шпрее в глубь Берлина, где советский Военно-морской флаг не развевался еще никогда.У нас на флотилии находился писатель Леонид Сергеевич Соболев, еще раз приехавший к днепровцам в разгар боев за Берлин. Хочется привести здесь строки, написанные им в те дни:«Я горжусь Днепровской флотилией, которая пронесет в будущее имена своих героев... Я горжусь их кораблями, маленькими катерами и тральщиками, на которых шло в бой отважное племя моряков. И десятки, сотни погибших моряков-героев, оживших в моей памяти, нетерпеливо вглядываются в германскую землю, досадуя, что сковывает их ноги холодная смертельная тягота, и завидуют живым, кто нынче на кораблях Днепровской флотилии рейс за рейсом гоняет их по Шпрее дерзким флотским набегом, прямо в лоб на орудия и пулеметы, выбрасывает десант в центральные кварталы фашистской столицы!»Все днепровцы, обеспечивавшие форсирование Шпрее, были удостоены боевых наград. Большинство их я уже назвал, [234] рассказывая о действиях отряда. Назову и остальных моряков, входивших в состав экипажей полуглиссеров: Филипп Роговой, Николай Рыбкин, Григорий Алавердьян, Николай Федоров, Борис Францев, Николай Косинов, Ефим Кусков, Николай Пеньков, Заполин.Старшинам и краснофлотцам Николаю Баранову, Георгию Дудникову, Григорию Казакову, Александру Пашкову, Александру Самофалову, Михаилу Сотникову, Николаю Филиппову, Владимиру Черинову и лейтенанту Михаилу Калинину Президиум Верховного Совета СССР присвоил звание Героя Советского Союза. В представлениях к высшей награде, исходивших от армейского командования, было сказано: «Обеспечивал частям 5-й ударной армии вторжение в центр Берлина».Семеро из этих моряков стали Героями Советского Союза посмертно. Надеть свою Золотую Звезду довелось лишь лейтенанту Калинину и старшине Казакову.Капитан 2 ранга запаса Михаил Михайлович Калинин умер несколько лет назад. Григорий Петрович Казаков здравствует поныне. После увольнения в запас старшина но расстался с кораблями, много лет плавал на рыболовецких судах в Охотском море, потом стал китобоем. Не усидел на берегу и выйдя на пенсию, пошел шкипером на черноморскую плавлабораторию научного института.
Чтобы не прерывать рассказ о форсировании Шпрее, я пока не касался развернувшихся тем временем действий днепровцев на других участках Берлинской битвы. Но прежде чем перейти к ним, забегу еще дальше вперед.В мае, вскоре после окончания войны, Маршал Советского Союза Г. К. Жуков проводил разбор Берлинской операции, на который пригласили и командование Днепровской флотилии. После доклада генерал-полковника М. С. Малинина выступали командармы, командиры соединений. Было предоставлено слово и командиру 9-го Краснознаменного Бранденбургского стрелкового корпуса. Поднявшись с места, Герой Советского Союза генерал-лейтенант Иван Павлович Рослый обратился к председательствующему:— Разрешите мне, товарищ маршал, прежде чем начать свое выступление, поблагодарить наших славных моряков, без героической помощи которых вверенный мне корпус не смог бы выполнить поставленную задачу.Генерал повернулся в нашу сторону и поклонился старинным русским поясным поклоном. Глубоко взволнованные и понимающие, конечно, что не к нам лично относится этот поклон, мы с Боярченко и Балакиревым встали и ответили комкору тем же.Такой минуты не забыть никогда!Поддерживая фланги фронта24 апреля, когда полуглиссеры вторые сутки переправляли через Шпрее войска, штурмовавшие центр Берлина, стало значительным днем также и для бригады капитана 3 ранга Лупачева.Перед этим корабли бригады уже десятки раз открывали огонь по заявкам частей 33-й армии. Готовясь к атаке на Фюрстенберг и к прорыву в канал Одер — Шпрее, Лупачев провел бронекатерами и подразделениями морпехоты разведку боем с захватом «языков».Наведываясь в молодое соединение, которое только под Берлином и начало воевать, я с каждым разом убеждался: в бои оно втягивается организованно. Хорошо было налажено управление огнем. Продолжал действовать, как ни пытался враг его ликвидировать, корректировочный пост на трубе электростанции, связанный и с огневыми позициями кораблей, и с частями на переднем крае. Команду храбрецов, сидевших на 86-метровой трубе, возглавлял старший лейтенант А. А. Жуков. (Как выяснилось, лазил к ним на «верхотуру» и Константин Михайлович Балакирев. Таков уж был наш начальник штаба!) Активно использовалась приданная бригаде морпехота. Роты берегового сопровождения находились на заодерских плацдармах, а плацдарм, что южнее Фюрстенберга, был полностью вверен одной из них.Генерал-полковник Цветаев, с которым я вновь встретился, прямо сказал: он рассчитывает, что Фюрстенберг моряки смогут взять в основном собственными силами. Планировалось, правда, взаимодействие со 119-м укрепрайоном, созданным тут, когда наши войска стояли на Одере в обороне. Но уровцы могли участвовать лишь в артподготовке — пехоты у них не было.
Дпепровцам лишь один раз пришлось самостоятельно, ударом с реки, брать укрепленный населенный пункт — село Дорошевичи на Припяти. Теперь же шла речь о городе, хоть и небольшом.Командарм Цветаев приказал овладеть Фюрстенбергом 24 апреля. Бои за Фюрстенберг 3-я бригада фактически вела уже накануне. Решающий же этап боя оказался быстротечным. После основательной артподготовки, проведенной кораблями совместно со 119-м УРом, две роты берегового сопровождения пошли в атаку с северного и южного плацдармов на подступах к городу. А дивизион бронекатеров старшего лейтенанта С. Р. Городницкого с десантом (и разведкой на полуглиссерах) двинулся от устья Нейсе на прорыв вдоль удерживаемого врагом берега.Наибольшее сопротивление встретила рота старшего лейтенанта А. Минина — та, которой сначала командовал капитан Старостин, павший в одном из последних боев на Буго-Нареве. Она наступала с южной стороны, где упорно оборонялись эсэсовцы, и морские пехотинцы прокладывали себе путь рукопашным боем. Корабли же чуть не застряли между обломками взорванного моста, где севший на камни бронекатер загородил проход для остальных. Но матросы, как не раз бывало в подобных случаях, спрыгнули за борт и под сильным обстрелом с берега на руках продвинули катер вперед.Обеспечить согласованность ударов с разных направлений в целом удалось. Морская пехота ворвалась в город одновременно с севера и юга. Вовремя подоспели и бронекатера, высадившие десантников в городской черте на стенку начинающегося здесь канала Одер — Шпрее. Хорошо поработала поддерживающая артиллерия — корабельная и укрепрайона. Противник дрогнул, стал отходить. На подступах к Фюрстенбергу выбыли из строя убитыми и ранеными 60 моряков, а в коротких уличных боях потерь уже почти не было.В 9 часов утра Балакирев и Лупачев донесли, что над Фюрстенбергом поднят советский Военно-морской флаг. В телеграмме содержалось и другое радостное известие: «Корабли бригады вошли в канал Одер — Шпрее и начали продвижение на запад, к Берлину...»На следующее утро, пользуясь отсрочкой операции в устье Альт-Одера, я приехал оттуда в Фюрстенберг. Городок от боев почти не пострадал. Разумеется, больше всего меня интересовало состояние канала. Взорвать судоподъемник гитлеровцы не успели, однако впереди были рухнувшие мосты, завалы. Продвинуться по каналу корабли смогли пока недалеко и уже отставали от войск, наступавших по суше.Инженерные подразделения успели обследовать трассу канала до линии фронта. У местечка Мюльрозе, где работал головной отряд расчистки, экипажи кораблей трудились вместе с саперами. Моряки рвались к Берлину, как рвался к нему каждый боец на любом участке битвы, кипевшей на десятки километров вокруг. В Берлине, где пятый день шли самые упорные бои этой битвы, нашлись бы цели и для морских орудий, стоявших на наших кораблях. Но сколько времени займет расчистка канала, никто пока не знал.
* * *
Гитлеровское командование вряд ли было в состоянии полностью скрыть от своих солдат даже на относительно отдаленных от Берлина рубежах то, что столица Германии квартал за кварталом переходит в руки Красной Армии. И, очевидно, уже ни геббельсовская пропаганда, ни гестаповский террор не могли больше заставить немецких солдат упорно сражаться всюду.Когда в штабе 61-й армии обсуждался план совместных о флотилией действий в районе между устьем Альт-Одера и каналом Гогенцоллернов (для днепровцев, как оказалось, последних боевых действий под Берлином), начальник штарма А. Д. Пулко-Дмитриев, помню, сказал:— Готовимся всерьез, как положено. Хотя сильного сопротивления противника, признаться, уже не предвижу.Мы тоже готовились «как положено», не позволяя себе рассчитывать на легкий успех. Приказ маршала Жукова предписывал флотилии поддержать с утра 27 апреля двумя бригадами кораблей возобновлявшееся после паузы наступление 61-й армии и в зависимости от обстановки содействовать ей высадкой десанта на северный берег канала Гогенцоллернов. После решения, принятого командармом Беловым, задачи флотилии конкретизировались. Одна бригада кораблей должна была перебросить через Одер в районе города Шведт часть сил 234-й стрелковой дивизии, которым затем предстояло, продвигаясь на юго-запад, обойти с тыла укрепленный пункт гитлеровцев Лунов. Другая бригада высаживала десант из канала южнее Лунова, с расчетом на выход десантников в тылы врага с противоположного направления.Переброска войск через Одер возлагалась на 2-ю бригаду кораблей при огневой поддержке 1-й, а высадка десанта из канала — на 1-ю. С 24 апреля 2-й Лунинецкой Краснознаменной бригадой командовал капитан 2 ранга Алексей Андреевич Комаров, занимавший перед этим должность начальника штаба и успевший отлично себя зарекомендовать.По окончательному варианту операции десантировать через Одер нужно было один стрелковый полк со средствами усиления (кораблей, сосредоточенных теперь в этом районе, хватило бы для переправы хоть целой армии). И все же задача бригады Комарова представлялась более сложной, чем высадка десанта из канала.Водный рубеж — довольно широкий, и пересекать его предстояло не напрямик. Путь кораблей с войсками составлял около десяти километров. Левый берег по-прежнему обороняла фашистская морская пехота, которая, как рассказал командир 234-й дивизии полковник А. И. Селюков, сумела отразить первые попытки форсировать Одер на этом участке. Дело было, правда, несколько дней назад, когда гитлеровцы еще могли надеяться, что устоит Берлин, а средства форсирования были менее надежные, чем наши корабли, еще не успевшие сюда подойти.Для высадки войск теперь выделялось 11 кораблей — бронекатера, тральщики, сторожевые катера и сверх того три полуглиссера для разведки и связи. Во главе всей группы Комаров поставил командира 1-го Пинского дивизиона бронекатеров капитана 3 ранга И. П. Михайлова.Капитан 2 ранга Комаров и полковник Селюков, которые перед совместными действиями разместили рядом, у городка Цеден, свои НП, предусмотрели как будто все, хорошо продумали координацию действий корабельной и полевой артиллерии. Но для сосредоточения у селения Нидеркрэнир (здесь производилась посадка войск) группе кораблей предстояло преодолеть сильно простреливаемый участок реки. Для этого выбрали самый темный час ночи, однако полная скрытность прорыва практически исключалась.
Корабли были обнаружены противником через час после начала движения. До выхода из зоны обстрела оставалось еще 20 минут. Значительная дистанция между кораблями, соблюдавшаяся с самого начала, снижала эффективность вражеского огня, а ответным огнем кораблей удалось подавить десятка полтора дзотов, ближайших к урезу воды. Но без потерь не обошлось. Два сторожевых катера и полуглиссер лишились из-за полученных повреждений хода, и течение вынесло их к прибрежной дамбе. На этих кораблях было убито два человека, в том числе командир отряда сторожевых катеров лейтенант Алексей Лоза, и несколько ранено.Дамба, у которой оказались катера, находилась на виду у противника, и он продолжал их обстреливать. Командир одного из сторожевиков — коммунист главный старшина Каштанов — принял на себя командование всеми поврежденными кораблями. Он организовал вынос раненых в защищенное место на берегу и оборону кораблей от возможной попытки их захвата. Моряки поклялись, что, пока они живы, этому не бывать.Держать оборону у дамбы понадобилось не очень долго — помощь подоспела еще до утра.А о самой высадке полка 234-й дивизии один старший начальник отозвался потом так: «Сделано быстро, четко, по-флотски лихо». Так оно, должно быть, и выглядело. Через 2 часа 45 минут, после того как первые корабли отвалили от правого берега, полк занял намеченный для захвата плацдарм, имея там все необходимое для развития наступления — орудия и минометы, боеприпасы, повозки с лошадьми. Чтобы все это в кратчайший срок переправить, конечно, нужны были четкость и слаженность действий, да и моряцкая сноровка. И все же высадка, предваренная надлежащей артподготовкой (снарядов было вдоволь), далась, по сравнению со многими другими, довольно легко.Генерал Пулко-Дмитриев не ошибся: сильного сопротивления противник не оказал даже на том участке, оборону которого он недавно укреплял. Бригада Комарова выполнила 27 апреля боевую задачу без каких-либо потерь, кроме понесенных при ночном прорыве.Почти одновременно с тем, как у Шведта высадился с кораблей Комарова стрелковый полк, бронекатера бригады Лялько с десантом из других частей 61-й армии прорвались в канал Гогенцоллернов. Прикрывавшая вход в него система огневых средств частично была уничтожена или подавлена еще раньше, когда обеспечивалось продвижение кораблей вниз по Одеру, а окончательно парализована при артподготовке прорыва в канал. Десант был успешно высажен в назначенном месте, у Хохензаатена. Тральщики, вошедшие в канал вслед за бронекатерами, начали массированную переброску войск и техники с южного берега на северный.А на следующее утро стремительное развитие событий прервало контакт с сухопутными соседями. Блокировав последние очаги сопротивления гитлеровцев у Альт-Одера, не имевшие уже существенного значения, армия Белова быстро продвигалась вперед, преследуя отходящего врага и постепенно отдаляясь от канала.28 апреля в этом районе наступила тишина. 2-я бригада, которой больше нечего было делать у устья Альт-Одера, поднялась к каналу Гогенцоллернов, чтобы продвигаться вслед за вошедшей в него бригадой Лялько. [240]На головном сооружении канала выделялась броская надпись «Нихт анкерн!» («Якорей не бросать!») — первое из встречавшихся немецких предписаний, которые мы рады были бы соблюсти, пройдя канал без остановок. От Хохензаатена, места высадки последнего десанта, до Берлина не более 60 километров по прямой, да и по каналу и реке Хавель, соединяющей его со Шпрее, — всего около ста.Но чтобы корабли продвигались, нужна свободная вода. Канал же перегораживали взорванные мосты и переправы, поврежденные шлюзы. Постепенно выяснилось, что таких препятствий на 100-километровом пути до Берлина около сорока.Прибывшие на канал представители командования инженерных войск ознакомились с обстановкой. И нам дали понять, что нет возможности немедленно направить сюда силы и средства, достаточные, чтобы в экстренном порядке сделать канал проходимым.И все же мы еще надеялись поспеть в Берлин. Под руководством флотильских инженеров личный состав кораблей начал прокладывать путь собственными силами. В ход пошло все, чем располагали и что могли раздобыть, — тол и автоген, кирки и лопаты. Команды матросов, расчищавшие завалы после подрывников, сменялись каждый час. Некоторые преграды задерживали надолго, другие удавалось преодолеть быстрее. Втянувшиеся в канал корабли понемногу продвигались вперед. С берегов их охраняла морская пехота (после взятия Фюрстенберга роту старшего лейтенанта Минина перебросили на канал Гогенцоллернов).
На левом фланге фронта, на канале Одер — Шпрее, дорогу к Берлину пробивали моряки 3-й бригады. Эта бригада также утратила соприкосновение с противником, отстав от наших войск, наступавших по суше. Но там путь до Шпрее был короче и препятствий меньше. Боярченко и Балакирев сообщали: «Созданы еще четыре подрывных партии. Работы по расчистке взорванных мостов ведутся круглые сутки... Полагаем возможным, что в ближайшее время головной отряд кораблей войдет в район боевых действий...»Расчистка обоих каналов набирала темпы. За работами было кому присмотреть, и я предложил Петру Васильевичу Боярченко, приехавшему из Фюрстенберга, съездить в Берлин, где приводил себя в порядок отряд полуглиссеров лейтенанта Калинина — следовало проверить, в каком он состоянии после выполнения боевой задачи на Шпрее. Выехали из Бад-Фрейенвальде рано утром 30 апреля вместе с писателем Леонидом Сергеевичем Соболевым, который продолжал собирать материал о флотилии. Это был день ожесточеннейших боев в центре Берлина. Шел штурм рейхстага, части армии Берзарина пробивались к имперской канцелярии. Но в предместьях, через которые мы въезжали в город, стало уже тихо. Жители куда-то попрятались, не забыв вывесить в окнах все, что нашлось белого, — простыни, наволочки, куски ткани. Показалось удивительным, как много на этих берлинских окраинах неповрежденных домов — не то что в Новороссийске, Сталинграде, Варшаве...Потом пошли кварталы с рухнувшими и искореженными зданиями, с воронками на мостовой, с не убранными еще после уличных боев трупами. Порученец старший лейтенант Василий Бойко, уже разведавший дорогу, уверенно подсказывал водителю Федору Нагорнову, где куда повернуть. А мы сидели в машине молча. Наверное, каждому еще нужно было осознать, что это и есть тот город, дойти до которого мы клялись, когда бои шли под Москвой и на Волге. Фашистская столица была в агонии — где-то еще отчаянно сопротивлялась, где-то уже вывесила белые флаги.Полуглиссеры стояли, тесно прижавшись борт к борту, на затишном участке Шпрее под прикрытием небольшого мыска. Над каждым — наш боевой Военно-морской флаг. На набережной выстраивается в шеренгу небольшая группа моряков. У некоторых забинтована голова или на перевязи рука, но выглядят браво, улыбаются. Лейтенант Калинин, сильно хромая и опираясь на блестящий немецкий палаш (невысокому Калинину он хорошо заменяет палку), подходит с рапортом.В строю шестнадцать старшин и матросов — половина первоначального состава отряда. Все они совершали рейсы через Шпрее с начала до конца десантирования, и вот, на счастье, — живы. Но в этом строю они представляют и своих товарищей, которых тут нет. Обращаясь к ним, я чувствую, как трудно сейчас отделить живых от павших — отряд встает перед глазами таким, каким мы проводили его в бой.Обстановка — не для длинных речей. От имени Военного совета я поблагодарил героев форсирования Шпрее за все, что они сделали, сказал, что Краснознаменная Днепровская флотилия гордится ими как своим славным авангардом, пронесшим флаг нашего флота к центру Берлина, и что их подвиг не забудется никогда. Предложил почтить минутой молчания память павших... Распустив строй, рассаживаемся на траве и нагретых солнцем камнях у стоянки полуглиссеров, и я прошу участников форсирования Шпрее рассказать, как все было. Приглушенно доносятся звуки уличных боев, идущих в нескольких кварталах отсюда. А тут тихо журчит Шпрее, переставшая уже быть трудным водным рубежом, — ничем как будто не примечательная река, совсем не широкая, с расплывшимися на спокойной воде пятнами мазута...Беседа налаживается не сразу — матросы стесняются говорить о себе. Старший лейтенант Серегин и лейтенант Суворов — оба они тоже здесь — помогают наводящими вопросами. Старшина Григорий Казаков вспоминает, как снимали экипаж загоревшегося посреди реки танка. Многие говорят о павших товарищах. Особенно об Александре Пашкове, о последних его минутах, когда он с перебитыми руками вел катер, зубами вцепившись в штурвал. Комсорг был душою отряда и самой своей смертью показал, что значит выполнить воинский долг до конца.
Рассказы моряков пробуждают в памяти слова популярной еще до войны песни: «Когда страна прикажет быть героем, у нас героем становится любой». Вот уж поистине так! Полуглиссеры никогда не укомплектовывались каким-то отборным личным составом. Конечно, ими командовали опытные старшины, но совсем молодых матросов здесь было больше, чем, например, на бронекатерах. Однако, посланные туда, где воинский долг потребовал коллективного подвига, они его совершили.Пообедав с матросами, садимся на полуглиссер. У штурвала — лейтенант Калинин. С нами также Серегин и Суворов. Идем к Карлсхорсту, к месту десантирования 9-го корпуса — теперь оно уже в тыловом районе. Офицеры, отвечающие за переброску войск, показывают участки трех групп, на которых был разбит отряд. И на каждом пересекаем Шпрее по маршрутам огненных рейсов тех ночей и дней.Отряд Калинина, хотя и поредевший, практически готов к выполнению новых боевых задач.К вечеру я возвратился на ФКП, находившийся в районе канала Гогенцоллернов, а член Военного совета Боярченко — на канал Одер — Шпрее. Сразу же проинформировали друг друга о положении дел. На канале Гогенцоллернов корабли 1-й и 2-й бригад прошли все шлюзы, а по километрам — две трети пути до Шпрее. Но впереди еще не менее десятка завалов. Бригаде Лупачева на канале Одер — Шпрее оставалось пройти меньше. Ранним утром 1 мая Боярченко телеграфировал: «Если завтра Берлин не падет, 3-я бригада достигнет черты города».В то первомайское утро над рейхстагом уже развевалось Красное знамя. И это означало, что последние очаги сопротивления в фашистской столице продержатся, по всей вероятности, уже не дни, а часы.«А если все-таки не часы, а дни?» — спрашивал я себя. Мы делали все от нас зависящее, чтобы Днепровская флотилия, участвовавшая в Берлинской операции на нескольких участках фронта, помогла сухопутным войскам и непосредственно в городе — не только отрядом полуглиссеров, но и своими главными силами.Винить себя было не в чем. И не мы одни не поспевали к последним боям в Берлине. На подходах к нему находилось немало войск, которые, как и мы, вступили бы в бой на территории города, окажись сопротивление врага еще сильнее. Однако возникал чисто практический вопрос: нужно ли еще вести с таким напряжением расчистку водных путей? Для выхода на Шпрее одной бригаде кораблей требовались сутки с небольшим, двум другим — по крайней мере вдвое больше. Понадобится ли сухопутным войскам боевое содействие флотилии в Берлине 3–4 мая? Ведь не престижа ради, не для того лишь, чтобы «показать флаг», долбили матросы не покладая рук каменные завалы.Но с падением рейхстага враг оружия не сложил, бои в Берлине не прекратились. Правда, к тому времени переговоры о сдаче берлинского гарнизона уже начались, но мы знать об этом ее могли. И расчистку каналов продолжали.
Приказано выйти на мореВо второй половине дня 1 мая майор Н. Ф. Васильев, докладывавший телеграммы и донесения, появился со своей папкой и предупредил: «Вне всякой очереди!»Нарком ВМФ адмирал Н. Г. Кузнецов объявлял своим приказом решение Верховного Главнокомандования — Днепровскую военную флотилию передать в оперативное подчинение командующему 2-м Белорусским фронтом для действий на Балтийском море в районе острова Рюген и предписывал немедленно начать перебазирование в Штеттин (Щецин). Едва успел прочесть телеграмму, как пришла вторая: о том же самом — от Военного совета 1-го Белорусского фронта.Итак, поворот на 180 градусов! Пушки, не разряженные до конца по Берлину, может быть, разрядим на Балтике!Возможность выйти на море вообще-то виделась давно. В январе я докладывал наркому соображения об использовании части сил флотилии в Данцигской бухте, об этом велась переписка с Главным морским штабом. Тогда кончилось тем, что у нас забрали и передали на Балтику шесть бронекатеров. А теперь сразу подумалось, что идея переразвернуть на Балтику всю флотилию исходит именно от К. К. Рокоссовского, и при встрече на следующий день он это подтвердил.Войска 2-го Белорусского вышли широким фронтом к морю, надо было очищать от гитлеровцев острова, косы. Балтийским кораблям преграждали путь в этот район минные поля. Маршал Рокоссовский был в курсе наших предложений об использовании в прибрежных водах речных кораблей. И когда днепровцы чуть не остались напоследок без боевой работы, он с помощью Генерального штаба еще раз получил нашу флотилию в оперативное подчинение.Действовать требовалось быстро. Между тем член Военного совета Боярченко и начштаба Балакирев находились в Фюрстенберге. В штабе флотилии очень недоставало Колчина (Евгений Семенович лежал в госпитале, подорвавшись с машиной на мине). Но уже через час после получения приказа, поставившего перед днепровцами новые задачи, бригады, пробившиеся к Берлину по каналу Гогенцоллернов, начали поворачивать на обратный курс.3-я бригада подошла к Берлину по каналу Одер — Шпрее настолько близко, что не было смысла ее возвращать. (Принять участие в последних боях в городе ей, правда, тоже не пришлось. Бригаду оставили в подчинении 1-му Белорусскому фронту для противоминной обороны на реках и перевозки войск.)За боевыми бригадами должны были двинуться в Штеттинский залив и Померанскую (Поморскую) бухту тыловые службы: долго ли, коротко ли там воевать, а без них не обойтись. Все корабли требовалось буквально на ходу подготовить к плаванию по морю (а как серьезно следует к этому отнестись, я помнил еще по переходу дунайцев в Одессу). Но больше всего заботило, как бы не слишком задержаться у низководных переправ. До устья Одера их было около тридцати.На исходе ночи подоспели из Фюрстенберга Боярченко и Балакирев, и через час мы с членом Военного совета были уже в пути в Дамбург, где находился КП 2-го Белорусского фронта.Константин Константинович Рокоссовский спросил, уверены ли мы, что корабли флотилии и их личный состав способны действовать на море — конечно, вблизи берегов, между островами. Я ответил, что за людей спокоен: почти все старослужащие на морях плавали, да и молодые не подведут, а офицеры кончали военно-морские училища. Речным кораблям на морской волне придется трудно, но делаем все возможное, чтобы выдержали. Доложил также, что у нас практически нет средств борьбы с морскими минами. Поделился опасениями насчет задержек у одерских переправ. Маршал обещал, что начальник инженерных войск позаботится, чтобы нас пропускали побыстрее.
Начальник штаба фронта генерал-полковник А. II. Боголюбов (с ним мы познакомились еще в ноябре сорок третьего под Киевом) подготовил краткую директиву. Нам приказывалось к утру 6 мая перебазировать флотилию в небольшой порт Пелитц (Полице) к северу от Штеттина.— Остальное уточним, когда придут корабли, — сказал Рокоссовский. — К тому времени станет виднее, чем сможете помочь фронту.Вечером вернулись на ФКП, где до завершения переразвертывания оставлялась оперативная группа. Две бригады кораблей, выйдя из канала Гогенцоллернов, ждали, пока разведут для них переправу у Фиддихова.За полчаса до полуночи в Москве прогремел салют в честь взятия Берлина — его гарнизон капитулировал. В приказе Верховного Главнокомандующего, который особенно торжественно прочел Юрий Левитан, в перечне отличившихся войск, были вновь названы днепровцы — и флотилия в целом, и бригада Лялько, представленная в боях на Шпрее отрядом Калинина.Берлин пал, не существовало уже Гитлера, но это еще не означало конца войны. Остатки фашистской армии удерживали разобщенные территории на севере и юге Германии. В северной приморской полосе с развитой системой береговой обороны и укрепленными островами было достаточно мест, пригодных для длительного очагового сопротивления (не без расчета, может быть, и на какую-то помощь извне). И днепровцам на кораблях, спускавшихся по Одеру, говорилось: не рассчитывайте, что нас встретят белыми флагами, идем туда, где еще возможны упорные бои и любые неожиданности. 4 мая был получен приказ наркома: всемерно ускорить движение к Штеттину с ближайшей задачей поддержать войска 2-го Белорусского фронта в захвате военно-морской базы Свинемюнде (Свиноуйсьце) и острова Рюген.Бригады Лялько и Комарова сосредоточились в Пелитце почти на сутки раньше назначенного срока — к полудню 5 мая. Но прав был маршал Рокоссовский, сказав, что задачи будем уточнять, когда корабли придут. Гарнизоны Свинемюнде и острова Рюген уже капитулировали. Боевые действия на побережье в районе Штеттина также закончились.Зато уже здесь, у Штеттина, еще до выхода в залив дала о себе знать подстерегавшая корабли минная опасность. От мощного взрыва донной мины погиб, мгновенно скрывшись под водой, катер-тральщик № 140.На следующий день, по согласованию со штабом фронта, корабли перешли в более удобные пункты базирования у впадения Одера в залив. Здесь бригаду Лялько догнали ее полуглиссеры, действовавшие на Шпрее, Вновь погруженные на «студебеккеры», они были по приказанию генерал-полковника Берзарина, ставшего военным комендантом Берлина, прямо оттуда доставлены к устью Одера. Километрах в двух от стоянки бригады их спустили на воду, и славные катерки кильватерной колонной прошли мимо всех кораблей, экипажи которых построились на верхних палубах, как положено при торжественной встрече отличившихся в бою.Даже в тех высоких военных инстанциях, где принималось решение направить флотилию в Померанскую бухту, не могли точно знать, сколько дней еще продлится война. Не могли знать и мы, спеша к Штеттину, что ни высаживать десанты, ни поддерживать войска огнем уже не потребуется.Потребовалось другое — помочь войскам обследовать, прочесать, освоить и взять под контроль обширный приморский и островной район, где еще скрывались мелкие и не очень мелкие группы гитлеровцев; где можно было внезапно попасть не только под пулеметную очередь, но и под огонь замаскированных орудий; где надо было разоружать брошенные огневые точки, обезвреживать мины и фугасы, обнаруживать и брать под охрану склады боеприпасов и делать еще многое другое.
Едва ли не главной формой конкретной помощи армейцам стала разведка таких мест, куда легче подобраться по воде, чем по суше, или вообще можно попасть только с моря. В разведку иногда посылались целые группы кораблей, готовые, если понадобится, вступить в бой. Серьезных столкновений с остатками сил противника, впрочем, не происходило. А вот всякого рода неожиданностей было немало.Командиру 2-й бригады было приказано обстоятельно обследовать район порта Свинемюнде, где оставалось еще много неизвестного и откуда по ночам пытались прорываться на мелких плавсредствах прятавшиеся где-то гитлеровцы. Разведотряд в составе трех бронекатеров и двух тральщиков возглавил капитан 3 ранга И. П. Михайлов, а в качестве представителя политотдела бригады с ним пошел капитан-лейтенант В. В. Шеляг.Тральщики шли одним маршрутом, бронекатера — другим, с тем чтобы потом соединиться при входе в небольшой, еще не обследованный канал, ведущий из Штеттинского залива в море. Внезапно тральщики были обстреляны с берега — к счастью, безрезультатно. Однако огневую позицию, откуда било орудие крупного калибра, засечь не удалось. А затем в том же канале моряки, едва веря своим глазам, обнаружили огромный боевой корабль.Изготовив к бою пулеметы (оружия посильнее на борту не было), головной тральщик приблизился к стальной громадине, на которой не замечалось никакого движения. Капитан-лейтенант Шеляг с группой матросов поднялся на борт немецкого корабля, заглянул во внутренние помещения, в боевую рубку. Людей на корабле не оказалось. Это был недостроенный тяжелый крейсер «Лютцов», местонахождение которого до того оставалось неизвестным.А на внешнем рейде Свинемюнде стоял еще один большой корабль, которого накануне вечером там не было. Капитан 3 ранга Михайлов опознал по силуэту старый линкор «Шлезиен», числившийся в гитлеровском флоте учебным, но сохранявший все вооружение. Имелись сведения, что днем раньше он был атакован балтийскими летчиками, получил прямое попадание крупной бомбы и, возможно, лишился потом хода. В бинокль различался поднятый на линкоре фашистский флаг. Но находилась ли на борту команда? А если находилась, то намеревалась ли открывать огонь? Посовещавшись, Михайлов и Шеляг решили, что первый продолжит разведку в районе порта, а второй — на ближайшем участке побережья.Шеляг не встретил там ни одной живой души. А когда возвращался с берега на рейд, еще издали увидел, как три бронекатера строем фронта шли полным ходом к линкору — шли как в атаку, хотя их трехдюймовки были бесполезны против его брони, а линкор мог разнести их одним залпом. Но Иван Платонович Михайлов по наблюдениям, которые все время вел, да, очевидно, и по интуиции уверился, что линкор безлюден. И горячий характером командир не стал ждать...Как потом выяснилось, команда покинула линкор ночью, уйдя на катерах и шлюпках к лежащим западнее островам. Михайлов построил на палубе «Шлезиена» своих катерников, сорвал с флагштока фашистский флаг и торжественно поднял на трофейном корабле наш советский. Кстати сказать, этот эпизод запечатлел на пленке известный кинооператор Роман Кармен — он выходил с бронекатерами Михайлова в разведку.Происходило это 8 мая. А в ночь на 9-е по кораблям, рассредоточенным в районе Штеттинского залива, прокатилась стихийная эстафета неурочной побудки. Моряков подняла на ноги не команда с вахты, не сигнал тревоги, а переданное всеми средствами связи известие о безоговорочной капитуляции гитлеровской Германии. В ночное небо взметнулись ракеты и трассы пулеметных очередей, где-то ударили и орудия. Никто не приказывал открывать эту пальбу, но никто и не останавливал ее — надо было дать разрядиться людям.Многое вспомнилось в День Победы. Потоком пошли поздравления. Одним из самых дорогих была для меня телеграмма с Дальнего Востока — от капитана 2 ранга в отставке Петра Андреевича Сюбаева, первого моего командира.10 мая моряки Днепровской флотилии продолжили боевую работу по наведению порядка в Померанской бухте — эта работа не могла прекратиться сразу с окончанием войны. И не обходилась без потерь. В первый день мира подорвался — опять на донной мине — тральщик, на котором шел командир дивизиона капитан-лейтенант Алексей Михайлович Королев, погибший вместе со всем экипажем.
* * *
Советская Родина отмечала своих сынов, отстоявших ее свободу и независимость. Удостаивались наград армии и дивизии, полки и корабли, бойцы и командиры. За боевое содействие войскам 1-го Белорусского фронта в Берлинской операции Краснознаменная Днепровская флотилия была награждена орденом Ушакова I степени. 1-я Краснознаменная бригада речных кораблей стала именоваться Бобруйско-Берлинской, дивизион бронекатеров капитана 3 ранга И. П. Михайлова был преобразован в гвардейский. Более чем тысячу днепровцев, отличившихся в последних боях, ждали боевые ордена, многих — повышение в званиях. К тому, что уже известно читателю о дальнейших судьбах героев этой книги, могу добавить, что в недалеком будущем стали контр-адмиралами К. М. Балакирев, С. М. Лялько, Е. С. Колчин, И. Г. Блинков, а затем и А. А. Комаров. В июне взвод днепровцев — сорок матросов и старшин, имевших по нескольку боевых наград, отбыл в Москву для участия в Параде Победы. Присутствовать на параде были приглашены мы с Петром Васильевичем Боярченко.То, что я пережил 24 июня 1945 года на Красной площади, слилось воедино с самым незабываемым за всю войну. Появление на площади командовавшего парадом маршала К. К. Рокоссовского и принимавшего парад маршала Г. К. Жукова высветило в памяти все встречи с ними, переполняя гордостью за то, что посчастливилось воевать под началом таких полководцев. А в первых шеренгах сводных полков 1-го и 2-го Белорусских фронтов шли командармы, командиры корпусов и дивизий, с частями которых плечо к плечу сражалась наша флотилия. Всколыхнули и потрясли душу трубы гигантского оркестра, грянувшего глинковское «Славься, русский народ!». И непередаваемо было ощущение того, как у тебя на глазах входят в историю грозным предостережением всем врагам Родины те минуты, когда под барабанную дробь падали к подножию Ленинского Мавзолея знамена разгромленных фашистских полчищ...Взвод днепровцев — командовал им ветеран боев на Березине и Припяти в сорок первом и под Берлином в сорок пятом капитан 3 ранга Максименко — прошел под волнующий ритм «Варяга» в составе сводного полка Военно-Морского Флота вместе с балтийцами, североморцами, черноморцами, дунайцами. Парад отразил то, что было незыблемым на войне: флот — в едином строю наших Вооруженных Сил, речные флотилии — в строю флота.Закончить воспоминания хочется строками из передовой статьи, появившейся вскоре после Победы в нашей военно-морской газете «Красный Флот». Статья озаглавлена: «Краснознаменная Днепровская флотилия». С той поры она мною хранится.«...Днепровцы сознавали, что в битве за последнюю фашистскую твердыню они представляли весь наш флот, и показали себя достойными выпавшей на их долю чести. Они доблестно пронесли советский Военно-морской флаг к самому центру Германии. Впервые в истории военные корабли нашей Родины появились на Шпрее... В боях за Берлин днепровцы использовали весь накопленный ранее опыт, сочетая доблесть и отвагу с высоким воинским мастерством. Нынешняя война показала и со всей силой подтвердила, что корабли могут оказать весьма значительную помощь сухопутным войскам, действующим в приречных районах. И опыт днепровцев — лучшее тому свидетельство»