Семь футов чистой воды - 14

Алексей Федорович  провел  по лицу ладонью и, решившись, заговорил неторопливо и трудно.
—   Много лет назад я сам был капитан-лейтенантом и служил в этом самом дивизионе, в котором сейчас служишь ты.  Был у меня хороший дружок. Тоже Лешка. Перед войной вместе  окончили училище имени Фрунзе. Любил я одну девушку. Светланой её звали. В то время училась в медицинском институте. Женился на ней. Уже после войны дочка у нас родилась. Только ребенка своего мне редко удавалось видеть. Почти все время болтались в море. Хватало нашим тральцам работенки. Летом сорок седьмого наш дивизион перебросили на постоянное базирование  в   Кюла-Ранд.   Я   обрадовался.  Надумал к  себе жену и дочку из Ленинграда вызвать. Снял комнату. Дал телеграмму.  Жду. К тому времени мы с Лешкой были уже командирами кораблей.  Однажды комдив приказал двум нашим тральцам выйти в море и очистить от мин водный район.  Старшим группы назначили моего тезку. Работали мы без передышки трое суток, а когда осталось пройти тралами последний квадрат, на Лешкином корабле вдруг дизель отказал. Стали мы на якорь. Лешка к моему тральщику на тузике подошел. Поднялся на борт. Посидели малость у меня в каюте, покурили. «Слушай, — говорит он мне, — ну какой резон дожидаться, пока мои «маслопупы» отремонтируют дизель? Сутки без толку потеряем, а может, и больше. Вот если бы поставить трал и попробовать пахать воду одним тральщиком. Гляди, какая выгода: быстрее в базу вернемся, доложим, что задание выполнено точно к сроку, а может, и пораньше успеем. Комдив нам обоим только ручку пожмет. Кроме того, с женой и дочкой побыстрее свидишься, они уже, наверное, приехали». — «Надо подумать, — говорю я. — Вдруг в этом последнем квадрате кроме гальваноударных есть еще и магнитно-акустические донные мины? Электромагнитный трал есть лишь на твоем корабле». А он мне: «Ты встречал в этом месте хоть одну такую мину? Нет. И не встретишь». Меня сомнение взяло. А Лешка усмехнулся: «Эх ты, всю войну прошел и не боялся, а здесь... Хочешь, давай сам поведу твой корабль, а ты чеши-ка на мой тральщик, отсыпайся. Думаешь, меня по головке погладят, если мы вовремя задание не выполним?» Что мне было возразить? Тут еще мой помощник пришел. Поддержал тезку моего. Я все еще колебался, не знал, как поступить. Лешка обиделся и ушел на своем тузике обратно. Я подумал и отдал команду с якоря сниматься. Поначалу все шло как нельзя лучше, подсекли пяток якорных мин, а потом рвануло у нас под килем... Чудом я уцелел, взрывной волной меня с мостика швырнуло. Шлюпка с Алексеева тральца подобрала меня. Очухался у него в каюте. Как узнал, что из-за меня погибло пять человек, хотел было застрелиться. Но дружок отобрал пистолет и приставил ко мне караульного матроса — как объяснил, чтоб я за борт не кинулся. Пришли на базу. Не успел с трапа сойти, меня сразу же под арест. Судили, дали срок.
—  Как же твой друг? — не утерпев, спросил Сергей.
—  А что он? Суть была в том, что Лешка мне официально  ничего  не приказызал,  а только идею подбросил... Вот и получилось, что я самовольно один пошел тралить.
—   Неужели некому было подтвердить, что он приходил   на   твой   корабль   и   уговаривал   тебя   сняться   с якоря?
—   Приходить-то он приходил,  — горько усмехнулся Алексей  Федорович, — тезка и сам этого не отрицал, да только   единственный   свидетель  нашего  разговора,  мой помощник, лежит в братской могиле.
— Но ты-то не молчал?
—  А что же говорить? Разве не по моей вине тральщик был поврежден? И не все ли равно мне было тогда? Погибших   морячков   моих   с   того   света   не   мог   воротить.
—   Что же было потом?
—  Дальше так...  Когда освободился, решил напрочь зачеркнуть прошлое.  Проработал несколько лет в Сибири, но семьи новой так и не завел. Потом затосковал смертельно и  приехал сюда, на Балтику...  Второй год здесь живу. Каким стал, сам видишь. Как дошел до этого, лучше и ие вспоминать... Всякого хлебпул...
—  А  где   же   теперь   ваша   жена   и дочь? — спросил Рындин, опасаясь своей догадки.
—  Там, где ты недавно был в гостях, — ответил Алексей Федорович и перевел на Сергея тоскливый, немигающий взгляд.
Рындин поначалу не нашелся, что сказать. В голове разом будто все смешалось: цветы, академия, донная мина... Вполне понятные до этого отношения между близкими людьми приобрели уродливую, хаотическую связь. И Сергей сам себе в этом нагромождении событий казался беспомощным и нелепым, словно баклан с перебитым крылом, пытающийся оторваться от воды. Казалось немыслимым, что этот опустившийся человек и вправду родной отец Валентины.
—  Дело-то как вышло?.. — продолжал Алексей Федорович. — Светлана  осталась  совсем одна,   без   родных и близких, в чужом краю,  да еще с ребенком  на руках. Валюшке всего два годика исполнилось. Очень я переживал, что так и ие смог никого из них повидать. Срок отбывал в Заполярье. Уже через год попросила у меня жена   развод.   Писала,   что   позора   моего   ей с дочкой хватит на всю их дальнейшую жизнь. Она прямо писала, что дружок мой, Лешка, не оставил их в беде... Что делать? Конечно же, горько было, что так нескладно все у меня вышло... Вырастет, думаю, дочь, узнает, что её отец преступник, и проклянет меня так же, как, наверно, до сих пор проклинают меня матери моих погибших матросов. Дал и развод. Немного погодя получил от Светланы еще одпо письмо, в котором сообщала, что вышла замуж за Алексея Прохоровича, и просила меня больше ничем о себе не напоминать, ради дочери. Вот так у моей Валентинки появился другой отец, тоже Алексей. И сходство наших имен очень даже кстати. Надеюсь, что Валюшка до сих пор ничего не знает...
—   Что же ты молчишь? — не утерпел Сергей. — Если это все правда, ты же кричать должен!
—  О чем кричать, Серега? О том, что я преступник?
—  Какая-то бессмыслица получается... Неужели нельзя было разобраться, почему подорвался корабль?
—   Зачем? Для того чтобы посадить в тюрьму Сизова и принести Светлане еще одно горе? Мало она с дочкой из-за меня натерпелась?
—  Ты свое отбыл и мог бы прийти к ним с чистой совестью.
—  А ты подумал,  каким я приду? Кто я теперь такой? — Губы Алексея Федоровича вновь задрожали, но он через силу заставил себя улыбнуться. — Никому это, Сергей, теперь не нужно. Обиды больше нет. Время все сгладило.  И никого у меня  не  осталось, кроме  Валентинки моей. Понимаешь ли ты меня теперь, Ссрега? Оставь её в покое...
—  Ты просишь невозможного. Я люблю ее. Она, надеюсь, тоже любит меня. Это у нас очень серьезно.
—  Дело  ваше, — помолчав,   сказал   Алексей   Федорович. — Не знаю, зачем я прошу тебя об этом. Наверно, родительский эгоизм сказывается, на который у меня теперь тоже нет права. Скажу прямо: если любишь, надо быть честным до конца. Сходи к Урве и все ей расскажи. И чтобы с Валентиной у тебя все было впредь ясно, чисто и определенно.
Сергей согласно кивнул головой:
—  Так оно и будет, Алексей Федорович.
—  Душно у меня, — сказал Мохов.

• Назад
• Вперед